— А вообще, скорость звука быстрее скорости света, поэтому Он сначала слышит, а потом видит как Ты выходишь из ванной… — медленно и с невероятно длинными паузами между словами прочитал Лукард цитату из статьи гламурного глянцевого журнала и с непередаваемым выражением лица перевел взгляд на Изабеллу.
— Я такое не читаю! — верещала девушка, прыгая вокруг высоко поднятой руки и тщетно пытаясь добраться до источника проблемы. — Я просто взяла его из церкви, как веер, и до сих пор не выкинула!
— И потому загнула страницу на этой статье, — наклонил голову Лукард.
— Я ничего не загибала! — зарычала Изабелла, потрясая руками воздухе. — Я просто… — она не смогла подобрать нужных слов и, в яростном бессилии вцепившись себе в волосы, с громким цоканьем каблучков понеслась к выходу.
А ведь вечер начался так хорошо! Они гуляли в замковом парке, полночи говорили на всевозможные темы, он показывал ей такие красивые фигуры из золотого свечения и даже делал их ее же руками, а потом — вот это! Да как ему в голову вообще пришло, что она будет такое читать?! Скорость звука быстрее скорости света!.. Да как это вообще…!
Двадцать три умножить на семьдесят восемь!
Изабелла попыталась отвлечься на счет и тут же вспомнила, что они уже говорили сегодня об этом, когда она, словно невзначай, спросила Лукарда, как он читает мысли. Механизм он ей не объяснил, однако заметил, что, чем свежее событие, тем ярче мысли о нем. Самые яркие поэтому всегда лежат на поверхности. Человек — раб своего разума, он не может спрятать то, что волнует его больше всего. Обрести полный контроль над мышлением — тяжелейшая задача. В связи с этим таблица умножения, к которой так часто прибегала Изабелла, выглядела для Лукарда новогодним хороводом чисел вокруг красочных сцен и образов.
Девушка раздраженно фыркнула и продолжила свой оскорбленный путь по бесконечному коридору в сторону спальни.
И все же отделаться от
его голоса и образа было практически невозможно. Куда бы она ни посмотрела и ни повернула в своих размышлениях, он был везде.
Она мотнула головой и тут же вспомнила, как на ее вопрос о многочисленных философских течениях, Лукард усмехнулся и сказал, что все направления верны. Как верны и те, кто их придерживаются. Но не потому, что это непреложные знания. А просто потому, что людям не все равно. Уходящие в философию понимают, что мир вокруг ложен, и ищут истину. И каждый находит для себя свою в зависимости от жизненной ситуации. Однако если он не обретает над ней контроль, то она, подстегиваемая его жизнью, одерживает верх и превращает своего последователя в фанатика. Но упрекать его в этом сложно — он защищает то, что ему дорого, ведь все люди одинаковые и все люди разные, и каждый борется за свои интересы в рамках собственных обстоятельств. Тот, у кого есть животные и нет детей, будет защищать права животных; тот, у кого есть дети и нет животных — права детей; тот, у кого нет ни одного, ни другого, после длительных поисков объявит о любви к себе и о том, что он никому ничего не должен. Переход между состояниями возможен. И каждый будет прав. Но в этом споре не родится истина. Спор — лишь самоутверждение и доказательство того, что оппонент — дурак. А так как дураком себя никто не признает, все останутся при своих мнениях до тех пор, пока не научатся слушать и говорить, потому что истина родом из разговора.
Изабелла хмыкнула и подошла к своей двери.
Нет, ну он ведь может нормально общаться! Излагать мысли, объяснять точку зрения. Не говоря уже о том, что он представляет из себя ходячую энциклопедию по всей известной и неизвестной вселенной. И тут этот дурацкий журнал! Они же за секунду до этого говорили о смысле жизни и ее зарождении! И вот один поворот его головы в сторону скамейки при входе, куда она вчера кинула журнал, чтобы посмотреть дату и место его выхода в печать, — и "Он сначала слышит, а потом видит как Ты выходишь из ванной…"
Изабелла покачала головой и взялась за ручку двери. В памяти сразу запрыгал ее вопрос о том, как же тогда правильно жить, и его ответ — что так, как если бы кто-то объяснял ребенку, что такое хорошо и что такое плохо.
