Заученный урок, непрожитая жизнь.

В понедельник первым уроком в расписании стоит физра, и Ванечка с чистой душой решает ее проспать. Вообще, с учётом того, что вернулись они из Углича только утром, на уроки он может не ходить вовсе, но контрольная по математике сама себя не напишет, а если Светло её завалит, то его точно попросят к чёрту из их элитной гимназии. Типа здравствуй, районная общеобразовательная школа, всегда рад. Вообще, Ванечке так-то похуй было, он не особо напрягался, перекатывался по своим тройкам, но переводился из класса в класс. Потенциальное отчисление его не пугало, ходить ближе будет. Ну, родители понудили бы конечно, мозги бы Ванечке поебали. Но в целом - херня. Сейчас вот, с появлением Славика, свалить из школы хотелось меньше. Друг — это все-таки уже что-то. Тем более, что за эти полтора месяца они реально успели нихерово так сойтись. Ванечка даже начал писать домашки, изредка, для проформы, чтоб меньше мозги выносили со своим возможным отчислением. Но теоретически такой вариант тоже допускал, ну хер с ним, дружили бы и так. Ничего. А вот сейчас отчисляться не хочется вообще. То ли дело в том, что Ванечка к школе все же привык, то ли в Иване Игоревиче. Просто Ване, вернее. Сам же сказал так звать. Как ни крути, а заваливать эту гребаную контрольную по тригонометрии никак нельзя, ее ведёт как раз Елизавета Сергеевна, и она ещё на вокзале, когда только в город приехали, четко сказала, что если Ванечка с поезда устал, то это его проблемы. Никак не её. Контрольная, конечно, на последнем уроке, и хуй Ванечка клал на все остальные, но готовиться дома не выходит никак, так что он собирается и тащится в школу после физры. Если повезёт, то ему по дороге встретится Андрюха из математического. Они не то чтобы сильно дружили, но отношения были скорее хорошими, а ещё Андрей обладал уникальной способностью - вложить в голову Ванечки инфу так, чтобы он помнил назубок все ближайшие часов шесть. Потом, правда, знания испарялись с невероятной скоростью, но для сдачи и этого хватило бы с лихвой. Прямо у ворот обнаруживается Евстигнеев и благие планы готовиться к контрольной грозят с треском провалиться в небытие. - Ванечка? А ты чего пришел? Вам же сегодня выходной дали, кто ездил, нет разве? Ваня перехватывает сигарету и ловким движением поворачивает Ванечку за плечо, в сторону от ворот. Тот не сопротивляется, идёт следом, на ходу рассказывая про двойку за последнюю самостоятельную и единственный шанс ее переписать. Когда они скрываются за гаражами и школу перестаёт быть видно, Ваня достаёт из пачки ещё одну сигарету, протягивает ее Светло и тут же подносит зажигалку. - То есть, тебе надо за ближайшие пару часов понять основные принципы тригонометрии, чтоб написать хотя бы на трояк, так? Ванечка грустно кивает и жалобно смотрит на Евстигнеева. - Только это нихрена не возможно. Да? - Если честно - да. В этот момент у Ванечки внутри что-то обрывается. Конечно, это нереально, он и сам понимает: сделать тут что-то можно только чудом. Но верилось все же, что Ваня сейчас хлопнет в ладоши и проблема решится. - А если нечестно - то вполне. Она тебя в тамбуре у меня за спиной не заметила, значит особой внимательностью не страдает. Ванечка облегченно смеётся. Это абсурдно, но ему нравится. - Думаешь спрятаться под моей партой и подсказывать? Ты, боюсь, высоковат для таких манёвров. - Мои таланты в гибкости безграничны, но их мы оценим в другой раз. Евстигнеев улыбается и вытаскивает из уха наушник — маленький, беспроводной эирподс. Татуированный палец легко скользит по щеке, и через пару секунд Ваня уже успешно размещает все, как надо, но палец не убирает, ведёт по волосам, поправляя прядки, зачем-то гладит кожу чуть ниже, проводит острым кончиком ногтя по шее и снова поднимается к лицу… Ванечка в этот момент вообще забывает, что они там обсуждали и зачем это надо, какое там, он дышать едва успевает. Твёрдая подушечка пальцев Евстигнеева проходит по скуле, соскальзывает, касаясь самого краешка губ, оставляя горячий, жгучий след. На этом месте Ваня, видимо, приходит в себя, отдёргивает руку, слыша