под защитой

за окном крупными вспышками расплывается весеннее зарево. мэй ханьсюэ — неестественно прямая осанка и ажурный иней на губах и кистях рук — чуть поворачивает голову в сторону окна, ведёт взглядом сверху вниз и не знает, как описать приятную тяжесть на сердце. восторг, наверное. радость. редкость среди бесконечной учёбы. он следит за полётом невесомого лепестка яблони, когда младший брат окликает его и по-лисьи щурится: — сегодня твоя очередь играть с мэн-мэном. мне родители наказали больше практиковаться с мечом, а ты и так умный, можешь и его развлечь. мэй ханьсюэ сначала не обращает внимание — брат любит иногда рассуждать о себе (или о чём-то пространном), даже если никто не желает его слушать. но имя запоздало расцветает в груди пятном яркой краски, и он переводит взгляд на младшего мэй ханьсюэ. вместо привычного инея или осуждения у него в зрачках немой вопрос: «почему?» почему стало так сладко и мурашки пробежали по коже? почему я жду приезда сюэ мэна? почему я чувствую? но младший мэй ханьсюэ — неуловимый солнечный зайчик. очаровывает каждого и этим с завидной регулярностью пользуется, ищет себя в центре внимания — и не находит определённой пристани. не ему, маленькому братцу, учить мэй ханьсюэ. не ему рассказывать о чувстве, от которого всё внутри сжимается. поэтому слова с губ так и не слетают. младший мэй ханьсюэ будто бы всё понимает и только с улыбкой склоняет голову набок. всё-таки они оба чересчур умны для своего возраста — а младший слишком много взял от лисиц. без этого они вряд ли выжили бы во дворце тасюэ. братья мэй могли бы ещё долго играть в гляделки, диалог без слов вести, но из главного зала дворца слышится шум. — не скучай! — младший мэй ханьсюэ машет рукой на прощание и исчезает в дверном проёме. маленький феникс рядом со своими родителями видится особенно гордым: вздёргивает острый клюв к небу и смотрит на всех горящими глазами. кричит что-то между: «посмотрите на маму и папу! они лучшие, у папы это даже на веере написано!» и «я — наследник пика сышен и вам придётся со мной считаться!» мэй ханьсюэ это зрелище умиляет — он даже невольно приподнимает брови, смотря на сюэ мэна, сложившего руки на груди. но в первую очередь думает о приличиях и склоняется в вежливом поклоне перед господином и госпожой с пика сышен. — рад приветствовать вас во дворце тасюэ. — мэй ханьсюэ! — смех у сюэ чжэнъюна — взрывы фейерверков и майское солнце. — рад тебя видеть. надеюсь, тебе ещё не надоело играть с сюэ мэном? — нет, — исчерпывающе отвечает мэй ханьсюэ и выпрямляется, складывая руки на эфесе любимого меча. — вы с ним хорошо ладите? он тебе не надоедает? — папа! — маленький феникс недовольно распушает пёрышки и вертит головой. — мы сами разберёмся! — да. и нет, — покорно отвечает мэй ханьсюэ, не обращая внимание на восклицания сюэ мэна. — вот и отлично. идите на улицу, там прекрасная погода сегодня, — госпожа ван на прощание только приглаживает непослушные волосы своего птенца, прежде чем тот выбегает из дворца — ему ведь во всём надо быть первым, — и одаривает всех улыбкой, похожей на жжёный сахар. мэй ханьсюэ нравится наблюдать за их семьёй. всё в них тёплое, нежное, как топлёное масло, и видны алые нити, которыми их души сшиты. он не может ответить им той же явной заботой, не может выразить томящуюся глубоко в сердце привязанность — не из той ткани сделан, слишком шершавый и холодный. поэтому только молча кивает и выходит следом за сюэ мэном. тот стоит в дожде из белых лепестков, высоко подняв голову. — чего ты так долго? — сюэ мэн бурчит из чистой вредности, режет взглядом по копне волнистых светлых волос, но на мэй ханьсюэ такие уловки не работают. он сохраняет размеренность и плавность в движениях, которым учился несколько лет, останавливается в нескольких шагах и ждёт следующих слов. вызова. с сюэ мэном всегда так. он придумывает новые игры, бесится, кричит и суёт тебе в лицо засахаренные фрукты — а ты терпишь всё по необъяснимым причинам. — ещё и как будто воды в рот набрал. пойдём дальше в сад, здесь скучно. сюэ мэн срывается с места и одним чудом не цепляется за торчащие корни деревьев. мэй ханьсюэ следует за ним привязанной бледной тенью — и быстро реагирует на внезапный выпад рукой. — нападать без предупреждения нечестно, — констатирует он факт как честный судья и отбрасывает сюэ мэна на несколько шагов. — я знаю, что у тебя быстрая реакция! — парирует сюэ мэн и пытается ударить ещё раз. — но если я продолжу тренироваться, я до тебя доберусь! мэй ханьсюэ не отвечает — хотя почему-то уверен, что это чистая правда. перед маленьким любимцем небес все двери обязательно откроются. и ему хочется оставаться близкой тенью, когда это случится. хочется, кажется, быть хорошим другом. пока они только перебрасываются быстрыми ударами то кулаков, то раскрытых ладоней. руки начинают болеть, но это сюэ мэна только раззадоривает — он смешно хмурится, сжимает челюсти до хруста и рывком набрасывается. это на мэй ханьсюэ совсем не похоже. для него важна точность и холодная чистота стали. поэтому, наверное, так интересно наблюдать за сюэ мэном. так хочется быть рядом — и просто смотреть на его довольную улыбку. глупо так. всё ещё на мэй ханьсюэ совершенно не похоже. их бой разрешает капля воды, упавшая сюэ мэну на нос. он невольно вздрагивает, поднимает голову вверх, и вместо мягких лепестков ещё несколько холодных капель падают ему на щёки. — эй! мы не закончили! — разочарованно восклицает сюэ мэн, будто обычно небеса к его решениям прислушивались. — сейчас вернусь, — отвечает за небо мэй ханьсюэ и исчезает среди деревьев. сюэ мэн всё время его отсутствия будто и с места не двигается, позволяя дождю стекать по складкам одежды. и только завидев зонт он отряхивается, будто собака, и на его лице расцветает довольная улыбка. — спасибо, мэй ханьсюэ! под одним зонтом тесновато, но тяжёлое дыхание сюэ мэна удивительно хорошо согревает щёки. — пойдём глубже в сад. я покажу тебе особое место. и сюэ мэн ему искренне верит. // сейчас, лёжа в снегу, сюэ мэн не верит никому. вся искренность вычерпана ложками, всё доверие разошлось трещинами — и ему остаётся только выть. мэй ханьсюэ видит его, разбитую статуэтку, и сердце невольно сжимается. все его слова сейчас всё равно обратятся пеплом. сюэ мэн в его сторону, наверное, даже не посмотрит. но мэй ханьсюэ всё равно накрывает его красным зонтом — как в детстве. — ты простудишься, — он пытается сделать голос мягче, укутать его в теплоту и нежность, как умела одна только госпожа ван. — пойдём со мной. хочешь в наше особое место из детства?