Девушка поднесла руку к вискам. Так странно. Она совсем не может перестать о нем думать. Вроде бы они только что поговорили и этот разговор уже остался в прошлом, но он все еще звучит в ее голове. И повторяется вновь и вновь… И ей так сложно переключить свои мысли на что-то другое.
Изабелла прислонилась лбом к прохладной стене.
Она не может думать ни о чем другом. Что за наваждение?.. Он, конечно, сказал ей, что контроль над мыслями обрести чрезвычайно сложно, но то, что с ней происходит, не поддается никакому объяснению. Она же может подумать о том, как красиво небо над замком, как прекрасны контуры ночных деревьев в свете луны, как мерцает под звездами лесное озеро... Небо — над
его замком, деревья — в
его землях, озеро — в
его лесу.
Девушка от злости топнула ножкой. Да что же это такое! Ну не о природе, так о том, чего здесь нет, она же может подумать! Например… о детях! Здесь их точно нет!
Однако, когда она спросила его, что было самым ужасным из того, что он когда-либо встречал в своей жизни, он ответил, что самым большим страхом последней ему современности были дети, которые не благодарили родителей за дар жизни, а обвиняли в непрошенном рождении.
Нет, с ней явно происходит что-то странное… Где-то же должно быть место, где его нет. Ни в мыслях, ни в материальном мире.
Изабелла глубоко вздохнула и открыла дверь.
Он… Сидит в ее кресле. С этим дурацким журналом! И нагло ухмыляется! Это же ее кресло! Она всегда сидит в нем перед сном!
Хотя, впрочем, как это ее? Здесь все —
его. И это кресло, и эта комната, и этот замок. И, если уж на то пошло, то и весь видимый мир тоже.
Девушка потерла затылок. Наверное, это все последствия данного осознания…
— Тридцать три сумочки, которые Он обязан купить Тебе на грядущий летний сезон, — тем временем донеслось из кресла.
— Я такое не читаю, — процедила Изабелла.
— Но здесь тоже было загнуто, — протянул Лукард.
— Я. Ничего. Не. Загибала, — отчеканила Изабелла.
— Десять способов сшить амазонку, как у Изабеллы, для реконструкторских показов.
— Я же говорю, я это не…
— Тотальное омоложение за двадцать один…
— Что?!
— За двадцать один день.
— Я не об этом! Что ты только что прочитал?!
— Тотальное…
— Нет! До этого!
— Тридцать три сумочки…
— Да нет же! Дай мне журнал!
— Ты ведь такое не читаешь.
— Не читаю, но дай мне журнал!
— Зачем тогда он тебе?
— Лукард! — бросилась Изабелла вперед, но потерпела поражение, потому что снова оказалась в той же прыгающей позе, как десять минут назад.
— Да?
— Пожалуйста, дай мне журнал с этой статьей.
— С какой?
— С предпоследней.
— Она не была загнута, ты станешь такое читать?
— Лукард!
— Слушаю.
Изабелла взвыла и набросилась на статуеподобное тело, издевательски приставившее одну мускулистую руку к боку, а вторую — поднявшее на два с половиной метра над уровнем пола.
— Лукард, прошу тебя, дай мне журнал. Он мне очень нужен.
— Тебе про тридцать три сумочки или про скорость звука?
— Про все!
— Но, чтобы постигнуть всю глубину этих текстов, нужно обладать особым складом интеллекта.
— Считай, что у меня его нет!
— Серьезно?
— Да, я глупая женщина! Дай мне журнал!
Лукард сделал шаг назад и пристально посмотрел на застывшую напротив него в бессильной ярости собеседницу:
— Это лучшие слова, которые я от тебя слышал.
Изабелла затряслась от негодования, но взяла себя в руки и выдавила:
— Я счастлива, что угодила тебе. А теперь дай мне журнал.
— Мне кажется, нельзя просто так взять и оставить эту тему без развития.
— Чего ты хочешь? — опасно понизила голос Изабелла и начала осматриваться по сторонам в поисках тяжелого и желательно железного предмета.
— Повтори.
Девушка немного помолчала, а затем недоуменно уточнила:
— Что?
— Что ты сейчас сказала.
— Что мне нужен журнал.
— Нет, не то, — отрезал Лукард.
Изабелла сцепила зубы и почти прошипела:
— Что я глупая женщина и что мне…
— Стоп. Еще раз.
— Что — еще раз?!
— Что ты только что сказала?
