***
— Это… не то, что я имел в виду, — говорит Кэйя, теряя весь настрой. — Ты сам сказал «до утра», так что у тебя часов пять. — Дилюк вручает ему корзину для сбора винограда и фартук. — Я ожидаю от тебя где-то четверть плантации. Можешь приступать. Учти, что я за тобой наблюдаю, так что не надейся уснуть под кустом. Дилюк садится за стол на открытой террасе и берёт в руки книгу. Света лампы едва ли хватит, чтобы читать как следует, оттого происходящее кажется не более чем фарсом. Может, у Кэйи нет гордости, но у него есть принципы. В демонстративном молчании он бросает рядом с Дилюком свой плащ, в нём же повязывает поверх корсета фартук и хватает дурацкую корзину. Будет ему виноград. Ночь сегодня тоже особенная. Как никогда лунная. Собранные в высокий хвост волосы Дилюка подсвечены серебром, золото лампы переливается на его всегда бледной коже. Он закидывает ногу на ногу, чуть опускает книгу, чтобы бросить на своего временного работника выразительный взгляд. Взбешённый, Кэйя срывает гроздь винограда, а затем ещё и ещё. Чтобы он ещё хоть раз на такое повёлся. С каждой гроздью становится чуточку легче. Ярость уступает воспоминаниям — далёким, детским и для разнообразия приятным. Они с Дилюком проводили тут каждое лето. Бегали по плантации до поздней ночи, прятались от потерявшей их Аделинды и получали от неё нагоняй после. Став постарше, они часто лежали меж ровных рядов виноградника, наблюдая за восходом луны и соединяя пальцами придуманные ими самими созвездия. Дилюк, уже получивший тогда Глаз Бога, казался ему недосягаемым, удивительным, и Кэйя не верил, что может вот так быть рядом с ним. Дилюк же говорил, что это ерунда и ему не нужно одобрение Архонтов, чтобы Кэйю любить. Иронично, что свой Глаз Бога Кэйя получил пару лет спустя Дилюка потеряв. — Ты что, и впрямь работаешь? — спрашивают за спиной. Кэйя оборачивается, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. — Как видишь. Злился на тебя поначалу, но потом даже увлёкся. Навевает воспоминания. — Вот как. А я, эм. Дилюк почему-то отводит взгляд. Да, пожалуй, Кэйя сейчас не в самом презентабельном своём виде — перепачканный, с закатанными рукавами и в расстёгнутой до корсета рубашке — но неужели всё настолько плохо? Только сейчас он замечает в руках Дилюка корзину, и она точно не для сбора винограда. — Тут бутерброды и сок, — наконец-то озвучивает тот, — если ты проголодался, конечно. Кэйя принимает корзину из рук, совершенно растерянный. Поджаренные тосты с бужениной и бутыль сока — конечно же, виноградного — укрыты тонким клетчатым покрывалом. Это даже… очаровательно. — Люк, — делает очередную попытку Кэйя, чуть приподнимая корзину, — присоединишься? Тот поджимает губы в виноватой улыбке и кивает, соглашаясь. Не зная контекста, можно решить, что они на свидании. Вспоминают о былых беззаботных днях, шутят — Кэйя уже забыл, когда в последний раз видел Дилюка смеющимся. Правда, он всё равно предпочёл бы вино соку, но ладно. С бутербродами покончено, с соком тоже, однако Дилюк всё ещё здесь. Лежит на покрывале рядом с Кэйей, и его плечи подрагивают от тихого хохота. Над головами порхают кристальные бабочки, оставляя за собой сверкающую в лунном свете пыльцу. Кэйя вытягивает вверх руку — одна садится на палец, неторопливо взмахивая тонкими бирюзовыми крыльями. Наверное, всё это неправда. Затянувшаяся фантазия о жизни, которая могла бы у них быть. Наверное, Кэйя всё ещё пьян. Может, он даже до сих пор в таверне: отключился за стойкой, и Дилюк вот-вот вышвырнет его на улицу, как уже делал. Он поворачивает голову и ловит на себе