* * *
Мир вокруг покачивался и кружился, и Гарри наверняка бы упал, но, видимо, профессору Дамблдору не впервой было сталкиваться с такой реакцией. Крепкая рука на плече удержала от падения, а сзади в ноги мягко уткнулось подлетевшее кресло, в которое Гарри с облегчением упал, пытаясь прийти в себя. Профессор же призвал чайничек и приступил к завариванию чая, не спеша начинать разговор. Часы на стене показывали почти шесть вечера. «А здесь даже дня не прошло!» — осознал Гарри. — Уфф! Это было нечто!!! — наконец смог выдать он, обретя контроль над голосом. — Да, Гарри, первый опыт глубокого погружения — он навсегда останется в памяти. — Профессор лукаво улыбнулся. — Но твой сон весьма необычен: героизм, пророчество и миссия спасения мира от Тёмного Лорда — очень впечатляющий набор! Гарри ощутил, как начали краснеть кончики ушей. — И Хогвартс в твоём исполнении мне очень понравился, — продолжал профессор, — волшебные палочки, плавающие свечи, живые картины, юбилеи смерти у призраков — я даже попробую кое-что из этого реализовать и у нас здесь. Гарри чувствовал — краска заливала уже всё лицо, ещё немного — и из ушей повалит пар. — Но мне далеко до вас, сэр. Движущиеся лестницы, исчезающие двери и кочующие аудитории — я за шесть лет так до конца и не понял схему лабиринта! — Аха-ха-ха-ха, — рассмеялся по-доброму Дамблдор. — Гарри, если бы новичок в своё первое глубокое погружение превзошёл меня, я бы съел свою бороду! Когда-то я заключил пари, и оно ещё в силе. — Интересная атмосфера в снах встречается часто, — продолжил он. — Вот, скажем, недавно у одной девушки наша школа предстала древним, пустым, мрачным и запущенным замком, где из обитателей были лишь мы, профессора, ставшие живыми предметами, да некое «чудовище», бывшее заколдованным принцем… — Это же сюжет сказки «Красавица и чудовище»! — выпалил Гарри, обрадованный сменой темы. — Да, — улыбнулся профессор, — и большинство снов именно такие — повторение чужих сюжетов и декораций. — Он наклонился вперёд и медленно, с расстановкой, будто пытаясь донести важность каждого слова, произнёс: — Но у тебя, Гарри, было нечто восхитительно новое. А это талант — талант архитектора снов. И при том — сильный. Сказать, что это сообщение было шоком, — значит, ничего не сказать. Архитекторы снов — одна из самых редких и уважаемых профессий магического мира! Сам Гарри до этого момента видел себя в будущем как аврора или, что гораздо реалистичнее, — зельевара. Но теперь-то, теперь!.. Бой курантов вырвал его из состояния мечтательности, напомнив о позднем времени. — Чаю? — спросил профессор, слегка провернув кисть. — Спасибо, — взял подплывшую чашку Гарри. — Но чтобы стать архитектором сновидений, тебе, Гарри, сперва предстоит решить свои проблемы, — мягко проговорил Дамблдор. Гарри почувствовал, как хорошее настроение улетучивается в дымоход. — Начиная с ваших с отцом взаимоотношений… — Да нет никаких «наших» проблем! — не удержал выкрик Гарри. — Если бы он хоть иногда выползал из своей лаборатории, тогда мама не ушла бы к Этому!.. — он отвернулся, пытаясь не показать еле сдерживаемые злые слезы. — Прости меня, старика, Гарри, не подумал, что твоя рана ещё так чувствительна. — Вы не виноваты, профессор. — он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. — Просто «там» мои родители были вместе: до конца, и даже после. Я и забыл… — Ещё раз прошу прощения, Гарри, но если ты хочешь стать архитектором… — Я всё понимаю, — скороговоркой перебил его Гарри, — у архитектора снов не должно быть подавляемых желаний и страхов, потому что они зачастую вмешиваются в заказанные сны. — Я рад, что ты понимаешь ситуацию, — кивнул Дамблдор, — можешь рассчитывать на мою помощь в этом деле. — И заговорщицки понизив голос, он добавил: — Я даже не скажу профессору Риддлу о том, что ты сделал с его ушами и носом. Гарри не удержался и прыснул набранным в рот чаем, вспомнив, какая рожа была