15 ноября 2004г.
Чувствую на плече толчок. Переглядываясь с продавщицей, взгляд которой указывает за спину, медленно оборачиваюсь. Насыщенно голубые глаза, взлохмаченные тёмные волосы, лёгкая щетина — ловлю себя на том, что потратила на беззвучное рассматривание нарушителя покоя необъяснимо много времени. Тогда его голова наклоняется слегка вбок, повторяю это действие за ним. Выглядим — уверена — как две рассматривающие друг друга собаки на улице. Уже глазами мужчина указывает на что-то в районе витрины. Перехватываю внимание и обнаруживаю в зоне по линии от взгляда огурец, выглядывающий из-под витрины хвостатой попкой. Изучаю огурец ещё дольше, чем мужчину напротив, — то есть невероятно долго. Возникают ненужные ассоциации с моим нынешним положением: полной и беспросветной… Нахожу себя в своём теле, когда на лице образуется ни на кого не направленная улыбка. — Соня, — Тамара Львовна, мамина подруга детства и одна из бизнесвумен этого продуктового рынка, тревожно зовёт, — так сколько «Бычьего сердца»? — Полкило, — отзываюсь, в ту секунду вспомнив о порвавшемся пакетике с огурцами и о прохожем, который, возможно, ещё далеко не ушёл. Вынимаю из мешочка самый красивый, плотный и ароматный огурец, оборачиваюсь и протягиваю в пустоту, не веря в то, что кого-то за собой обнаружу. Тем не менее я слегка упираюсь овощем в человеческий живот. — Извините, боже мой, простите, пожалуйста, — заплетается язык. Неожиданно близко мужчина стоит за мной. Он замирает с грушей в руках, которую выбирал с полки в районе моего зада. Слежу за тем, как дрожат уголки рта прохожего в попытке сдержать губы, которые всё же спустя пару мгновений растягиваются в очень широкой улыбке. Мужская рука забирает протянутый огурец и кладёт его в сумку. Читаю в глазах человека решимость и, отступив назад, пропускаю его к кассе и Тамаре Львовне. Запинаюсь о коробку с какими-то фруктами, едва удерживая равновесие и не прекращая глядеть в спину случайному встречному. Вернее, куда-то в районе между шеей и затылком. — Сонь, помоги, — подхожу спешно к маминой подруге и без слов понимаю, что нужно делать. Сколько времени в детстве я провела здесь с мамой и Тамарой Львовной, помогая им вести торговлю, а на деле — в основном мешая, — ты какими судьбами здесь вообще? — параллельно интересуется искренне пожилая женщина. На этот вопрос ответ сильно длиннее, чем я могу уместить в допустимые вежливым общением рамки, и значительнее интимнее того, что можно обсуждать при чужих людях с чистой совестью. — Приехала разгрести горы пыли в старом доме. — Не видела тебя лет пять, если не больше, — вспоминает Тамара Львовна с лёгким намёком грусти. — Дела семейные, — произношу отстранённо. — Понимаю, милая, всё понимаю, — она протягивает покупателю несколько крепко перевязанных пакетов с фруктами и овощами. — Спасибо, — говорит с мимолётно скользнувшей по лицу улыбкой мужчина и кидает на меня такой же короткий взгляд — однако я понимаю, что он был сильно дольше, чем того требовала ситуация, только когда мужчина в редкой толпе скрывается из вида. — Тамара Львовна, я рада вас видеть, но меня ждут многочисленные бытовые дела, — произношу, не веря в убедительность этих слов, — позвольте откланяться, — натягиваю доброжелательную улыбку. — Всё хорошо, Сонечка? Поднимаю большой палец вверх. Натыкаюсь на случайного встречного вновь, у самого выхода. Он курит, пуская стройные струйки дыма. Выглядит погружённым в свои мысли, взгляд направлен куда-то в покрытые первым снегом горы. Тихо притворяю за собой входную дверь и делаю несколько шагов по стене в сторону. Как можно незаметнее ищу сигареты, но вспоминаю, что позавчера решила бросить курить и выбросила все пачки, сожгла их вместе с некоторыми вещами, привезёнными с собой. Глядя на этого мужчину, мне до дрожи хочется снова закурить. Он выглядит таким неуместным здесь, под эвкалиптом, на слегка потрескавшейся брусчатке, в коричневых брюках и чёрном свитере, он словно свалился откуда-то из прошлого, из начала девяностых, из американских фильмов про жителей «того запада», фермеров и держателей плодородных земель. Или он мог бы владеть заправкой где-нибудь в Вермонте… Он создавал впечатление чужака. Даже не туриста из любого уголка в России, приехавшего не в сезон на курорт, а кого-то очень далёкого и неизведанного. Я слишком долго думаю об этом человеке — сильно дольше для того, чтобы мой изучающий взор не был бы замечен. Тем не менее мужчина всё так же смотрит вверх, на