Секс с людьми - это то, что всегда доносило мне дикое удовольствие. Они такие чувственные, такие пылкие и страстные, что даже у такой холодной леди как я голова идёт кругом. За все года, что я на этой земле, это единственное занятие, которое мне не надоедает. А как оно может надоесть? Эти кожаные мешки так заворожены моей красотой, что не могут мне ни в чем отказать. Есть плюсы у таких, как я — мы обладаем невероятной притягательностью, чтобы завлекать к себе жертв. Этим я и пользуясь, затягивая глупых человеческих мужчин к себе в кровать, а после жаркой ночи беспощадно расправляюсь с ними. Зрелище жуткое, но голод толкает на ужасающие поступки. По крайней мере, перед смертью они наслаждаются.
И вот я снова в поиске жертвы. В городишке Оулу на северо-западе Финляндии. Люди здесь тошно приветливые, не то, что у нас в штатах. Все улыбаются, здороваются, даже не подозревая, что смотрят в лицо потенциальной убийце. Накручивая прядь огненно-рыжих кудрей на палец, я оглядываю посетителей бара. Вечер пятницы, мужчины за 40 собираются здесь, чтобы отдохнуть после работы. А я лишь противлюсь и ищу кого-нибудь помоложе. Держа в руках стакан, как бы не было символично, нетронутой Кровавой Мэри, я вглядывалась в каждого человека, выискивая подходящего.
— Могу я угостить вас напитком? — над моим столиком навис мужчина средних лет, от которого несет, как от ликеро-водочного завода.
Я поднимаю на него свои глаза, на которых были голубые линзы, дабы не отпугнуть всех своими сангинового цвета глазами. Сверлю его взглядом, вызывая животный страх. Людишки после такого инстинктивно понимают, что мы опасны. Мы умеем действовать на людей так, что у них кровь стынет в жилах. Иногда приятно поиграть с ними, вызывая дикий страх, смотря, как они вжимаются от ужаса в стену и даже звука не могут выдавить.
— Понял, парень есть?… — мужик замешался, нервно отходя назад, — Извините, извините…
Так бы сразу. В помещении проступил лёгкий ветерок. В бар заходит парень, лет двадцати пяти, он отряхивает светлые кудри от капель дождя и, быстро осмотрев присутствующих в заведении, направляется к барной стойке. Заостряя свой слух, благодаря своим способностям, даже с расстояния около десяти метров, я отчетливо слышу их разговор.
— Олли, давно не видел тебя здесь! — бармен жмёт светловолосому руку, — Тебе как всегда?
Хм… Олли…
— Да, пожалуй, — снимая чехол с гитарой с плеча и опирая его на свой стул, кивает он.
— Остальные придут? — бармен заливает ингредиенты в шейкер.
— Не-а, я сегодня один, хочу побыть наедине со своими мыслями, — как бы аккуратно намекает, чтобы мужчина отстал от него.
— Оу, — взболтав напиток в шейкере, он переливает его в стакан и добавляет льда и листочек мяты сверху, — Не буду тогда мешать, но если захочешь поговорить, ты мне скажи.
— Спасибо, — парень принимает стакан и достаёт из кармана телефон.
Отличная цель. Молодой симпатичный парень сидит в одиночку. С виду очень крепкий. У меня уже текут слюни…Я оглядываю себя в отражение. Копна рыжих кудрей до пояса, мертвенно бледная кожа, голубые линзы, коротенькое красное платье — в целом я выгляжу превосходно, на меня невозможно не клюнуть.
Взяв стакан со стола, я уверенно, покачивая бёдрами, подхожу к нему и сажусь на стул рядышком с ним. Олли кидает на меня быстрый взгляд и снова утыкается в телефон. Но я-то слышу, как его сердце забилось быстрее.
— Это Дайкири? — спрашиваю я, смотря на него.
Он не сразу понимает, про что я, но затем отвечает:
— Да, он с белым ромом, сиропом и…
— Лаймом, да, — заканчиваю я за ним и мило улыбаюсь, — Вы знали, что по коктейлю можно узнать какой человек по характеру?
Нахмурившись, кудрявый издаёт добрый смешок:
— И что же вы хотите сказать обо мне?
Я всматриваюсь в его черты лица, отдаюсь своим способностям и чувствам и понимаю следующее:
— Что вы очень спокойный и нежный человек, вероятно, вы эмпат? Воспринимаете все близко к сердцу, вечно всем помогаете, а потом ругаете себя за это.