взгляд Дилюка. Заворожённый. Сердце пропускает удар. — Кэйя. — Да? — Я сейчас безумно хочу тебя поцеловать. Можно? Вздохнув, Кэйя прикрывает глаза предплечьем. Если раньше это были лишь сомнения, то теперь всё очевидно. Он не просто пьян, а пьян вусмерть. Скорее всего его прямо сейчас тащат в собор, чтобы передать в руки сёстрам. Барбара будет читать ему лекцию о вреде алкоголя, и Кэйя впрямь будет молиться — правда, о том, чтобы к ним заглянула Розария и спасла его задницу от праведных причитаний, дав опохмелиться. — Кэйя? — Я сплю, — заявляет он ненастоящему Дилюку. — И с чего ты это взял? — С того, что ты мне слова доброго не сказал после того, как вернулся, а теперь тут еда, бабочки и всё… вот это вот. Когда его бёдра седлают, Кэйя всё же отнимает руку от лица. Дилюк нависает над ним — потерянный, смущённый. Восхитительный. Отводит в сторону тёмные пряди чёлки и стирает большим пальцем невидимые крошки с его губ. — Раз я ненастоящий, то что ты теряешь? Ненастоящий Дилюк прав. Всё, что мог, Кэйя уже потерял, и быть хуже не может. Почему бы в таком случае не поцеловать того, кого так долго хочется? Кэйя сам сгребает его за ворот. Роняет на себя, впиваясь в сладкие от сока губы, и возносится к Селестии, когда ему отвечают. Вскоре они меняются местами. Теперь Кэйя сидит на бёдрах Дилюка, будто ему там самое место. Неспешно целуется с ним, вплетая пальцы в алые волосы, как много лет назад. — Я не знал, что мне делать, — шепчет Дилюк, пока касается губами его щёк и подбородка, — каждый раз, когда смотрел на тебя, я вспоминал, как… — Не нужно, — умоляет Кэйя, боясь не выдержать. — Хорошо. Просто вспоминал. Мне нужно было время. Наверное, я был с тобой слишком резок. И сейчас, и тогда. Я не жду, что ты меня простишь, но… мне жаль. Правда. Он припадает к губам Дилюка сам. Собирает его горько-сладкие слова языком, страшась и отчаянно желая услышать их снова. Нет, не сейчас. Сейчас Кэйя предпочтёт притереться к нему пахом и накрыть веером пальцев открытую шею у затылка, углубляя поцелуй. — Не хочу просыпаться, — говорит он, прервавшись, и глаза Дилюка сверкают в лунной ночи пламенем. Испещрённые шрамами пальцы тянут ворот рубашки вниз, обнажая плечо, горячий рот до боли вбирает в себя мягкую кожу над ключицей. — Всё ещё думаешь, что спишь? — спрашивает Дилюк перед тем, как загладить метку языком, и Кэйя сжимает его бёдра коленями сильнее. Разумом он хочет ответить, что да, так и есть, однако тело говорит об обратном. Прохлада ночного воздуха контрастирует с теплотой Дилюка, его грубые пальцы ласково касаются лопаток, отметка возле шеи ноет напоминанием о том, кому именно он отдал своё сердце годы назад, и то ускоряет свой бег навстречу другому. Задумавшись, Кэйя опускает ладонь ниже, забираясь под ворот чужой рубашки. Вдыхает кислый запах винограда и позволяет себе растаять в прикосновениях. — Думаю, что хочу тебя больше всего на свете. Горизонт меняет положение в один миг, и вместо любимых глаз теперь Кэйя видит небо. Встревоженные кристальные бабочки стремятся ввысь, отчего рассыпанные звёзды кажутся сверкающей пыльцой. Дилюк всё ещё меж его разведённых ног — Кэйя не смотрит на него, боясь разрушить магию момента. Он прикрывает глаза и комкает в пальцах покрывало, вздрагивая от прикосновений к обнажённой груди. Прикусывает губу, чувствуя, как кончики пальцев скользят вниз к краю корсета. Выдыхает, когда тот освобождает его талию и давится новым вдохом, когда тянут вниз брюки. Рот у Дилюка такой же горячий, как он сам. Влажные губы обхватывают напряжённый член, и Кэйя прикрывает свои