Изабелла с громким сопением втянула воздух и выпалила на выдохе:
— Я сказала, что я глупая женщина и что мне…
— Еще раз первую часть предложения. И не торопись.
Она сейчас стукнет его. Вот этой палкой для штор. Прямо по голове, на которой расположилось это нахально ухмыляющееся лицо. Хотя нет. Она подождет, пока он заснет… — Изабелла задрожала от опьяняющего чувства мести. — Она подождет. О-о-о, пока он будет спать, она съездит в город, наберет серебра, сделает из него раствор и обольет пол вокруг его кровати. Нет! Она обольет весь пол в его спальне! Так, что он сможет сидеть только на своих подушках. А если он попытается выпустить крылья и взлететь, она сразу же остановит его серебряной палкой. О-о-о, она не просто остановит его. Она будет гонять его этой палкой по двум квадратным метрам кровати до тех пор, пока он не принесет ей все известные человечеству формы извинения. А если этот самоуверенный наглец надумает подпрыгнуть и зацепиться за потолок, она обрызгает его из пульверизатора серебряной водой!
— Я не расслышал.
Смеется тот, кто смеется последний! Она отберет у него и журнал, и это самодовольное выражение лица. Только надо немного подождать. Совсем немного. И тогда…
— Что ж, в таком случае я ушел спать, — сообщил Лукард и вдруг щелкнул пальцами. В его руке сразу образовалось пламя огня, которое без промедления поглотило разноцветный глянец.
— Нет, остановись! — завизжала Изабелла, бросаясь к его руке и повисая на плече.
Плотные листы бумаги начали мерцать красно-желтыми линиями и сворачиваться в серебряный пепел.
— Я просто, — медленно наклонился Лукард к ее волосам и прошептал, — надену тапочки.
Изабелла ошеломленно застыла и уставилась в зеленые глаза напротив.
— Что? — прошептала она.
— Спокойного дня, — отдал честь Лукард и, обойдя окаменевшее изваяние, направился к дверям.
Тонкие пепельные стружки, кружась, опускались на пол, словно снежинки в безветренную погоду...
Да как он?..
— Ты! — резко развернулась вслед за ним Изабелла. — Знаешь, кто ты?! Самонадеянный, надменный, заносчивый нахал! Не знающий никаких границ приличия! Думающий, что может залезать в чужую голову и копаться там, как в шкафу с одеждой! Ты не имеешь права смотреть, о чем я думаю! Это мои личные мысли!
— О да, — отозвался Лукард с порога. — Пульверизатор был особенно удачен.
Изабелла осеклась, но тут же рванула из комнаты:
— Я сожгу все тапочки в твоем замке! — вопила она, несясь следом. — И ты останешься босиком! И будешь сидеть на своей кровати до скончания веков!
— Чьих? Твоих? — хмыкнул Лукард.
Девушка остановилась и, озверело дыша, посмотрела на удаляющую спину хозяина замка.
— Да хоть бы и моих! — обогнала она невыносимого собеседника и, путаясь в юбках, начала перебегать ему дорогу так, что он каждый раз был вынужден останавливаться, чтобы не споткнуться. — И за это время я выкрашу серебром все стены твоего замка! В десять слоев!
— Ты потратишь всю жизнь, чтобы принести сюда серебро, сделать из него краску и перекрасить все стены всех помещений на всех этажах? — даже несколько заинтересованно уточнил Лукард и осмотрел ближайшую стену.
— Именно! — подскочила к нему Изабелла и угрожающе встала на носочки.
— В десять слоев?
— Да!
Лукард посмотрел на нее, потом еще раз на стену, затем отставил ничего не весящую для него фигурку в сторону и вдруг, протянув руку вверх, достал из пустоты какую-то разноцветную книгу.
— Тогда это точно для тебя, — многозначительно приподнял он кончик брови.
Журнал! Он же сжег его пару минут назад! Она видела это собственными глазами! Как такое возможно?! Он что, повернул время вспять и собрал пепел в обратную сторону?
Изабелла протянула руку и в третий раз поняла, что ее цель опять поднялась на недосягаемую высоту.
— Отдай! — заверещала она, пытаясь вскарабкаться наверх по необъятным плечам, но, потерпев очередное поражение, ожесточенно замолотила кулачками по широкой груди. — Ты сам сказал, что это мое!
— Я не говорил, что это твое, я сказал, что это для тебя.
— Да какая раз…?! — начала Изабелла и тут же, осеклась, постигнув суть сказанного. — Ты…! Да как…?!