Он отворачивается от меня и делает глоток коктейля, облизывает губы, а затем кивает:
— Вы хорошо разбираетесь либо в коктейлях, либо в людях.
— И то, и другое, — совершенно не вру я, — Может на «ты»? Я Каэллин, — протягиваю ему руку.
— Олли, — он аккуратно жмёт мою руку.
От его прикосновения, во рту выделилась слюна. Его рука… такая горячая. Я чувствую, как под его кожей бежит горячая жидкость. У меня в горле уже пересохло, а внутри все крутит от дичайшего желания вкусить его плоти.
— У тебя такая рука холодная, может, отсядем от двери?
— Нет-нет, — быстро говорю я, отпуская его руку, — Так что, Олли, чем занимаешься по жизни?
— Я медбрат в местном госпитале.
Медбрат? Чувствую, что он врет. Что-то он мне не договаривает.
— А гитара? — кивая на чехол, стоящий рядом с его стулом, спрашиваю я.
— Гитара?… Это так, хобби, — отмахивается он и отпивает коктейль, — Что насчёт тебя?
Каждый раз я придумываю новую легенду о себе. То я учитель, то я врач, то я модель, но в этот раз я решила сказать почти правду:
— Вообще я из Хельсинки, работаю в Национальной Галерее.
Когда я ещё была человеком, в начале 20 века, я была известным художником в штате Арканзас. Мои картины покупали за немыслимые деньги, авторитетные люди, разбирающиеся в искусстве, заказывали картины на огромные суммы. Один из «заказчиков» и обратил меня…
Это был прохладный августовский вечер. Я уже собиралась уходить из своей мастерской, как в дверь постучался, а затем вошёл высокий мужчина. На нем был светло коричневый костюм и цилиндр. Свет уже был приглушен, издалека я не могла разглядеть его черты лица.
— Сэр, прошу прощения, мастерская уже закрыта. Приходите завтра утром.
Он не послушал, подходя ко мне ближе.
— Я заказывал у вас картину, могу я её забрать?
Меня что-то смущало в нем, но я никак не могла понять что. Под его взглядом я замешкалась:
— Да… Напомните ваше имя, сэр? — спросила я, доставая записную книгу, где были все заказы.
— Джозеф Бекхаус. Заказ сделан на прошлой неделе, приняла ваша помощница.
Я несколько раз пробежалась взглядом по заказчикам, но никакого Джозефа Бекхауса там не было. Неужели Мари, моя помощница, не записала его?
— Извините, тут какая-то ошибка, вашего имени…
Я подняла глаза и в секунду оказалась прижата к стене. Холодные словно лёд руки охватили мою шею, заставляя жадно глотать воздух, в попытке подышать. Вот тогда я смогла вглядеться в его лицо. Невероятный ужас охватил меня. Ярко-красные дикие глаза яростно-предвкушающие смотрели в мои, а на лице была кривая ухмылка. Не дав мне выдавить и слова, он вцепился в мою шею клыками. Я ощутила боль, которую невозможно описать. Меня будто сжигали заживо, обливали кислотой, резали ножами и все это одновременно. Вампирский яд проникал по всему моему организму. Джозеф ненасытно пил мою кровь, мерзко прихлебывая, а затем, оставив совсем немного, бросил мое бьющееся в агонии тело на деревянный пол и быстро скрылся. Он знал, что обратил меня в вампира. В жуткое чудовище, жаждущего человеческой крови. Но для чего он это сделал? Этот вопрос терзает меня до сих пор…
— И как же тебя забросило в Оулу? — спрашивает Олли, чуть наклоняя голову.
— Ищу объекты искусства.
— Сделайте погромче! — просит кто-то из зала.
Я обращаю внимание на телевизор, по которому шли новости.
— Мы на месте происшествия в отеле на севере Оулу, — рассказывал корреспондент, — Прошлой ночью был убит мужчина, его тело оставили в номере. Постояльцы пожаловались на ужасный запах. Открыв дверь номера, хозяева гостиницы обнаружили мертвого мужчину. Причина смерти неизвестна, по словам следствия, удивительно, но из него выкачали всю кровь. Подозреваемых пока нет, полиция ведёт расследование.
— Какой ужас… — Олли с расширенными глазами смотрит на экран.