ладонью, сдерживая стон. — Полегче, — хрипло просит Дилюк, обхватывая его рукой у основания, — ты слишком сильно сжимаешь колени. Можешь развести их для меня? Обычно Кэйю не так-то просто смутить, но сегодня и впрямь всё… особенное. Переборов не вовремя проснувшуюся невинность, он всё же делает то, что просят, и даже чуть приподнимается на локтях. — Так? — спрашивает он Дилюка, стараясь не отводить взгляд. Открывшийся вид стоил всего и больше. Да Кэйя едва не кончил увидев разлившуюся в рубиновых глазах Бездну. Никто другой никогда не смотрел на него с желанием настолько сильным. И уж точно никто не вбирал его член, будто так может вытянуть душу. Нет, нет-нет-нет, он же и впрямь сейчас кончит. Не желая этого так скоро, Кэйя слепо нашаривает рубашку Дилюка и тянет его выше для солёного поцелуя. — Я же только что… — Плевать, — перебивает Кэйя, целуя вновь, — просто позволь мне насладиться тобой ещё немного, хорошо? — До рассвета куча времени, — не соглашается тот, надрачивая ещё скользкий от слюны член рукой, — и в моей спальне огромная кровать, если помнишь. Конкретно сейчас Кэйя едва может вспомнить собственное имя, мелко вскидывая бёдра навстречу грубой ладони, и в конце концов пачкает её семенем. Тело кажется пустым, голова — тоже. Смысл услышанных слов доходит до него спустя долгие секунды, когда опять припадают губами к шее. Так ему нравится, да? — Ты мне на ночь предлагаешь остаться? — уточняет он на всякий. — Да. Только если ты хочешь, конечно. Его голос непривычно мягкий. До странного нежный для того, кто с такой страстью целовал его минутами ранее. Кэйе хочется думать, что он единственный слышал Дилюка таким. Что единственный его таким видел. Что сам для него особенный. Он не хочет знать, правда это или нет. Для этого, он уверен, у них ещё будет время. Кэйя нашаривает свои брюки и целует Дилюка в кончик носа, улыбаясь: — Очень. Как раньше они держатся за руки, как раньше прокрадываются мимо комнат горничных, как раньше бросаются друг к другу, едва за спинами закрывается дверь. Нацеловавшись, Дилюк толкает его к кровати. Вновь принимается за брюки — зачем Кэйя вообще надевал их обратно, спрашивается — и это самую малость нечестно. — Ну и что ты делаешь? — спрашивает Дилюк, когда его тянут за рубашку. — Пытаюсь тебя раздеть. А что, нельзя? Пышные светлые ресницы делают взмах. Дилюк садится на колени, до странного растерянный, и Кэйя решает принять это за призыв к действию. Отзеркалив позу, он принимается за пуговицы тугого белого жилета, а затем и чёрные такой же рубашки. Грудь под ней покрыта мелкими и не очень шрамами, давно зажившими ожогами, но это ничего. Кэйя всё в нём любит. — Да что? — спрашивает он, с улыбкой склонив голову. — Расслабься уже. Мне ли не знать, какой ты… горячий. Штаны бы тоже снять, но Дилюк не позволяет. Опрокидывает его на спину и, пылко целуя, вжимает в накрахмаленную постель. Кэйя с ума сейчас сойдёт. — Ты всё ещё горький, — заявляет Дилюк, отстранившись. Его взгляд не такой тёмный, как раньше, и до Кэйи наконец доходит: — Это что же, благородный мастер Дилюк думает, что я всё ещё пьян, и поэтому до сих пор не трахнул меня как следует? Он до боли сжимает бёдра Кэйи коленями, и тот сразу теряет весь запал. Значит, правда. И как ему теперь убедить Дилюка, что всё не так? Что, если верить Розарии, Кэйя проспиртован и не воспламеняется от солнечных лучей только благодаря ледяному сердцу? Между тем Дилюк касается щеки Кэйи ладонью, а большим пальцем гладит пересохшие губы. — Мастер Дилюк думает, что у тебя слишком длинный язык, — его хриплый голос ласкает слух, и