— Об этом и речь, — заметил Лукард и, еще раз переставив Изабеллу в другую сторону, прошел в сторону главной лестницы. — А, вернее, ее отсутствие, — донесся его удаляющийся голос.
— Я же говорила, я такое не читаю! И у меня все в порядке с речью! — окончательно разъярилась Изабелла.
— Ну тогда… — почти уже неслышный ответ и снова вспышка огня в руке, поглотившая злосчастное печатное издание.
Ему конец.
Девушка взвыла и бросилась в бой.
Ну и пусть он выше ее на две головы! Ну и пусть он весит больше полутонны! Ну и пусть он граф и у него есть замок и земли! Ну и пусть он может то, что не под силу никому из живущих на земле! Она даже не будет ждать, пока он заснет! Она просто…
Истошно бурлящие планы мести внезапно потонули в зеленой пучине дурманящей страсти и захлебнулись от прикосновения его губ.
— Глупая женщина, — послышалась его усмешка.
— Я не… — выдохнула Изабелла и снова вынужденно замолчала.
— Своевольная, избалованная, дерзкая, упрямая малявка.
— Я же сказа…
Вновь обжигающая близость.
— Которую не помешало бы поучить общению с мужчинами.
— Лука…
— К тому же старшими тебя в несколько раз.
— В несколько раз старше можешь быть только…
— Чего бы ты хотела?
— Что?!
— Какое из четырех моих слов было особенно непонятным?
Изабелла, тяжело дыша, смотрела на разгорающееся над ее головой изумрудное пламя.
"Чего бы ты хотела?" — вновь прозвучал в ее голове его голос.
Она точно слышала это недавно. От него. Она в этом уверена. Он спрашивал ее этими же словами. Но при этом… — не спрашивал. То есть она не может вспомнить, при каких обстоятельствах он озвучил этот вопрос.
"Какое из четырех моих слов было особенно непонятным?"
Это он тоже ей говорил. Но как будто бы еще раньше…
"Своевольная, избалованная, дерзкая, упрямая малявка."
И это она тоже уже от него слышала…
— Чего бы я хотела? — почти шепотом переспросила она.
— Да.
— Я… Пожалуйста, дай мне журнал, — потерла девушка виски.
Легкий поворот руки в пространстве — и вот глянцевое издание вновь восстало из небытия, как птица Феникс.
Изабелла схватила добычу и судорожно зашуршала страницами.
Голову вдруг начало стягивать чем-то плотным и тугим. Словно кто-то наматывал на нее невидимую ленту или просто обхватил руками…
Вот оно! "Скорость звука быстрее скорости света". Дальше — "ЗЗ сумочки". Еще дальше — "Тотальное омоложение". Дальше…
Нет, как же это?
Девушка резко перевернула страницу обратно.
Где же оно? Ведь между сумочками и омоложением была статья с ее именем!
— Лукард…
— Да?
— Ты ведь сжег этот журнал.
— Да.
— И затем восстановил его.
— Да.
— Несколько раз.
— Да.
— Ты мог что-то… потерять?
— Нет.
Изабелла подняла на него взгляд:
— Ты уверен?
— Да.
Она нерешительно показала ему две страницы с обеими статьями:
— Между ними был еще текст.
— Нет.
Изабелле показалось, что ее ударили по затылку чем-то тяжелым.
— То есть как — нет? — ошеломленно пролепетала она.
— Эти две статьи шли друг за другом.
Девушка отшатнулась.
— Для меня это очень важно. Пожалуйста, скажи правду.
— Это правда.
Изабелла оторопела смотрела ему в глаза и понимала, что он не врет.
— Но я точно помню, — еле слышно выдавила она, — что ты прочитал название статьи: "Десять способов сшить амазонку, как у Изабеллы, для реконструкторских показов".
— Я этого не говорил.
Девушка отпрянула еще дальше и медленно перевела взгляд с собеседника на журнал в дрожащих руках.
Он не говорил… Этого не может быть… Но она ведь сама слышала! И даже видела движение его губ!
Однако он не врет. В этом она абсолютно уверена.
— Лукард, — тихо произнесла она.
Тонкие пальцы разжались, и журнал, будто в замедленном действии, с легким шорохом опустился на пол.
— Что?
— Ты спросил, чего я хочу.
— Да.
— Можно попросить тебя еще кое-о-чем?