Это я его убила. Познакомилась с этим мужчиной, его звали Илмари. Я затащила его в номер и после превосходного секса набросилась на него. Выпила все до последней капли, пока он моляще кричал, прося остановиться. Вспоминая, какой сладкой была на вкус его кровь, я сжала кулаки, осознавая, насколько сильно я уже хочу вцепиться клыками в шею этого Олли.
— Кошмар какой-то, так зверски! — артистично выдыхаю я, поддерживая ужас Олли.
— Сегодня целый день плохие новости… — Олли отставляет пустой стакан от себя.
Неудивительно. Все время, пока я сижу рядом с ним, я чувствую, как он пропитан внутри каким-то беспокойством.
— Может выговоришься, станет легче, — я пододвигаюсь чуть ближе к нему.
Олли смотрит на меня, а затем устремляет взгляд за мою спину, давая бармену знак рукой, что ему нужно повторить напиток. Когда обновлённый Дайкири стоял перед ним, он, катая лёд внутри стакана, начал рассказывать:
— С утра меня оштрафовали на работе за опоздание, — загибает один палец, — Чуть не дал другое лекарство пациенту, неизвестно что было бы, если бы он его принял, — следующий палец, — Бывшая девушка пилит мозг, — ещё один, — И, наконец, я поссорился со своим лучшем другом, — загибая четвёртый палец, он устало выдыхает.
Сказав последнее, Олли залпом выпивает коктейль, уже почти не щурясь. Я должна проявить искреннее сожаление, но это даётся тяжело. За многочисленные года, что я вампир, я научилась подкладываться, подстраиваться под людей. Но таким как я просто несвойственны такие человеческие эмоции. Мы лишь хладнокровные мерзкие убийцы и не должны иметь и капли сострадания. Мы должны убивать, и ни один мускул на лице не должен дрогнуть.
— Давай так, — я убираю от него пустой стакан и смотрю в синие глаза, — Отныне только хорошие новости этим вечером, — затем поворачиваюсь к бармену, — Давай чего покрепче!
Мне нужно напоить его и вывести отсюда. Пьяный он ничего не сообразит, и я смогу с ним сделать все, что захочу.
Через минуту перед нами стоят два двойных шота виски, которые вмиг опустошились нами, как и следующие несколько. Мы беседуем, громко смеясь и становясь все ближе друг к другу. Я рассказываю ему свои истории из жизни, а он свои. Вижу, что Олли уже поплыл. Речь становится развязней, да и он стал раскрепощённей. Для него достаточно.
— Мне уже пора идти, — показательно смотрю на часы,— Проведёшь меня до отеля, а то уже темно?
— С удовольствием,— он улыбается, а его взгляд сползает по мне сверху вниз.
Оставив деньги за наши напитки, мы выходим из бара. На улице продолжает идти дождь.
— Стой, — говорит Олли и снимает с себя джинсовку.
— Не стоит, — качаю головой я, понимая, что это бесполезно.
— Нет, ещё как стоит, — он накидывает на мои плечи его куртку, — Ты и так замёрзла, пока в баре сидела, а тут ещё под холодным дождём.
Эх, Олли, если бы дело было в том, что я замёрзла… Но его заботливость заставляет меня улыбнуться, таких мужчин как он немного.
— Спасибо, — на удивление говорю я, — Пойдём, тут недалеко идти.
Только ведёт не он меня, а я его. Он опьянен, очень сильно, из-за этого еле переставляет ноги. Дождь шёл неслабый, мы оба промокли насквозь. Когда мы подошли к отелю, Олли еле разборчиво сказал:
— Слушай, Каэллин…
— Да? — уже немного раздраженно откликаюсь я, потому что он в очередной раз чуть не упал.
— Спасибо тебе.
— Мне?! — смеюсь.
Он хмурится, а затем объясняет:
— Ты подняла мне настроение, — его рука поднимается к моим волосам, убирая рыжие пряди от лица.
— Я рада, — улыбаюсь ему в ответ, уже представляя, как прокусываю его шею, как мой рот наполняется ядом, а следом его приторной кровью, — Ты в таком состоянии вряд ли доберёшься до дома, может останешься в моём номере на ночь?
