Не всем достаётся венец

      День был ясный и морозный. Негреющее солнце стояло в зените, отчего сосульки на крышах переливались всеми цветами радуги. Старый рысарь Старшой сидел на завалинке у кузницы и задумчиво осматривал внутренний двор Громовой Груды. Жизнь в замке шла своим чередом. Главный конюший покрикивал на челядь, чтобы те дали лошадям овса и вычесали гривы и хвосты, из кузницы доносился стук молота о наковальню, по стене неспешно прохаживались часовые… Несколько рысарей заняли стрельбище у северной стены, а четверо из тех, что помоложе, лихо рубились на тренировочных мечах. В какой-то миг один из них зазевался и как следует получил специально затупленным лезвием по шлему. Старшой усмехнулся в усы, услышав обиженный возглас "За что?!" и дружный гогот остальных. "А вот неча ворон считать, когда мечом размахиваешь…" С такой мыслью рысарь ещё раз огляделся по сторонам и уже было снова вернулся к наблюдению за остальными, когда что-то за стеной привлекло его внимание. Время пока было довольно спокойным, так что ворота держали открытыми, поэтому приближающуюся ко входу в замок маленькую фигурку мог бы заметить любой, а не только стража на стене. — Стой! Кто идёт? — громкий оклик часового заставил пришельца остановиться и поднять руки. — Отставить, пусть проходит, — Старый вояка дал страже знак не стрелять, поднялся на ноги и направился к открытым воротам. Пришелец оказался… Мальчишкой лет одиннадцати. Крохотным, соплёй перешибёшь, чумазым, в потёртом тулупчике и с холщовым мешком за плечами. Неровно обрезанные русые волосы постоянно лезли в лицо, заставляя мелкого потешно фыркать и морщиться, однако огромные зелёные глазищи смотрели не по-детски серьёзно. — Ну, малец, как тебя звать-величать, и зачем пожаловал? — Старшой невольно улыбнулся. — Звать меня Ма… Мишей, — голос у мальчонки был по-девичьи звонкий, но серьёзного тона он не бросил. — Родных не имею, где жил — позабыл. Вдова одна меня приютила, но у неё и так трое по лавкам. Быть ей в тягость не хотел, вот и пришёл в Громовую Груду… Хочу учиться и стать рысарем, пока венцесса не вернётся! Последнюю фразу он почти выкрикнул, вызвав взрыв хохота у остальных. — Да ты себя-то видел? От горшка два вершка! — Ха-ха! Воробушек, да и только! — Вот он! Ужас Горы Ледяной Угрозы! — ЦЫЦ! — Рысарь сурово обвёл взглядом разом притихших юнцов. — Настоящему воину рост не помеха, а ты, Елисей, видать, уже позабыл, как не мог лёгкую кольчужку поднять, а туда же. А ты, малец, — он снова повернулся к покрасневшему, как маков цвет, мальчишке. — Пока будешь Елисею копьё носить, а там посмотрим. Ну так что, выдюжишь? Мелкий поднял голову и уверенно кивнул. — Ну, вот и славно. Дуй сейчас в баню, потом на кухню, тебя там накормят. А остальные чего встали? Ну-ка, быстро за дело! Игнат, хватит ворон считать, в бою по шлему получишь — простой шишкой не отделаешься! ***       Маша, кое-как отбрыкавшаяся от сопровождения, сидела в тёплом предбаннике и жевала горбушку ржаного каравая, поминая добрым словом приютившую её на несколько дней вдову, поделившуюся старыми вещами и давшую еды в дорогу. Она до сих пор не могла поверить, что её безумный план удался! Маша доела горбушку, отломила от оставшегося каравая большой кусок и, обильно посыпав его солью, оставила вместе с маленькой чаркой кваса в предбаннике, а сама нырнула в парную. За несколько дней, проведённых в этом мире, она уже успела познакомиться с домашними духами, так что заручиться поддержкой банника было весьма осмотрительно. ***       Дни тянулись за днями, складываясь в недели. Недели — в месяцы.       Первое время было тяжело из-за необходимости отзываться на чужое имя, постоянно набрасывать лёгкую маскировку, нагрузок и отсутствия привычных удобств, но человек существо такое, которое ко всему привыкает.       