тихий, разочарованный вздох. - У тебя волосы длинные, - хрипло произносит Рудбой, - она вряд ли заметит. - Их же нельзя к андроиду? У меня не айфон, - отвечает Светло спустя долгих полминуты, но быстрее не может, весь мозг, кажется, сосредоточился в той маленькой точке, где только что был палец Вани. - Как-то можно вроде, но какая проблема, возьмёшь мой телефон, мне свой дашь, на него и позвоним. Я в начале контрольной найду повод зайти в класс, встану около тебя и украдкой сфоткаю задания, сядь просто впереди где-нибудь, чтобы я через весь класс не таскался. Я не математик, но на трояк я тебе точно нарешаю, на четыре может даже, с натяжкой. Будет убедительно зато. Ну и продиктую. И все, проблема решена. Ванечка кивает, все действительно звучит чертовски просто. Он не тупой, видит, сколько в этом плане логических дырок и шансов все просрать, но это не важно. Главное - план есть. Светло тянется и обнимает Евстигнеева, утыкаясь ему носом куда-то в грудь. - Спасибо, - тихо шепчет он, и эта благодарность вообще не за математику. Ваня гладит его по плечу, но вдруг опускает голову, уткнувшись носом в макушку. Ванечка стоит, не отступая ни на шаг, и плевать ему сейчас, что где-то там тлеет сигарета, и даже не важно, спалят ли их простенький способ скатать математику. Просто с Евстигнеевым приятно стоять вот так, в обнимку, чувствовать его дыхание, ощущать эти сильные, но очень нежные пальцы, которые блуждают где-то по позвоночнику. Светло поворачивает голову, прижимаясь ухом к груди Евстигнеева, и слышит, как бьется его сердце. Этот звук завораживает, Ванечка закрывает глаза и думает, что хотел бы вот так провести вечность. Сигарета дотлевает, фильтр начинает жечь кончики пальцев и Ванечка отбрасывает её, обычно он не мусорит, но сейчас отходить и искать мусорку не хочется совсем. Рука теперь свободна, и Светло, чуть поколебавшись, обнимает ей Ваню, просовывая озябшие от октябрьского ветра пальцы под его толстовку и чувствуя жар горячего тела. Футболки на Ване нет, и это, почему-то, кажется Светло очень волнующим. Он легко, едва касаясь, гладит подушечками пальцев поясницу, придвигается ближе и, забыв про всю неуверенность, скользит рукой наверх, почти дотягиваясь ладонью до лопаток. Сердце под ухом начинает стучать быстрее, это кажется Ванечке хорошим знаком, и он продолжает: ласково поглаживает спину, пристраивает вторую руку на боку, так же запуская пальцы под край толстовки. Евстигнеев почти не шевелится, лишь дышит чуть глубже, да не перестаёт водить кончиком пальцев по Ванечкиному позвоночнику. А Светло понимает, что было не так, тогда, с Катей. Перед ним сидела красивая, на все готовая девчонка, и гормоны никуда не девались. Только вот не стучало так под ухом сердце, не хотелось так прижаться, так обнять. Не хотелось почувствовать на своём теле чужие руки. А с Евстигнеевым хочется, Ванечка чуть выгибает спину, Ванина рука соскальзывает прямо на пояс джинс и это, неожиданно, волнует сильнее всего. Слишком сильно, пожалуй. - Блять, прости, - шепчет Ванечка, понимая, что сейчас упирается стояком в бедро Евстигнеева и ни хрена не находя в себе сил отодвинуться. Евстигнеев вздыхает, хриплым, тяжелым вдохом, втягивает носом воздух и вдруг чуть поворачивается. Ванечка вздрагивает, вскидывает голову, почти сталкиваясь лбом с Ваниным подбородком. У Вани самого стоит, причём, судя по всему, уже довольно давно, он просто не шевелился. Ванечка смотрит в глаза, все ещё тёплый, ласковый взгляд Рудбоя чуть затуманен, он действительно сдерживается. Светло тянется, встаёт на носочки, меняя положение, в паху горячо и тесно, но теперь в ширинку упирается ещё и стояк Рудбоя, и это ощущается совсем уж особенно. Ванечка прижимается ближе, касается губами колючей щетины, и вот тут Евстигнеев к чертям теряет весь свой контроль. Он легко, будто пушинку, подхватывает Светло на руки, притягивая ближе, и глухо рычит, когда понятливый Ванечка обхватывает его талию ногами. Кто из них кого первый целует — сказать сложно, просто в какой-то момент под Ванечкиными губами появляются чужие губы, в рот вторгается требовательный язык. Ванечка и