Ещё бы он не согласился. Убедившись через стеклянные двери, что на ресепшене никто не сидит, мы заходим в отель. Свидетели мне не нужны. Веду его к лифту настолько быстро, насколько это возможно. Заходим в кабину, я подвожу его к стенке, чтобы он не свалился. Олли облокачивается головой об зеркальную стену и смотрит перед собой. Стоя сбоку от него, я, сама не понимая почему, всматриваюсь в его лицо. Больше всего мне нравятся его кудри. Неряшливо уложенные, намоченные дождём. Жил бы он в то время, когда я была человеком, точно завоевал бы внимание многих дам. Хотя, я думаю, он и сейчас не жалуется на нехватку женского внимания. И глаза у него прекрасные, такие не у каждого, голубые, с синими разводами. Густые брови, которые он во время разговора часто сводит к переносице, очень выделяются на его лице, подчеркивая мягкие черты. Мой взгляд опускается ниже, на его шею. Пульсирующая вена на шее заставляет меня вцепиться в свою руку, в попытках контролировать себя, чтобы не расправиться с ним прямо здесь. Его мокрая футболка обволакивает его тело и мышцы. И теперь вместе с жутким желанием голода во мне растёт возбуждение. Хочется прижаться к нему. А что уж таить, хочется позволить ему сделать со мной все, что захочет, а такое я ещё никому не позволяла. Исход будет один - его обескровленное тело будет лежать в углу номера, пока его не найдут.
Зайдя в номер, я понимаю, что действовать нужно здесь и сейчас. Я больше не в силах держать себя в руках. Он стоит передо мной и смотрит на меня. Я снимаю его джинсовку с себя и бросаю её на пол. Под его пристальным взглядом я опускаю лямки платья. Улыбается. Он знал, к чему все идёт! Поджимая губы, Олли продолжает наблюдать, как на мне становится меньше ткани, и остаётся лишь чёрное кружево. Появляется ощущение, что он даже постепенно трезвеет. Что не скажешь обо мне. Его взгляд, жаждущий, восхищённый, опьяняет мою голову. В два шага я сокращаю расстояние между нами, впиваюсь в его медовые губы, пытаясь придержать свои клыки. Он дерзко притягивает меня за талию ближе к себе, заставляя возбуждённо ахнуть. Пробирается языком в мой рот. Ну уж нет, я здесь главная. Буквально срываю с него футболку, и, мимолетно оглянув накаченную грудь, снова примыкаю к его губам. Возбуждение уже кипит во мне, как в котле. Моя рука медленно сползает к ширинке его джинс. Расстегнув молнию и резким движением стянув с него джинсы, сжимаю через ткань трусов его уже затвердевший член, отчего он подавленно стонет и мычит мне в губы. Олли разрывает поцелуй и смотрит мне прямо в глаза. Я вижу, как в его глазах буквально полыхает огонь. Он смотрит на меня как зверь на жертву, уже будто готовясь накинуться на меня. А меня уже потряхивает от дикого желания отдаться ему. Мы будто меняемся ролями. Вроде я хладнокровный монстр, который в два счета может разорвать его на куски, но сейчас так не кажется. Мне хочется скулить под ним, как беспомощная зверюшка, попавшая в лапы разъяренного голодного тигра. Олли разворачивает меня спиной, я опираюсь руками на столик передо мной. Резким движением он рвёт мои трусики и входит в меня, отчего мы оба стонем в унисон.
Огонь. По-другому мне не описать, что чувствует мое заледеневшее сердце. Олли наматывает мои волосы на кулак, заставляя меня прогнуться в спинке, и ускоряет темп. Наши тела соприкасаются со звонкими хлопками, которые вперемешку со стонами наполняют комнату, заставляют стены плавиться. Столько удовольствия мне не доставлял никто и никогда.
— Прошу, не останавливайся, — умоляю его я.
Олли явно чувствовал превосходство надо мной.
И мне это нравилось. Нравилось, как он грубо держит мои волосы. Нравилось, как он вбивается в мое тело. Нравилось, как он сладко стонет. Нравилось скулить под ним от удовольствия. Яд сочился из моих клыков, а я лишь вытирала губы от горько убийственной жидкости и продолжала таять в наслаждении, которое мне дарил Олли. «В тихом омуте черти водятся» — это точно про него. Кто бы мог подумать, что такой милый тихий парень заставит меня стонать как сучку. Он приподнимает меня за волосы и наклоняется сам, покрывая мою спину нежными поцелуями. Нежность в перемешку с грубостью. Какая дикая смесь!
Он выходит из меня и изливается мне на спину, издавая хриплый стон. Если бы мое сердце билось, пульс бы безумно зашкаливал. Зато я слышу сердце Олли, которое стучит так, будто он сейчас пробежал марафон. Парень дотягивается до салфеток, лежащих на столе и заботливо вытирает мне спину.
