Yellow//Ярче солнца

- Эрен, Жан, Конни, Саша, ваш выход через 5 минут! Будьте готовы! – Армин ворвался в гримёрку и помахал всем рукой в знак приветствия. – О, привет, Микаса! – он особенно тепло улыбнулся девушке в готическом платье и с красным шарфом на шее, который, несмотря на контраст, совсем не портил её загадочный образ. Немного отдышавшись, Ардерт побежал дальше. Армин занимался организационными вопросами группы, и ему надо было ещё сбегать к Райнеру и Бертольду, которые отвечали за звук и свет. Ребята даже не успели ничего ответить - мальчишка слишком быстро исчез. Тогда Жан кивнул куда-то в пустоту и продолжил прихорашиваться у зеркала, обильно заливая волосы лаком. Он был одет в кожаную косуху и футболку с каким-то анархистским слоганом, а также чёрные джинсы, которые заметно подчёркивали достоинства его фигуры. На лице красовалась любимая всеми фанатками козлиная бородка, а глаза были даже немного подведены чёрным карандашом – сегодня должен был быть долгий и важный для группы вечер. Эрен делил с Кирштайном зеркало и тоже варганил что-то со своей внешностью (конечно же, при поддержке Микасы, которая хоть и не состояла в группе, но от Йегера никуда надолго не отходила). Аккерман давала ему советы по красоте и не забывала каждые пять минут целовать парня в щеку. И, конечно, Эрен делал вид, что недоволен таким раскладом событий, и вообще он весь такой равнодушный и крутой, но при этом не мог скрыть мечтательную улыбку. Жан недовольно фыркнул, наблюдая за ними в отражении. Увы, разбитое сердце нельзя было склеить слишком быстро. Ещё совсем недавно он был влюблён в Микасу по уши, но очень скоро понял, что ему ничего не светит. Хотя, несколько недель даже по-джентельменски ухаживал за ней и дарил цветы. Однако девушка его жесты не оценила, ведь для неё никого кроме Йегера не существовало. Именно поэтому Кирштайну приходилось чуть ли не каждый день с досадой наблюдать за тем, как эти двое зажимались где-то в углу, а также ловить их взгляды, полные любви друг к другу. Зрелище тошнотворное, если честно. Не давая впасть парню в мрачные раздумья, Конни «случайно» запульнул ему в голову барабанной палочкой и попал в самое яблочко, заставив почти всех присутствующих, а в особенности Сашу, которая сидела рядом с ним и бацала что-то на бас-гитаре, громогласно рассмеяться. - Эй, ты испортил мне причёску! – Жан угрожающе обернулся к другу, который никак не мог унять приступы неудержимого хохота. - Прости, Жан, просто у тебя была такая кислая мина, что мне захотелось разрядить обстановку, - как ни в чем не бывало улыбнулся Конни во все тридцать два. - Ты даже с гнездом на голове красавчик, и знаешь это как никто другой, - подбодрила его Блауз, у которой откуда ни возьмись в руке оказался пончик. Немного подумав, она всё же протянула ему сладость. – Будешь? - Ну как можно на вас злиться? – усмехнулся Жан и с удовольствием взял предложенный Сашей пончик. Он умял его меньше, чем за минуту, благодарно ей улыбнувшись, и добавил, смахивая крошки с губ: – Только, Конни, больше так не делай. - Ладно… - Спрингер нахмурился, тем самым вызвав у других смешки. - Так, вы уже закончили? – поинтересовался Эрен, напоследок поцеловав Микасу в губы, с электрогитарой на плече, холодный, непоколебимый как скала и готовый рваться в бой. – Заканчивайте свой цирк и пошли уже. Жан хотел уж было высказать ему, всё, что он о нём думает, и попросить не задирать нос. Но времени на ссоры не было, поэтому Кирштайн сдержал свой гнев (неужели он наконец повзрослел?), поправил в последний раз волосы и, глубоко вздохнув, вышел первым на сцену. - Удачи! – крикнула Микаса, но её слова затерялись в общей шумихе. Толпа взревела, тем самым приводя вокалиста в экстаз. Жан счастливо улыбнулся – всё-таки он был в своей стихии – и подошёл к микрофону, установленному точно под его рост. Свет софитов был