Кэйя, забывшись, приоткрывает рот, впуская в него палец. — И что ты слишком безответственно вливаешь в себя алкоголь. Кто-нибудь может этим… воспользоваться. Желающих и впрямь много — Дилюк не может не знать об этом. Как бармен он не раз становился свидетелем того, как не очень трезвые посетители или проезжие предлагают Кэйе, ну. Всякое. Иногда ему хотелось согласиться — просто для того, чтобы Дилюка позлить. Проверить, так ли ему наплевать и чувствует ли он к Кэйе ещё хоть что-то. Ещё как чувствует. — Люк, — со всей серьёзностью говорит Кэйя, — если я сейчас чем-то и опьянён, то тобой. — Почему я должен тебе верить? Пока я вижу не такого уж гордого капитана кавалерии, который отчаянно желает быть оттраханным. Кэйя хватает ртом воздух. Это как пощёчина, и, что самое ужасное, ему нравится. Он приподнимается на локте и выдыхает Дилюку прямо в губы: — Может, ты прав. Только не говори так, будто не хочешь меня. Дилюк чуть разводит ноги чтобы перевернуть Кэйю на живот. После короткой возни по заднице стекает тёплая смазка, ко входу прижимается пара скользких пальцев. Сам Дилюк растягивается на боку возле, и Кэйя перекатывается к нему, не желая терять ощущение тепла тела. Очередная ошибка, ведь теперь Дилюк может шептать ему прямо в ухо. — Меня и впрямь беспокоит то, сколько ты пьёшь, — говорит тот, продолжая толкаться в Кэйю пальцами. — Ты серьёзно решил поговорить об этом сейчас?! — По крайней мере сейчас ты ловишь каждое моё слово, — и, забери его Бездна, как же он прав. Отрицать глупо, но и соглашаться не хочется, так что Кэйя отвечает стоном, пытаясь расслабиться и впустить в себя больше. — Я не прошу тебя перестать. Просто немного умерить. Кэйя хотел бы напомнить, что Дилюк ему не мамочка, но пальцы наконец-то надавливают на простату. Если он сделает так ещё пару раз, Кэйя согласится не только умерить количество спиртного, но и вообще больше не взять в рот ни капли, так что он старается держать рот на замке. В очередном стоне Кэйя запрокидывает голову и по-настоящему тает, когда его целуют в щёку. Какой же Дилюк подлый. — Так что? — спрашивает он, чуть прикусывая ухо. Сволочь. У Кэйи тоже есть пара карт, и, пусть они остались в рукаве сброшенной рубашки, он ещё может их разыграть. Как ответ он притягивает Дилюка за шею и с чувством целует в губы: — Если хорошо меня трахнешь, я обещаю подумать. Думать, пока его вбивают в постель, у Кэйи не получается. Не получается даже протянуть руку к собственному члену — сил хватает только держать бёдра повыше, чтобы не скользить головкой по простыни при каждом толчке. Архонты, пощадил бы его хоть немного! — Этого ты хотел? — интересуется Дилюк, не собираясь останавливаться. — Члена в своей заднице? Кэйя почти скулит, вскидывая бёдра ещё выше. Опускает голову в надежде спрятать лицо в подушках, но Дилюк кусает у основания шеи. — Рыцари знают, какой у них развязный капитан? — Люк, пожалуйста… — Я с ума схожу от одной мысли, что кто-то может увидеть тебя таким. Дилюк замирает. Его тяжёлое дыхание обжигает затылок, пальцы стискивают талию сильнее. Заведённый, Кэйя не понимал причин такого перепада настроения своего возлюбленного, и теперь всё наконец-то сложилось. Он в отчаянии. — Что я должен сделать, чтобы... Прежде, чем взглянуть Дилюку в глаза, нужно слезть с его члена. Кэйя осторожно касается бледного в лунном свете лица пальцами, ловя чужой взгляд. Загнанный. Испуганный. Почти безжизненный. Не тот, который Кэйя хотел бы видеть у своих партнёров в постели. И уж точно не тот, который он хотел бы видеть у Дилюка хоть когда-либо. — Эй, Люк, — окликает