во сне у Этого-Человека. — Простите, — напрягся он, пытаясь вспомнить формулу очищающего заклинания. — Ничего, — хитро улыбнулся профессор, — ведь это частично моя ошибка. Дамблдор щёлкнул пальцами, мгновенно создавая матрицу заклинания. Гарри с лёгкой завистью проводил взглядом очередной показ недосягаемого мастерства. — И раз уж зашла речь о профессоре Защиты… — На этих словах остатки хорошего настроения исчезли, словно его, как и пролитый чай, испарило заклинание Дамблдора. — Гарри, я понимаю, что принять случившееся будет сложно, и… — Принять?! Да как это можно принять?! Я никогда не примирюсь с Ним!!! И если мне не стать архитектором снов, то и пусть! — Гарри откинулся вглубь кресла и, внутренне коря себя за срыв, принялся рассматривать стоящие ровными рядами на полках призовые кубки, фотографии выпускников и памятные подарки. Лишь бы не показать опять заблестевшие от слёз глаза, не видеть сочувствия во взгляде профессора. — …И считаю, что требовать от тебя примирения было бы лицемерием с моей стороны, — продолжил Дамблдор, как будто его не прерывали, — а потому предлагаю взглянуть на вот эту книгу. Гарри протёр глаза рукавом, стараясь сделать это движение как можно естественнее и понимая, что его уловка не обманет мудрого старика. Бросил взгляд на стол. Перед ним в выцветшей кожаной обложке лежал фолиант с тиснёным названием: «Антарес Блэк. Начала окклюменции». — Это работа гораздо обширнее базового курса, что проходите вы. В своё время она очень помогла мне с похожей проблемой. Не обращай внимания на потрёпанный вид. И на мои каракули на полях тоже, — Дамблдор ободряюще улыбнулся. — Спа… сибо, это честь для меня, — кое-как выдавил из себя Гарри, поражённый осознанием подтекста сказанного: ведь передача личной книги — это неформальное предложение стать личным учеником. Личным учеником архимага! — А теперь давай разберём ошибки, — перешёл на деловой тон профессор. — В самом начале я провёл успешную атаку и протащил тебя в гораздо более глубокий слой сна, почти лимб, где и задал твой фон как «маленького мальчика Гарри», живущего унылой жизнью в приёмной семье. Именно внушённая память о годах серости и обыденности в совокупности с откатом ментального возраста усыпили твоё самосознание. Отметь этот момент — с самого начала ты не мог активно сопротивляться вторжению в разум, работали только пассивные методы защиты. Затем Хагрид вводит тебя в мир волшебства, и раздутая мною слава приводит к неприятию тобой своих же проекций. Сам я занял позицию авторитетной фигуры и постепенно шаг за шагом завоёвывал твоё доверие. Так, ты на первом же курсе выдал мне своё самое сокровенное желание, а немного позже и самый сильный страх. Тут Гарри вспомнил зеркало Еиналеж и дементоров. — На втором курсе мне пришлось немного потрудиться: наконец-то твоя пассивная защита активизировалась на полную мощность. Но василиск так и не смог найти меня в созданном мной лабиринте Хогвартса. Зато я смог заставить тебя считать его врагом, и в итоге ты сам уничтожил своего главного защитника. Довольно улыбаясь, Дамблдор откинулся на спинку кресла. — На третьем курсе включился последний режим обороны — специально созданные проекции должны были убить тебя и таким образом разбудить. Но на поезде я, приняв образ Люпина, защитил тебя, а затем подтолкнул к мысли самому защищаться от них. В итоге вся твоя наработанная защита была полностью демонтирована. Оставались обычные проекции, большинство из которых в силу своей роли не могли меня атаковать. Гарри нехотя кивнул, соглашаясь с полным провалом. После всего пережитого смотреть профессору в глаза было тяжело. Взгляд сам собой съехал за окно и зацепился за набирающий высоту лунный экспресс «Нимбус-2000». — На четвёртом курсе я ограничился маленькой махинацией — назвал чемпионом Хогвартса Седрика Диггори, в итоге твоему гордому подсознанию не оставалось ничего другого, кроме как сделать себя