направлен прямо на него. - Добрый вечер всем! Забудьте о всех своих бедах и просто хорошенько оторвитесь сегодня. С вами группа «Парадиз», и мы подарим вам рай на земле! Раздались аплодисменты и восторженные крики, на сцену выбежали все остальные, занимая свои места. Конни отбил ритм, Саша вступила со своей басовой партией, после чего Эрен, размахивая длинными волосами, заиграл бодренький риф на гитаре, Жан запел первые строчки, Бертольд устроил целое световое шоу, и клуб под ироничным названием «Клуб 27» заходил ходуном. «Парадиз» пели околополитические, но при этом пацифистские песни о том, как всех достали политики и вечная несправедливость, и как было бы здорово, если бы люди жили в мире и согласии с собой и окружающими. И всё это под соусом настоящего рок-н-ролла. Жан прыгал на сцене, хриплым голосом выкрикивая слова песни и соблазнительно двигаясь, чем приводил в восторг всех девушек в зале. Он словно заигрывал со слушателями, очаровывая их как змей-искуситель. Удивительно, но даже некоторые парни поддались его чарам. Им он тоже подмигнул. Сегодня он был просто неподражаем, что также не укрылось от глаз Эрена, поэтому, чтобы позлить друга, он в какой-то момент запел с ним в микрофон – это была битва за первенство – и исполнил крышесносное соло на гитаре, которого по плану не должно было быть. Тем не менее, публике понравился такой накал страстей. Кроме того, у Эрена был на удивление очень приятный, немного грубоватый голос, и всем пришлось по душе небольшое соревнование двух парней. Конни и Саша тоже были на высоте. Они давно так не выкладывались. Саша радостно подпрыгивала на месте, заряжаясь общей атмосферой безумия, а Конни яростно стучал по барабанам, непроизвольно делая злые и забавные рожицы, чем заслужил любовь толпы. Народ слэмился и устраивал мошпиты в центре зала, кто-то обливался водой и обнимал друзей, горланя любимые песни. Особо ярые поклонники трясли патлатой головой и всех в шутку толкали. Давно в клубе не было такого ажиотажа, и это не мог не заметить его хозяин, Эрвин Смит, который пританцовывал у барной стойки вместе с Леви и Ханджи. Даже лицо Аккермана выглядело сегодня чуть менее хмуро, чем обычно, что располагало к нему людей. А Зоэ как всегда что-то выкрикивала и с коктейлем в руке отрывалась так, словно это был последний день на земле. - А ребята молодцы, надо их почаще сюда приглашать, - хмыкнул Эрвин, потягивая виски и наблюдая за реакцией Аккермана. - Да, они неплохи, не ожидал такого от наших оболтусов, - не смог сдержать улыбку Леви, сделав пару глотков бурбона. - Шутишь!? – крикнула ему в самое ухо Ханджи, чуть не пролив на его идеально чистый костюм «Космополитен». – Да они просто чума! Леви смерил ее презрительным взглядом, но она этого, казалось, не заметила, и с ещё большим энтузиазмом принялась отплясывать. Секрет хорошего выступления крылся в контрастах. Разогрев толпу, которая уже давно пребывала в полнейшей эйфории, потный, немного выдохшийся Жан, решил раскрыть свой туз в рукаве – а именно сыграть медленную песню. Ему принесли акустическую гитару, и, подключив ее к комбо-усилителю, вокалист начал наигрывать первые аккорды. - Как вы знаете, в тайне наша группа, а в особенности я, питает любовь к Coldplay, и сегодня мы хотели бы сыграть для вас одну особенную песню… Кирштайн поискал глазами в толпе светлую макушку Армина. Он обычно стоял прямо у сцены и при возможности выходил на сцену к ребятам, чтобы аккомпанировать им на синтезаторе – лирические композиции были его стезёй – но сейчас Жан его не видел. - Дамы и господа, медленный танец! – торжественно объявил в другой микрофон в углу сцены Эрен. Он подбежал к Жану и шёпотом спросил, что они будут играть. Кирштайн немного растерялся и, перебирая в уме весь репертуар Coldplay, так и не смог определиться, как вдруг заметил в толпе знакомый силуэт. Армин был не один. Рядом