сам не против, осторожно проходится языком по клыкам Рудбоя, чтоб не порезаться, но тот вдруг перехватывает его, опуская руку ему прямо под задницу, и все эти предосторожности оказываются лишними. Ванечка глухо стонет прямо в рот Ване, гнётся в пояснице, пытаясь оказаться чуть ниже, чтобы замок на ширинке Рудбоя попадал точно между его бёдрами. Ваня снова рычит, отстраняется на секунду и впивается жёстким поцелуем прямо над Ванечкиной ключицей, оттягивая ворот футболки, Светло цепляется за его шею, прижимая к себе сильнее и чувствует, что стояк Евстигнеева наконец-то вдавливается в его собственный, внутренности стягиваются в комок и мир вспыхивает яркими красками. Ванечка стонет, громко, протяжно, отпускает одну руку, вынуждая Рудбоя подхватить его сильнее, и скользит ей между их телами, вдавливая шов на джинсах. Ваня чертыхается и чуть раздвигает ноги, стоять так ни хрена не удобно, зато Ванечка теперь может просунуть руку через пояс его джинс, на которых, к счастью, нет ремня. Зацепив резинку Рудбоевских трусов, Ванечка чувствует жар, и, не сомневаясь, обхватывает пальцами член. Положение совершенно неудобное, рука затекает, но сейчас на это плевать совершенно. Член Евстигнеева больше, чем его собственный, но в ладонь ложится, как будто специально для неё создан, Ванечка делает пару быстрых движений и чувствует, как Рудбой отклоняется, упираясь спиной в стенку гаража, сохраняя равновесие. Ванечка чувствует, что под его бёдрами уже обе руки и чуть съезжает, свешивая задницу и давая себе больший простор для движений. Ладонь хреново скользит и Ванечка, на секунду, достаёт ее, облизывая широким и размашистым движением собственные пальцы, тут же отправляя её обратно. Теперь двигаться проще, а все мысли о том, сколько микробов он сейчас проглотил, вообще не кажутся значительными, когда под пальцами оказываются Рудбоевские яйца. Ванечка перекатывает их, стараясь не сжимать слишком сильно, и снова возвращается на член, оглаживая большим пальцем головку. Ваня вздрагивает и через пару секунд рука Светло оказывается облитой липкой спермой. Он вытаскивает её, пачкая резинку боксеров и, скорее всего, пояс джинс, и, повинуясь инстинкту, снова облизывает, пробуя на вкус чуть солоноватую жидкость. От одного этого зрелища Рудбой жмурится и, кажется, борется с собой, чтобы член снова не встал. Ванечка аккуратно сползает, оказываясь на земле, но ноги держат плохо, он всё ещё скорее висит на Ваньке, чем стоит сам. Пару минут тишину нарушают лишь звуки глубокого дыхания. - Это типа все было очень неправильно и я должен был сдержаться, да. Евстигнеев говорит это все, не отпуская Ванечкину талию, и на его лице не видно ни грамма раскаяния. Светло смеётся. - Ты обещал, что мы потом ещё твою нечеловеческую гибкость проверять будем, я запомнил. Только после контрольной уже, а то я и с наушником не пойму ничего. Рудбой смеётся, мягко целуя его в губы. - И почему ты тут оказался, такой потрясающий? Я с первого дня, как увидел тебя, понял, что пропал. Никто больше так не смущается, и не краснеет так. Я всегда знал, что гей, конечно, но такое все же впервые. Ванечка улыбается. Он ведь тоже сразу пропал, наверное, на экскурсию эту записываться пошёл, хотя и не собирался вовсе. Татуировки все разглядывал, прижимался в тамбуре…тянуло его к Ваньке, ох как прав был Славик. - Я раньше не знал, что гей. Но мы же типа в школе, где ещё получают новые знания. Такие вот мне нравятся. Ваня хохочет, отрываясь наконец от стены и осматриваясь. Удивительно, что за все это время ни одна живая душа сюда не заглянула, хотя обычно тут было полным-полно учеников, сбегающих покурить на перемене. Хотя, сейчас же урок, наверное. Ваня смотрит на часы, качает головой и тянет Светло за собой. - Идём, тебе умыться бы, да и мне тоже. А лучше душ. Я живу тут, в двух шагах, у меня нет сегодня уроков, я заходил пособия Фёдорову отдать. Только уговор: дома ты отправляешься в ванну, а я - повторять тригонометрию к твоей контрольной. Согласен? Ванечка кивает. Необходимость душа для обоих кажется чертовски заманчивой перспективой, но никто из них никуда не спешит.