— Ты в порядке? — тяжело дыша, спрашивает он.
— В таком порядке я ещё никогда не была,— все ещё отходя от происходящего, еле говорю я, — Олли, ты чертовски хорош…
Парень хмыкает и, выкинув салфетку в урну, притягивает меня к себе, и мы вместе падаем на кровать. Олли накрывает нас одеялом, а затем тихо говорит, смотря на меня:
— Не думал, что скажу это девушке, с которой знаком один вечер, но это был просто восхитительный секс.
А я, глядя в его глаза, будто падаю в омут.
Я должна его убить.
Мой взор опускается на его шею, которая ужасно манила меня. Я чувствовала, как по его венам бежит горячая кровь. Его горячие руки вокруг моей талии обжигали кожу. Я снова поднимаю взгляд на его глаза. Такие добрые, полные искренности.
Я не могу это сделать
— Не поверишь, но я готова назвать этот секс лучшим в моей жизни, — кратко целую его в щеку, — Спи, — кладя руку на место, где только что оставила поцелуй, шепчу я и глажу щетинистую кожу.
Густые ресницы медленно опускаются. Вскоре он засыпает, его дыхание становится более размеренным, а я наблюдаю за ним. В моей голове проскочила мысль расправиться с ним, пока он спит, но что-то внутри меня боролось с этим желанием. Что-то человеческое, точнее остатки человеческого. Это совершенно не свойственно вампирам. Совершенно! Внутренняя борьба сама с собой злила меня.
Одна сторона — хищная — кричала прижать его здесь и сейчас, жадно впиться в его шею острыми клыками, полными яда. Смотреть, как он мучается из-за него, жалобно хрипит и кричит. Наслаждаться его кровью, как положено любому вампиру.
Но вторая сторона — с остатками человечности — говорила не трогать его. Оставить его здесь, исчезнуть, не причинить и капли зла. Остаться в его жизни воспоминанием. Какой-то Каэллин, которая затащила его в постель, а на утро пропала. Возможно, он расстроится. Возможно, я ему сделаю больно. Но это лучше, чем я разорву его на куски и высосу всю его кровь. Эта сторона была сильнее. Я лучше умру от голода, чем убью его. За то небольшое время, что мы разговорились в баре, я поняла, что Олли — человек с доброй и чистой душой. Делать ему больно было бы преступлением, даже для такого монстра как я, на счету которого тысячи умерших. Рыча от разочарования в себе, я поднимаюсь с кровати, хватаю блокнот, лежащий на столе и вырываю из него листок. Яростно начиная на нем писать:
«Олли, прости, но мне нужно идти. Поверь, будет лучше, если я исчезну. Попрошу тебя лишь оплатить этот номер. Ты навсегда останешься в моём холодном сердце как самый добрый человек и лучший любовник. Ты достоин лучшего. Надеюсь мы с тобой ещё увидимся
Мимолетно твоя, Каэллин»
Зачеркиваю последнюю строчку. Будет лучше, если мы никогда больше не увидимся. Натягиваю платье, полна злости и отчаяния. Если бы я умела плакать, я бы точно разревелась. Но моя душа навсегда заледенела. Я навеки монстр, неспособный любить. Олли достоин девушки, которая будет любить и оберегать его. Я же не могу ему дать тепла, как бы сильно я этого не хотела. Оборачиваю записку вокруг трёх купюр по сто евро, кладу её на тумбочку возле Олли и в последний раз смотрю на него. Он крепко спит, приоткрыв рот. Я вглядываюсь, пытаясь навсегда оставить его в своей памяти. Человек, который одарил меня своей заботой, подаривший мне чудесную ночь и кучу эмоций, заставивший перебороть себя и свою натуру. Понимаю, что нужно идти сейчас, иначе потом я не смогу заставить себя уйти. Иду к двери из номера, останавливаясь у вешалки. Снимаю с крючка его джинсовку и подношу к носу, вдыхая запах его духов. Тёплые, древесные, с ноткой лимона, они навсегда врезались в мою память. Я знаю, что если однажды учую этот запах снова, вспомню прекрасного парня, который смог растопить мое сердце. Выхожу из номера и быстро покидаю отель, чувствуя боль сильнее, чем когда меня обратили в вампира. Я ушла, оставив остатки своей души вместе с Олли.
We got all night to fall in love
But just like that we fall apart
We're broken, we're broken