— Можно.
— Если это сложно, я все пойму, просто…
— Проси.
— И я знаю, что это может быть невыполнимо прямо сейчас, но…
— Проси.
Изабелла подняла блестящий и растерянный взгляд:
— Я бы очень хотела снова оказаться на океане. Там же, куда ты меня уносил. Я понимаю, что это глупо, потому что здесь сейчас лето и тепло, но там песок и волны, и…
— Сегодня ночью.
— Что?!
— Сегодня ночью.
Давление на голове начало проходить, но Изабелла даже не почувствовала этой разницы.
Он, правда, отнесет ее туда? Сегодня ночью, когда проснется?!
— А ты вернешься сюда? — сцепила она руки в складках юбки.
Его рука на ее лице, и во всей Вселенной, ничего, кроме
его взгляда.
— Я подумаю.
Он подумает. Но она видит в его глазах, что он останется с ней. Там, где солнце и песок. Где запах морской воды. Где волны и прибрежный бриз. Где пальмы и бесконечная лазурь. Только он и она.
Его руки на ее теле… Его губы на ее коже…
И какая разница, что было написано в том журнале, если
он так нежен и спокоен? И было ли что-то написано там вообще? Он сам сказал, что не говорил ничего подобного. Ничего не говорил… А значит, ей показалось.
Просто показалось…
***
— Мисс Катрин, Вы меня услышали?
Полупрозрачные пальцы, унизанные сверкающими кольцами, тонко вздрогнули и вознеслись к высокому аристократическому лбу.
— Да-да, я была вынуждена немного отвлечься, — томно улыбнулась Катрин и с непонятным выражением лица отодвинула другой рукой глянцевый журнал.
— Вы вычитали там что-то интересное для Вас? — осведомился Леонардо.
— О нет. Просто листала, пока ждала твои пробирки.
С другого конца кабинета раздался смех и следом — приступ хриплого кашля.
— Не надо ложной скромности, — фыркнул Пьер-Мишель. — Не видал еще ни одной женщины, которая бы не польстилась на дорогие рекламные тряпки и побрякушки.
Катрин снисходительно улыбнулась и направилась к столу, где Леонардо закупоривал последнюю голубоватую бутылочку.
— Прошу, — протянул он небольшой коробок с мелодично позвякивающим содержимым и вернулся к приостановленному рабочему процессу.
— Благодарю и до встречи, господа, — грациозно присела Катрин и растворилась.
— Вот ведьма, — отреагировал Пьер-Мишель. — Захотела — появилась, захотела — исчезла.
Леонардо ничего не ответил, но его поведение не осталось незамеченным.
— Однако тебя, мой друг, кажется что-то развеселило, — поднялся с гостевого дивана Пьер-Мишель и шаркающей походкой направился в панорамному окну.
— По правде говоря, да.
— Ты скажешь мне, что послужило причиной?
— Наша прекрасная посетительница.
— Катрин? — с нескрываемым удивлением переспросил Пьер-Мишель.
Леонардо кивнул и переключился на многочисленные записи в своих бумагах.
— И что в ее поведении так приглянулось твоему медицинскому глазу?
— Ты сам ответил.
— Я?
— Ты. Ее поведение.
— Ты умеешь интриговать.
— Заметил ли ты, — поднял голову Леонардо и постучал ручкой по столу, — как резко ей пришлось отключиться от разговора с нами?
— Да, на пару секунд, но это было сложно не заметить.
— А когда это случилось?
— В какой смысле?
— Что этому предшествовало?
— Она спросила тебя о дозировке.
— А еще?
— Она листала журнал.
— Верно. Она листала журнал.
— И что?
— И в этот момент что-то произошло. Так резко, что ей пришлось срочно нас покинуть. В некотором смысле.
— В каком — некотором?
— Редко, но все же я встречал пациентов, которые могут внезапно уйти в себя, — отодвинулся Леонардо от стола и закинул голову на подголовник кресла. — Они называют это состоянием медитации, выходом в астрал и другими антинаучными выдумками, однако факт остается фактом — в этот момент они не чувствуют свое тело, потому что разум их далеко.
— Что за глупости?
— Я не стану вдаваться в биохимические процессы работы мозга в такие моменты, но могу сказать тебе одно: пожелай ты вдруг избавиться от Катрин, тебе лишь надо будет оказаться рядом в нужно время.
— И что?