За три проведённых в Громовой Груде года Маша так толком не поняла, что же она должна сделать. Максимум, на что хватало её мыслей после изнуряющих тренировок, были поиски пропавшей венцессы. Но где её искать? По слухам, прежде чем исчезнуть, та страдала от проклятия Ледяной кости. Но что это было за проклятие, Маша до конца не понимала, зная только, что подхватить его можно, если сгрызть косточки больного животного. Оставалось лишь плыть по течению событий и ждать. О маленькой девочке из невероятно далёкой современной Москвы уже мало что напоминало. Руки загрубели и покрылись мозолями от тренировочного меча, плечи под тяжестью брони раздались в ширь. В силе она по-прежнему уступала своим сослуживцам, тут уж ничего не поделаешь, зато на голову обходила их во всём, что касалось ловкости. Один раз, упражняясь в стрельбе, она слишком близко наклонилась к тетиве не в меру тугого лука, так что выпустив стрелу, та с размаху хлестнула сквознячку по щеке, чудом не отхватив кончик носа и оставив глубокую царапину. Вот другие рысари ухохотались… Но… Уже как-то без обид. Старшой тогда опять всех отчитал, и чуть ли не пинками погнал "Мишку Приблудного" к лекарю. На память о том случае осталась лишь белёсая полоска шрама.       Несколько раз Маша видела Привениху Рыкосу Гривастую.       Слухи об этой женщине ходили всякие. Что она каждую ночь оплакивает погибшего брата и пропавшую невестку. Другие, передаваемые шёпотом, напротив утверждали, что это госпожа-сударыня виноваты в исчезновении венцессы… Но услышав однажды ночью жуткий звериный вой доносившийся из окон тронного зала, Маша могла сказать точно: что-то с Рыкосой было явно нечисто.       А потом её отправили на разведку. Рысарь Зазубрина из соседнего замка собрался идти воевать Громовую Груду, и Машу, как самого гибкого, ловкого, а главное, невысокого, из молодых рысарей, послали проследить за войсками, в ближайшие дни могущими показаться в окружающем лесу. С заданием сквознячка справилась, накинув на себя прозрачность и разведав, где встали лагерем люди Зазубрины, и с какой стороны ожидать нападения, а на обратном пути решила немного поохотиться. То, что сбитая куропатка остыла как-то слишком быстро, она не заметила. *** — Миш, Мишок, ты чой-та трясёшься весь… — Елисей, все эти годы присматривавший за сквознячкой, обеспокоенно хлопнул свою подопечную по плечу. — Д-да, что-то сегодня холоднее, чем вчера… — Маша попыталась улыбнуться, но из-за бившей её дрожи вместо улыбки получилась жутковатая гримаса. Рысарь услышав это нахмурился и резко подтащил девочку ближе к свету. — Да у тебя волосы белеть начинают! — Елисей побледнел и тряхнул её за плечи. — Так, ты возвращаясь обратно в замок что-нибудь ел? Какую-нибудь дичь подстреливал? — Н-ну, да. Есть х-хотелось, и я к-куропатку подстрелил. Он-на м-маленькая была… — КОСТИ ГРЫЗ?! — Рысарь уже срывался на крик. — Две с-случайно раск-кусил…       Маша уже поняла, что с ней стряслось. ***       Холодно… Как же холодно…       В рысарском бараке жарко пылала печь, но страдающая от проклятия Ледяной Кости сквознячка этого почти не чувствовала. Она сидела на своей койке, закутавшись в беличий плащ и тщетно пытаясь согреться. Холод казалось, шёл изнутри, и скрыться от него не было шанса. Здешний домовой, задобренный Машей, раздувал огонь пожарче, но это не помогало. В один из дней, когда ей уже двигаться стало трудно, зашёл Старшой. — Эй, малец, ты как? — вояка похлопал Машу по плечу. — Холодно… — посиневшие губы почти не слушались — Эх… Держись, слышишь? — Рысарь посмотрел ей в глаза. — А у нас тут новость. Венцесса, слышь-ка, очнулась! Видал я её. Чистая порода, ничего не скажешь! Высока, синеглаза, брови соболиные, волосы как крыло вороново… Сквознячка с трудом кивнула. Если венцесса вернулась, значит, скоро домой? Но нет. Зов молчал. Видимо, что-то она должна была сделать другое, но теперь уже вряд ли получится узнать, что же именно.       Холодно… Как же холодно… ***       В тело словно воткнули тысячи раскалённых иголок. Ощущение было такое, будто бы её из морозильника кинули сразу в духовку, и теперь она замерзала и горела одновременно. — Давай, мальчик, молодец, садись, вот так… — лекарь вместе с умшастой ежихой (странно фыркнувшей на словах про "мальчика") носились вокруг неё как две наседки с яйцом. — Больно, понимаю, сердечко-то живое бьётся… Кое-как отдышавшись, Маша уставилась на стоящую перед ней "венцессу". — Ну, привет… Никита из Как-о-Дума. — сквознячка невольно расплылась в улыбке, — а знаешь, тебе даже идёт этот наряд.       Парень, разнаряженный в роскошное платье, готов был провалиться под землю.