горы, и будто отсутствует для того мира, что здесь, сильно ниже, на земле. Меня окутывает зависть — грубая, низменная, удушающая петля на шее. Становится чуть сложнее дышать, жар распространяется по телу. Я не знаю, о чём думает этот случайный встречный, но я полагаю, что ни о чём, о пустоте. Думать о ней — единственное, чего мне хочется все эти пять недель практически безвылазного одинокого нахождения в четырёх стенах давно брошенного родительского дома. Всё так же мечтаю смотреть в окно и видеть только завораживающий ландшафт. И чтобы ни одной мысли о Максе, жизни в Питере и всех тех изменениях, которые поджидают меня ровно в тот миг, как я выйду в «Пулково». Обволакивающая, сюрреалистичная, бесконечная пустота — могут ли сигареты или самоизоляция подарить мне её? Ответ известен заранее. Но мне аж дурно от того, насколько хочется закурить. Замираю, проснувшись от нового витка сна наяву, потерявшаяся в мыслях, лицезрея мужчину напротив, наблюдающего за мной с неизвестный настроением. Его лицо не выражает ничего. Надо бы пройти мимо, вернуться в свой запертый мир. И то ли любопытство, то ли жажда общения толкают меня на то, чтобы преодолеть эти десять метров между нами и подойти почти вплотную к незнакомцу. — Можно? — смотрю плотоядно на почти выгоревшую сигарету в его руках. Мужчина перехватывает мой вожделенный взгляд и, не сказав ни слова, вынимает из кармана брюк пачку сигарет. Беру одну, он прикуривает. — Простите, что так долго смотрела на вас, — произношу после трёх глубоких затяжек. Почти маньячка. Изголодавшаяся по наркотику. Встречный смотрит изучающе, что-то, очевидно, прокручивая в голове. Между тем я внимательнее погружаюсь в его, так сказать, ауру, впитывая ароматы, настроение, энергию. Что-то в нём есть цепляющее, захватывающее, увлекающее за собой. Понимаю, что совершенно по-дурацки после извинений о навязчивом наблюдении продолжать делать то же самое, только встав совсем рядом. Это бестактно. Однако… Когда я в последний раз кем-то интересовалась? Нет. Чем-то, кроме своих страданий, гнусных и тоскливых мыслей о муже, о нашей совместной жизни, семи годах брака. Могу ли я вспомнить, когда я смотрела на мужчину с интересом? Могла ли я себе позволить эту лёгкость, проявление женской слабости, желание улыбаться кому-то незнакомому и завораживающему? «Нет». Всем и всегда. А Макс? Тяжёлые мысли о муже осели на плечи, лишив зарождающейся лёгкости. Он даже в моей голове мешает мне жить, будучи вдалеке от физической сути этого голоса. Автоматически возникает желание спрятаться: пройти сотню метров и скрыться в доме, закрыв двери на плотный засов. Оставить эту фантазию о случайном встречном и уйти к себе в грубый мир? Пока я мечусь между скрытыми желаниями и голосом навязанной совести, мужчина не сводит с меня притягательных синих глаз. — Прошу прощения за всё это, — не нахожу точных слов и, махнув рукой по воздуху, — мне пора, удачи вам, — ухожу. Внутри меня что-то скрипит — так, словно вот-вот порвётся. Надрывается, надламывается, разрушается — по кирпичику. Рассыпается, словно песчаный замок. Воет — как кошка, умирающая при рождении котят. Беспокойство чешет изнутри, проводит когтями по гортани и взбивает лёгкие в однородную массу. Сделав около сотни шагов, я останавливаюсь, поднимаю взгляд с чёрных замшевых ботинок на длинную дорожку вверх и выше — на горы. Может ли кто-то сравниться с ними? Я, Макс, моя боль, этот незнакомец? Страх, любопытство, потребность в заботе? В моей жизни теперь нет цветов, нет клиентов с заказами крупнейших мероприятий в городе, нет белоснежных и цветастых свадеб, нет мокрых подушек в постели с любимым мужем, нет мира и покоя. Зато есть апатия, страх тотального одиночества, дрожь перед вынужденным свиданием с опостылевшим мужем, нежелание произносить вслух всё то, что я должна сказать Максу и всем вокруг. А за спиной всё ещё может быть он. Интерес. Случайный встречный. Неизвестность в коричневых брюках и чёрном свитере. Оборачиваюсь. Наблюдаю за его высокой фигурой, следующей по дороге в моём направлении. Когда мужчина настигает, мы равняемся вдоль линии, и я ловлю его за запястье. Впрочем, к моему величайшему удивлению, незнакомец послушно встаёт параллельно мне, не выдавая никаких признаков недоумения или непринятия происходящего. — Какую глупость я совершила, — выдыхаю устало и стыдливо и отпускаю руку встречного. Мнусь, жуя щёку изнутри и не зная, что же мне теперь делать. — Вы хотите что-то особенное мне