— Ничего. Она ничего не сможет сделать, просто потому что она ничего не увидит и не услышит.
— Ты уверен, что это так?
— Абсолютно. Я исследовал таких людей.
— Но ты ведь понимаешь, что это было бы слишком глупо с ее стороны — оказаться в такой незащищенной позиции?
— Именно.
— Я не улавливаю твою мысль.
— Она не может не знать, насколько уязвима в такие моменты и, конечно, всегда должна предпринимать меры для собственной безопасности. Однако сейчас случилось что-то из ряда вон выходящее, иначе зачем бы ей было так рисковать?
— Но что могло случиться?
— А как ты думаешь, что она очень хорошо умеет делать?
— Учитывая ее способности, она очень хорошо умеет линять в любой удобный ей момент, — проворчал Пьер-Мишель.
— А еще?
— Она как-то заикалась о контроле…
— Точно. Это то, что она делает лучше всего. Контролирует людей. Тех, которые не знают об этом, конечно.
— И?
— И, значит, именно в тот момент, когда она взяла журнал, что-то вышло из-под ее контроля. И так неожиданно, что она была вынуждена бросить все и вернуть это что-то под контроль. Любой ценой.
Пьер-Мишель задумчиво потер подбородок, а затем полез в карман, по всей видимости, за сигаретой.
— Ты находишься в кабинете главврача, друг мой. Здесь запрещено курить, — учтиво напомнил Леонардо.
— Черт бы побрал эту вашу врачебную санитарию! — ругнулся Пьер-Мишель. — Когда я ходил на корабле, мы даже посуду не мыли лишний раз, чтобы экономить воду, и все были здоровы, как быки. — Однако сигарету он все же не достал. — И что? — пробурчал он. — Ты считаешь, что у нее получилось сделать то, что она задумала?
— Несомненно. И очень быстро. Иначе она окаменела бы минимум на несколько минут, чтобы решить эту проблему.
— Ну и что тогда в этом такого?
— То, что она была этим шокирована.
— Мне кажется, ты ошибаешься, будучи увлечен какой-то необычной врачебной идеей. Она была совершенно спокойна.
— Это слишком известные психологические уловки, мой друг. Улыбаться и делать вид, что все хорошо. А особенно в тот момент, когда она должна была бы ответить на твое замечание. Ведь она их так не любит. Я бы даже сказал — не переносит, ибо на деле она крайне вспыльчивая натура. Но она только улыбнулась и ушла.
Пьер-Мишель протянул что-то неразборчивое.
— Так какое заключение, — встал Леонардо из-за стола и, захватив с собой блокнот и ручку, направился к тумбочке, где лежал раскрытый глянцевый журнал, — ты сделал бы на основании полуминутного наблюдения за таким пациентом?
— Диагнозы — это по твоей части, — отмахнулся Пьер-Мишель.
— Тогда я скажу тебе. Это был первый звонок. Дальше будет хуже. Потому что она не привыкла к тому, что что-то идет не по ее плану. А если отождествить отклонения от плана с болезнью, то они будут прогрессировать. Просто потому что она не сможет взять себя в руки и вылечиться, то есть она не захочет поверить в собственные провалы и начать работать в этом направлении. Хотя она, безусловно, сильна настолько, что мы не можем себе этого даже вообразить.
— Хочешь сказать, она узконаправленный профессионал?
— Я бы не смог выразиться лучше, — улыбнулся Леонардо.
— Гм… — снова постучал по подбородку Пьер-Мишель. — Ну так это довольно выгодное положение для нас.
— К этому я и хотел тебя подвести, — похлопал друга по плечу Леонардо. — Они оба не всесильны. Ни Мэтью, ни Катрин. Как бы они ни хотели в это верить.
Он перелистнул несколько страниц журнала и, едва заметно подняв уголки рта, отошел в сторону.
— А что ты скажешь обо мне? — раскинул руки и хотел было потянуться Пьер-Мишель, но тут же съежился и выдал череду захлебывающегося кашля.
— А тебе, мой друг, — дождавшись относительной тишины, взял Леонардо собеседника под руку и повел в сторону выхода, — я скажу, что надо срочно бросать курить. Иначе ни один из моих препаратов не сможет помочь.