Кэйя, чувствуя, что мыслями тот сейчас вообще не здесь. — Я сейчас с тобой, слышишь? И всегда буду, если ты только попросишь. Рассеянный прежде взгляд фокусируется на Кэйе. Сначала на губах, будто не верит, что с них сорвалось услышанное, а затем Дилюк смотрит ему в глаза — синий и серебряный, обычно скрытый под повязкой. — После всего, что я сделал? — Я тоже был виноват. Оба дел наворотили. В общем, я был бы не против начать заново. Но если ты бросишь меня второй раз, то боюсь я… Голос предательски срывается, однако Дилюк ловит его губами. Сжимает Кэйю в объятьях, и тот предпочитает думать, что его щёки мокрые из-за резонанса стихий. — Больше никогда, — говорит Дилюк, стирая влагу со щёк большими пальцами, — обещаю. Кэйя усмехается. Им не по пятнадцать лет, чтобы слепо верить обещаниям. Это даже глупо. Возможно, глупее всего, что Кэйя когда-либо делал. Но он верит. — Хорошо, — соглашается Кэйя с улыбкой, — так… что дальше? — Солнце ещё не встало, — пожимает плечами Дилюк, опуская ладонь всё ниже. Глаза закатываются сами собой. Ну что за ненасытный парень. Рассмеявшись, Кэйя тянет Дилюка за собой под одеяло.***
Сон разгоняют холодные солнечные лучи. Постель рядом холодная тоже, и осознание этого сравни провалу под лёд на одном из озёр Драконьего хребта. Ему не могло всё это присниться. Просто не могло. Сморгнув свой кошмар, Кэйя понимает, что находится не в Соборе, и даже не в своём доме. Точнее, этот дом он тоже когда-то считал своим. Значит?.. — Проснулся? — Дилюк подталкивает дверь плечом и ставит поднос с едой на ближайший столик с вазой, чтобы сесть у ног Кэйи и взять его руки в свои. — Хотел принести тебе завтрак в постель. И ещё нужно было забрать твой корсет с плантации, пока его не нашли рабочие. — Я думал, что… — он усмехается своим мыслям и выдыхает, успокаиваясь. — Уже неважно. Хорошее всё же утро. Кэйя обещает себе не привыкать, зная, что не сможет. Поднос Дилюк оставляет на коленях Кэйи и сам наливает ему сок из стеклянного графина. — Так вот, насчёт твоих вечеров в таверне… — Архонты. Так вот к чему вся эта роскошь, — закатывает Кэйя глаза, — ты всё ещё серьёзно об этом? — Ты обещал подумать, — не соглашается Дилюк. — Или тебе не понравилось? — Я не могу подумать так быстро! Впрочем. — «Впрочем»? — Впрочем, если ты вернёшься ко мне в постель, то возможно я подумаю побыстрее. Теперь глаза закатывает Дилюк. Похоже, поднос придётся оставить на полу.***
— Надо же, капитан Кэйя за работой, — сладко поёт Лиза, а, значит, ей что-то нужно. — Чем обязан? — улыбается он ей, откладывая бумаги в сторону. Всё равно ему нужен перерыв. — Я хотела пропустить сегодня бокал-другой в хорошей компании, но Джинн снова отказалась. — И ты подумала, что моя тоже подойдёт? — угадывает Кэйя. — Кто сегодня за стойкой? — Кажется, Чарльз. — Тогда я пас. — Что же, он недостаточно хорош для тебя? — удивляется Лиза. — Нет, Чарльз отличный бармен. Скажем так, я заключил одну очень выгодную сделку с другим барменом и пообещал приходить только в его смены. Сама знаешь, жалованье у нас небольшое, на счету каждая монета — не отказываться же от скидок. — Все уже в курсе насчёт твоей сделки, — Лиза хихикает, указывая на метки возле ключиц. — Что ж, ладно. Пойду найду Эолу. Кэйя желает ей удачи и переводит взгляд на циферблат. Рабочий день почти закончился: маятник громадных настенных часов медленно качается из стороны в сторону, будто специально растягивая минуты. Ничего. Может, в таверну Кэйя не пойдёт, но это не значит, что его вечер пройдёт плохо. У него другие планы, и в них входит один очень горячий бармен.