четвёртым участником, тем самым ещё больше настраивая против тебя твои же проекции. Всё остальное время я потратил не столько в поисках спрятанного в рамках зачета «секрета», который ты должен был защитить, сколько в наслаждении созданным тобой миром. И противостояние проекциям на четвёртом и пятом курсах полностью дело твоих рук. На шестом курсе я подключил к поиску тебя же, маркировав «секрет» «крестражами» Волан-де-Морта. И твоё подсознание помогло мне, выдав подсказки. И хотя защита «секрета» была на высоте, — Дамблдор наклонился вперёд и, лукаво улыбаясь, добавил: — а придумка с зельем была просто отличная, но, — он откинулся обратно, — в итоге ты сам помог мне его заполучить. Гарри наполнило чувство стыда за такой позорный разгром: хуже не придумаешь — самому взять и отдать вторженцу то, что прятал от него! — Подводя итоги, вынужден с прискорбием тебе сообщить, что зачёт по базовому курсу окклюменции ты не сдал. Но не переживай, на моей памяти за все эти годы лишь одному ученику удалось пройти испытание с первой попытки, — успокаивающе добавил профессор. — Это был Он, не так ли? — спросил Гарри, уже подозревая ответ. — Если ты имеешь в виду профессора Риддла, то — да, — кивнул Дамблдор. — Он один из лучших магов современности. И по правде говоря, я планировал в следующем году уйти в отставку, передав свой предмет ему. — Старик улыбнулся, глядя на округлённые в страхе глаза Гарри, и, весело подмигнув, продолжил: — Но зная вашу взаимную нелюбовь, полагаю, ещё на пару лет я могу и задержаться. Гарри облегчённо выдохнул — он просто не смог бы позволить копаться в своей голове Этому-Человеку. Дамблдор взглянул на настенные часы: — Ну, думаю, Гарри, на сегодня я и так достаточно тебя задержал. — Да, сэр. — Он уже почти поднялся, как вдруг понял нечто очень важное. — Профессор, в моём сне вы прожили почти шесть лет, а ведь есть и другие ученики, и постоянные сны на заказ. — Он собрался с мыслями и с некоторым страхом спросил: — Скажите, сколько вы прожили — сотни, тысячи лет? Разве это не тяжело? Разве однажды просто не устаёшь жить? — Хороший вопрос, Гарри, мы с тобой обязательно посвятим время внутренней дисциплине архитекторов снов. А пока что скажу — если смотреть на мир широко открытыми глазами, то жизнь никогда не приестся. Да вот, не далее как сегодня я наблюдал истинное чудо — сказочную школу Чародейства и Волшебства Хогвартс. — И проживший тысячи жизней искренне улыбнулся, сверкнув стёклами очков.* * *
Гарри не спеша спускался по лестнице, ведя рукой по прохладному металлу стены. Подумать только! Ещё утром — целую вечность назад — он просто подготавливался к зачёту по окклюменции. А сейчас прошёл не просто день — он прожил самые невероятные семь лет в своей жизни, шагнул навстречу смерти, и вдобавок стал учеником архимага! — Надо рассказать Рону и Гермио… Ох! — он остановился как вкопанный, осознав истину — Гермиона никогда не была его подругой! В реальной жизни не было нападения тролля в школьном туалете. Он не спасал её. И они не стали друзьями. Не было философского камня и дуэли с Малфоем, и она не нарушала правила ради них. Не было василиска, и она не лежала окаменевшей, сжимая в руках заветный клочок бумаги. Не было спасения Сириуса, и незабываемого полёта вдвоём на гиппогрифе. Не было Волан-де-Морта, и всех тех приключений, где она была рядом. Гермиона на протяжении всех лет совместного обучения так и осталась для них с Роном просто «этой занудной лохматой заучкой», над которой весь класс любил потешаться. Его Гермионы не было. Никогда. Потерянный в мыслях, он добрёл в один из внутренних двориков и упал на скамью… * * * Уже давно стемнело, тихо накрапывал дождь. А Гарри никак не мог унять раздрай в мыслях: «Это же был просто сон. Та Гермиона — ненастоящая! Она ведь просто проекция... Тогда откуда в душе эта пустота, откуда невыносимая тоска по такой знакомой и одновременно такой чужой девушке?»