Любовь как в Диснее

Представьте самое невозможное, что вы можете себе представить. А теперь представьте, что это невозможная любовь, которая все же стала возможной. А теперь самое последнее, о чем я хочу попросить вас, mon chéri, представьте место, где могла произойти эта невероятная любовь. Думаю тут мы сойдемся с вами в ответах, мой милый друг, какой бы любовь не была, она случится в Париже, в конце лета, в августе или уже в начале сентября? Думаю она будет где-то на пороге прохладного чая с мелиссой и золотистого дуновения ветра, там, где соприкасаются две вселенные, где пересекаются две параллельные, там, где царит гармония и спокойствие, там где все началось. Небольшой ресторанчик с итальянской кухней на улице Святого Доминика недолго просуществовал, и уже в двадцатых числах августа в свободное помещение въехал магазин постельного белья Blanc des Vosges. Владелец решил не скупиться, и уже к пятнице фасад отливал глубоким темно-коричневым, а блеск витрины притягивал внимание проходящих мимо прохожих. Витрина была лаконичная, никакого напускного или дешевого шика, но и скромной ее нельзя было назвать. Сдержанная белая надпись – название магазина – и немного еле заметных завитушек. Как только рабочие сняли пленку со стекла, она будто очнулась и огляделась по сторонам. Прямо перед ней находилась аптека, которая сонно поприветствовала своим особым, старушечьим кивком, бликнув на солнце. Чуть левее от аптеки была гордая парикмахерская, взирающая на всех свысока своими темными стенами, левее самой витрины была уютная пекарня со столиками прямо на мостовой, которая как бы извинялась за свою подругу. Аптеку и Ирландский паб отделяла друг от друга Rue de la Comète – улица Комет. А вверх по Rue Saint-Dominique стояли по обеим сторонам от дороги два четырехзвездочных отеля, чье соперничество было видно даже на невооруженный взгляд. А витрина взирала на все тщательно и с любопытством, она ничего ещё не видела в своей жизни, кроме серого завода, и сейчас её все волновало и возбуждало, и от счастья она сверкала на заходящем парижском солнце. Небольшая группа, смеясь, вышла из одного отеля и зашла в паб, девушка торопливо стучала каблучками со стаканчиком капучино из пекарни, пожилая женщина вышла из аптеки, и ее встретила пара плотненьких котов, машина проехала, подняв столб брызг недавнего дождя, два парня встретились и пошли вверх по улице к Эйфельевой башне, грустный мужчина остановился взглянуть на отремонтированный фасад магазина, стайка веселых девушек шла, прыгая и жуя на ходу свежую выпечку, серьезная женщина спорила по поводу крупного проекта по телефону, а между ее бровей залегла усталая морщинка. Директор выключил свет и закрыл магазин, звоня своей жене и спеша домой, переходя дорогу, у него под ногами пробежала собака с ошейником, но без хозяина. Она заглядывала всем в глаза и спрашивала: это ты? где ты? Идиллия этой узкой улочки была нарушена резким звуком затормозивших шин и сверкнувшими фарами. Тут витрина и заметила его. Треугольный, с красной рамочкой, дорожный знак, предупреждающий о пешеходах, ярко мигнул, отражая свет фар. Молодая мама коротко взвизгнула и быстро перебралась на другую сторону вместе с коляской и своим чадом, пробормотав что-то о водителях без мозгов. А город постепенно продолжал утопать в темноте, и вот, когда улицу освещали лишь огни ближайших магазинов, La Tour Eiffel зажглась миллионами огней, освещая собой Марсовы поля и близлежащие улочки. И дорожный знак отражал уже мягкий золотистый свет. И витрина уже не могла смотреть на что-то иное, кроме него. Он стоял, высоко подняв голову, и выполнял свою работу днем и ночью, в жару и холод. Подростки облокачивали на него свои велосипеды, пока забегали за круассаном или булочкой с корицей, а он услужливо подставлял свое плечо. Машины гнали на запрещенной скорости, а он стоял и храбро защищал пешеходов. Под ним не раз встречались влюбленные, а он смотрел на них, и вдруг осознавал, какой он одинокий в этом шумном и наполненном любовью мире. Дорожный знак стоял, отражая мягкий свет, как будто с нимбом на голове. И витрина вдруг ощутила то одиночество, которым был пропитан дорожный знак. Если бы она могла плакать, слезы бы навернулись на ее глазах. Но она могла лишь смотреть и обещать себе, что отгонит прочь это одиночество, что сделает все для того, чтобы дорожный знак встречал новые рассветы с улыбкой. Вот только она не знала, что дорожный знак смотрел на нее, и чувствовал все то же, что и она. И они оба не знали, что упадут в этот омут любви вдвоем.