с ним, смущенно осматриваясь по сторонам, стоял высокий черноволосый парень в ярко-жёлтом свитере с радужным принтом, кучей фенечек и браслетов на руках, с наивным и добродушным выражением лица. Было видно, что ходить по рок-концертам было для него в новинку. Видимо, это был сокурсник Армина, и он восторженно – по крайней мере так с расстояния интерпретировал Жан его взгляд – смотрел на музыкантов. Словно прочитав чужие мысли, он прямо в упор взглянул Кирштайну в глаза. И вокалист, внезапно ощутив сильный импульс по телу, узнал его. Он точно где-то раньше видел этого парня. Только очень-очень давно, возможно, даже в параллельной вселенной. Почему так сильно забилось сердце, грозя разорвать грудную клетку, почему в горле появился комок слёз, и руки немного задрожали – Жан не знал. Но он понимал, что всё это неспроста. Зрительный контакт продолжался, казалось, целую вечность, но Жан решил всё же вернуться в реальность. В глаза снова бросился кричаще жёлтый свитер незнакомца, и Кирштайн, тепло улыбнувшись, обратился к притихшей публике: - Мы исполним песню Yellow. Армин, нам понадобится твоя помощь. Арлерт бодро взобрался на сцену и подошел к синтезатору, подняв большой палец вверх и тем самым объявляя о своей готовности. Жан кивнул и заиграл знакомые аккорды, после чего вся группа подключилась к нему. Несмотря на то, что они очень давно не исполняли эту песню на публике, им удалось сыграться и найти гармонию друг с другом. Глядя в глаза человека, которого Жан когда-то наверняка знал, он нежным, неузнаваемым голосом запел: Look at the stars Look how they shine for you And everything you do Yeah, they were all yellow Пока он, прикрыв веки и вкладывая душу в каждое слово, самозабвенно пел, люди в зале танцевали, а в голове проносились сцены из далёкой, чужой жизни. Его звали Марко Бодт, и он был ярче солнца. Впервые они познакомились, стоя на крыльце армейской столовой. Сначала Жан был ко всему скептично настроен, но, увидев добрую улыбку незнакомца с веснушками, скептицизм на время покинул его, и он начал рассказывать юноше о своей жизни даже то, о чем обычно предпочитал молчать. Бодт всё это время внимательно слушал, облокотившись на бортики, и тепло смотрел на него, а Кирштайн обнажал перед ним душу, позабыв про все свои укоренившиеся страхи. В ту ночь над ними особенно ярко сияли звезды, но ещё ярче светились тёмные глаза Марко, когда он смотрел на своего нового друга. I came along I wrote a song for you And all the things you do And it was called Yellow Следующая сцена – они с Марко дрались на солдатских учениях под присмотром старшины. Но конечно не всерьёз, стараясь не наносить оппоненту серьёзные увечья. Как только старшина переключал своё внимание на других партнеров по спаррингу, друзья подбегали друг к другу, убеждаясь, что никто не пострадал. В такие моменты даже Жан, привыкший думать только о себе любимом, забывал про собственное здоровье и тревожно ощупывал синяки на коже Марко, переживая за него больше, чем за себя. Но Бодт всегда лишь улыбался сквозь боль и гладил его по волосам, заявляя, что всё с ним в полном порядке. В какой-то момент Жан поймал себя на мысли, что тает от его прикосновений. So then I took my turn Oh, what a thing to have done And it was all yellow Жан помнит, как они почти каждую ночь, несмотря на то, что рано утром их ждала сложная тренировка, болтали обо всём на свете, и часто даже не замечали, как дело шло к рассвету. Когда на землю опускался мрак, им обоим было неспокойно, и спасение они находили только друг у друга в объятиях. Жан помнит, как убеждал себя в том, что всё это чисто по-дружески, и вообще-то ревновать друзей к другим людям тоже нормально. Правда, даже ему верилось в это с трудом. Your skin, oh yeah, your skin and bones (Ooh) turn into something beautiful (Aah) you know, you know I love you so You know I love