— Знаю я вашу врачебную братию, — презрительно скривился Пьер-Мишель, однако проследовал со спутником. — Если я брошу курить, а твои склянки мне не помогут, ты скажешь, что мне нужно наладить режим дня. Стоит мне наладить режим дня, ты скажешь, что мне надо больше времен находиться на свежем воздухе. — Они вышли в коридор, и их голоса стали удаляться. — А когда я начну сидеть на лавочке перед домом, ты отправишь меня куда подальше, чтобы фон цивилизации не давил на мое состояние. Не уж, увольте, — почти затих его голос. — Мне и здесь хорошо.
— Как хочешь, мой друг, как хочешь…
Датчики присутствия отсканировали помещение и погасили диодное освещение. Единственный независимый источник света около тумбы высветил тусклым пятном раскрытую страницу глянцевого журнала: "Десять способов сшить амазонку, как у Изабеллы, для реконструкторских показов".
***
Определенно, море, солнце, пляж — это другое измерение. В любых смыслах. Здесь улыбаешься просто так, для этого даже не нужен повод. В самом деле, стоит попасть на песчаный берег и пройтись по соленой воде под палящим южным солнцем, как все, что было до этого момента, становится неважным, ведь здесь так спокойно и тепло.
Изабелла сидела на пороге Грота и сушила влажные волосы. Она была умиротворена и полна сил. Уже десять дней. Хотя кажется, будто всю жизнь…
Девушка повернула голову и осмотрела небольшую пещеру. Теперь она вся была белой изнутри.
Это
он так сделал. Правда, он этого не планировал. Просто Изабелла попросила его сделать белую краску, чтобы ей было, чем заняться во время его сна, а когда он материализовал в воздухе запрошенный предмет, она толкнула его в сторону своего собеседника, и он инстинктивно расщепил емкость с содержимым на крохотные частицы, пронеся их над головой, в результате чего краска легла густыми подтеками под потолком по всему периметру, и Изабелле осталось только растянуть ее до пола кистью из листьев.
А на следующий день она начала делать занавески из ракушек.
А еще через пару дней — факелы, которые спускались к самому входу в воду.
А еще через день — свечи, которые теперь стояли на всех каменных выступах Грота…
Она не знала, откуда он берет все, что требовала ее фантазия, но пока она не столкнулась ни с одним несбыточным желанием.
Лукард просыпался и каждый раз молча смотрел на нововведения, но на шестой день, когда он застал Изабеллу за плетением занавеса для спальной арки, он не выдержал и, взяв ее на плечо, включив КПК и организовав фруктовую тарелку мановением руки, вытащил ее на пляж с недовольным комментарием о том, что он принес ее сюда, чтобы она отдыхала. То же, впрочем, случилось, когда она попыталась незаметно довязать браслет из ракушек. И когда она начала расписывать узорами стены рядом со входом. И когда она, убегая на закате от своего надзирателя в пальмовый лес, судорожно доплетала украшение на ногу. В конце концов, он смирился с непрекращающимся шуршанием в месте его обитания и на восьмой день начал молча подавать необходимые детали, лишь бы избежать бесконечного мельтешения загорелой фигурки перед собственным носом.
Он все время был рядом. И теперь даже днем, потому что… — Изабелла перевела взгляд на спальную арку, — он спал в Гроте. Вместе с ней. Правда, это происходило по очереди: она спала в темное время суток, он — в светлое, но все же утром и вечером были минуты их пересечения прямо в кровати, когда Изабелла, уставая за день, ложилась отдыхать раньше обычного.
Однако он не трогал ее. Не пугал, не держал в напряженном ожидании. Она знала, что он не сделает ей ничего плохого. С тех пор, как они впервые встретились, он очень изменился…
Девушка улыбнулась и вспомнила, как несколько часов назад, когда она шлифовала деревянные бусинки для браслета, он подошел к ней и без слов посмотрел на ее довольно шумное занятие, к которому она приступила едва проснувшись и приготовив завтрак. Она виновато опустила глаза, но через мгновение почувствовала, что он сел рядом с ней, перенес ее к себе на колени и внезапно поднял в воздух все мелкие детали, которые вспыхнули золотыми горошинами и тут же оказались отшлифованными до блеска. Перед лицом замаячили иголки и моток ниток, и Изабелла с упоением продолжила свое творчество. Было так волшебно уютно. Он обнимал ее, заслоняя собственным телом от прохладного морского бриза и создавая ей опору, и кормил ее дольками персика, а она занималась одним из своих любимых увлечений — созданием костюмов и украшений. И теперь она могла делать это в два раза быстрее, потому что ей не нужно было тянуться за очередной ракушкой, бусиной или ниткой — необходимый элемент уже висел в воздухе рядом с ее рукой, и ей оставалось лишь нанизать его на нужное место. А на стену проецировались из КПК старые фильмы и сцены бесконечных комедийных шоу. Это была идиллия…
И все же — как могла исчезнуть из журнала та статья?