you so Их первый поцелуй случился во время тренировки в лесу, когда никто не видел. Улучив момент, Марко отвёл Жана в тихое место и, сильно краснея, признался в своих чувствах. Кирштайн сначала был в ступоре, не совсем понимая, как всё до этого дошло. Но, поддавшись порыву чувств, поняв, что так будет правильно, он наконец сказал три заветных слова и притянул Бодта к себе. Поцелуй был слишком неумелым и неуклюжим, но оттого не менее прекрасным. Больше Жан никогда не был настолько смелым, как в тот день. I swam across I jumped across for you Oh, what a thing to do 'Cause you were all yellow В тот день Марко признал в нём лидера, попросил не сдаваться, поверил в него, когда Жан растерял уже всю веру в себя и человечество. Они крепко обнялись, но их объятия разняла война. I drew a line I drew a line for you Oh, what a thing to do And it was all yellow В последний раз, как они виделись, у них даже не было времени на проявление чувств. В критической ситуации и на пороге смерти каждый думал лишь о том, чтобы выжить. Сердце Жана сжимала тоска. Плохое предчувствие не отпускало. И совсем не зря. Однако Кирштайн закрыл на это глаза и всё-таки выжил. Жаль, что Марко повезло гораздо меньше. Your skin, oh yeah, your skin and bones (Ooh) turn into something beautiful (Aah) and you know For you, I'd bleed myself dry For you, I'd bleed myself dry А потом пепел, точно снег, падал с неба, и Жан увидел то, что осталось от Марко, поначалу даже его не узнав. Глаза наполнились слезами, лёгкие сдавила паника, но он так и не позволил себе заплакать. Кирштайн до последнего не хотел верить в смерть самого дорогого человека, но реальность была слишком жестока. It's true Look how they shine for you Look how they shine for you Look how they shine for- Look how they shine for you Look how they shine for you Look how they shine Look at the stars Look how they shine for you And all the things that you do Жан участвовал в сожжении тела и, глядя на беспощадные языки пламени в поминальном костре, уничтожающие его любовь без следа, он всё ещё не верил и так и не проронил ни слезинки. Теперь непонятно, какие из этих костей твои, Марко. Всё увиденное было долгим и мучительным сном. Кирштайну хотелось верить, что он вот-вот проснется в мире, где они с Марко, его личным солнцем, снова будут вместе. Жан, допевая последнюю строчку, ощутил солёную влагу на щеках и с удивлением заметил, что плачет прямо посреди концерта перед сотней зрителей. Конечно, такое поведение совсем не вписывалось в образ рок-вокалиста. Однако люди, убаюканные его голосом, отнюдь не смотрели на него с осуждением. Наоборот, они грустно улыбались, разделяя его чувства. Музыка смолкла. Зал, казалось, затаил дыхание вместе с Жаном. Каждый шаг давался ему с трудом. Кирштайн дрожал от волнения, но упорно шёл вперед, убеждая себя, что поступает правильно. Ему нужно быть смелым. Он наконец спустился со сцены. Незнакомец в смешном жёлтом свитере побежал ему навстречу, как будто он и правда был его старым другом. Вытирая слёзы, Жан мягко притронулся к знакомой руке. Между ними пробежал разряд тока. Кирштайн с ужасом и трепетом рассматривал совершенно целое, веснушчатое лицо Марко, которого когда-то невозможно сильно любил. А Бодт со свойственной ему теплотой улыбнулся, заставляя Жана млеть от нежности, и ответил рукопожатием как в их самую первую встречу. - Вот мы и снова встретились, - мягким баритоном сказал Марко, особенно выделяя его имя, словно оно являлось чем-то сакральным, - Жан… Если до этого Жан ещё мог более-менее сдерживать рыдания, то теперь он расплакался как ребёнок и крепко-крепко прижал к себе Бодта. Чувства прорвали долго сдерживаемую плотину. Всё встало на свои места. Пазл сложился. Они снова были вместе. Две родственные души, которые ничто не может разлучить. Даже эрозия времени и законы Вселенной. - Здравствуй, Марко…