Блаженная улыбка стала медленно сходить с губ.
Не привиделось же ей это, в конце концов?
Изабелла завязала последний узел начатого утром браслета.
И почему исчезла именно она, а не "33 сумочки", например?
Вокруг головы как будто зашевелились невидимые нити, и Изабелла инстинктивно провела рукой по волосам.
И хотя ее имя в мире носят многие тысячи девушек и в статье могла упоминаться любая из них, почему-то текст исчез… Не потому ли, что речь в нем шла именно о ней? Но как такое возможно? Ведь, кроме танцевальных и музыкальных видео, она больше никаким образом не известна в социальных сетях. К ней просто не могут проявлять интерес подобные крупные журналы… И все же…
Девушка от неожиданности вздрогнула и выронила браслет на каменный пол. Голова полыхнула так сильно, словно она получила невидимый ожог.
Что же это такое?.. Как только она начинает думать о странностях собственной жизни, как у нее сразу начинается головная боль. И от нее никуда не деться. Она полагала, что это связано с покинутыми широтами, климатом и погодой, однако данная закономерность действует даже здесь. Неужели нет места, где бы она могла спокойно подумать?..
Изабелла мотнула головой, но это не помогло.
Где-то же должно быть такое пространство. Или какой-то способ… Не в церкви ли у нее совсем перестала гудеть голова? С момента, как она зашла туда, и до момента, как вышла обратно? Ведь именно в ту минуту, как она переступила порог и оказалась на улице, эта головная боль выпрыгнула на нее, словно из-за угла… Как будто ждала, пока она покинет святые стены.
А может, здесь тоже есть какой-нибудь храм? Надо спросить Лукарда, он все должен тут…
Изабелла вскрикнула и опустилась на одно колено, зажав голову руками. Виски как будто прострелило ледяной иглой.
Нет, так не бывает. Это что-то из ряда вон выходящее. Каждый раз… Так случается каждый раз…
— Решила заняться гимнастикой на ночь глядя? — вдруг донеслась из-за спины насмешливая интонация.
Изабелла сначала замерла, а потом обернулась и с трудом посмотрела наверх.
Лукард. Уже проснулся. Но ведь сейчас совсем рано. Да заката еще несколько часов...
Очень болезненный и осторожный взгляд на море — там темно. Над волнами ярко искрится месяц. Этого не может быть… Минуту назад еще светило солнце. Она же не могла так надолго задуматься, чтобы пропустить весь вечер…
— Ты уже проснулся? — прошептала она, пытаясь уточнить свое видение.
— У тебя есть варианты?
Девушка через силу качнула головой и закрыла глаза.
Он проснулся. Хотя должен спать. Словно он тоже не дает ей думать… Что-то всегда происходит, когда она начинает сомневаться в окружающей реальности. Но ведь
он реален? Он же ей не кажется? Как не казался и в момент, когда сказал, что той статьи не было...
Изабелла открыла глаза.
Лукард. Сидит прямо напротив нее. Она всем телом ощущает его дикость, силу, энергию и ежесекундно укрощаемую ярость. Это точно он. С его звериным нюхом и отблесками иных миров во взгляде. Таком далеком, и таком знакомом…
— У меня просто почему-то снова заболела голова, — едва слышно произнесла Изабелла, и тут же покачнулась от того, что ее взяли на руки.
Она снова оказалась у него на коленях и поспешно уткнулась в сильное плечо.
— Сейчас пройдет, — успокаивающе прозвучал низкий голос.
Девушка облегченно выдохнула и сразу ощутила, как мучительны тиски, в самом деле, ослабляют нажим.
В его объятиях все проходит так быстро… С ним так хорошо и уютно. Кто бы мог подумать об этом еще три месяца назад?
А впрочем, зачем ей думать? Если можно не думать. Не думать ни о чем. Ни о том, что уже прошло. Ни о том, что еще грядет. Ведь
он рядом.
Он всегда был рядом. И всегда будет…