сказать? — интересуется вдруг незнакомец довольно низким и глубоким голосом на приятном слуху английском языке. Слегка удивлённая открытием иностранца в моих родных краях и раздосадованная тем, как глупо я, должно быть, выглядела, — ещё нелепее, чем мне это виделось пару секунд назад, — я прочищаю горло и перехожу на международный язык: — Извините, пожалуйста, что заняла ваше время, заставив потратить его на такое глупое занятие. — А что вы называете глупым занятием? — я ощущаю взгляд мужчины, устремлённый в мой профиль. — Игра в гляделки? И вот это, — я смотрю на руку мужчины и едва не покрываюсь краской. — Это ничего, — незнакомец говорит легко и буднично, даже дружелюбно. А я как никогда прежде хочу закрыться на засов и спрятаться под кровать. — Я пойду тогда, вы не против? — спустя пару мгновений решаюсь сказать хоть что-то. — Скажите только, о чём вы думали всё это время? — доверительно спрашивает мужчина. А я хочу сперва проваливаться сквозь землю и только потом делиться своими мыслями. — Сначала о том, как безудержно я хочу закурить, после — о вашей неестественности в этих местах и — немного — о том, как вы завораживаете одним своим присутствием. Мужчина хмыкает, а я поворачиваю голову к нему и пристально смотрю в глаза. Я не знаю, что я нашла в нём, но определённо что-то выдающееся. Уловить пока не получается, но его образ, его взгляд, ощущение рядом — это сродни гипнозу. — Легче стало? Рой вариантов ответа проносится в голове. — Если вы о сигарете — то да, я очень вам за это благодарна, — я улыбаюсь, не отводя взгляда от синевы. — А если не о ней? — Посмотрите на меня. Разве похоже, что мне легче? — прошибает потом от чрезвычайно дерзкого ответа в разговоре с неизвестным мужчиной на малолюдной улице. Неужели я флиртую? Не разучилась? Я беззвучно смеюсь. Мужчина тупит взгляд на кроссовках или брусчатке. Я продолжаю стоять как истукан, не понимая, что же мне делать. Настырно изучаю фигуру незнакомца, теряясь в догадках. — Как вы отреагируете на моё предложение провести время вместе, например, прогуляться? — С пакетами? — приподнимаю руку, посмеиваясь. — Можем оставить их где-нибудь, — произносит мужчина буднично — словно мы гуляем каждый вечер триста дней в году. — Я живу поблизости, две минуты пешком. — Тогда чего мы ждём? Я делаю несколько шагов вперёд, не веря в то, что встречный не пошутил и прямо сейчас не уйдёт в другом направлении, оставив меня в дураках смотреть ему вслед и думать о том, как вредно воплощать свои шальные фантазии в жизнь. Аукнется. Но мужчина таким же медленным шагом идёт бок о бок, глядя куда-то за горизонт. Все эти две минуты мы молчим. Я думаю о том, что вот-вот совершу ошибку, которая станет точкой невозврата в наших отношениях с Максом. Незнакомец, кажется, ни о чём не думает: он выглядит абсолютно расслабленным и спокойным. Со мной, например, таких спонтанностей не случалось никогда, а с ним? Что, если он живёт одним днём и привык следовать ветру, приключениям? Я же совершенно иного склада. Привыкла сто раз обдумать перед тем как обдумать сто первый раз. Он, этот случайный встречный, — мой первый эксперимент. — Проходите, разувайтесь, осторожно, порожек, можем попить чаю, — вразнос балаболю я, пропуская мужчину внутрь небольшого домика. — У вас есть кофе? С утра всё никак проснуться не могу, — коротко улыбается мужчина, споласкивает руки под краном и садится за стол — опять-таки так, словно мы часто едим вместе и пьём. Нереалистичность происходящего накрывает с головой, по телу пробегает толпа мурашек, но я пытаюсь совладать с собой, ставя на плиту турку. — С молоком или без? Есть сливки, — произношу немного нервно, не находя себе места под его внимательным взглядом, — но последние, боюсь, уже в кашицу превратились, — опираюсь поясницей на кухонный гарнитур, решившись так же глубоко, как и прежде, заглянуть в озерцо глаз незнакомца. Какая-то неведомая прежде сила замораживает меня на месте: я плохо слышу звуки вокруг, почти не могу шевелиться, только смотрю вперёд, на него. Я боюсь своих желаний. Лучше как можно быстрее выйти на свежий воздух, пока я не совершила глупость. Ставлю чашку перед незнакомцем. На стол выставляю немногочисленные яства. Сажусь на противоположный край стола и впериваюсь глазами в ромбики на скатерти. — Вам нравится? — интересуюсь спустя время. — Прелестно, — произносит он, — весь день ни крошки в рот не взял. — Что вы здесь делаете? — задаю в лоб. Мужчина отнимает взгляд от еды и с лёгкой хитрецой в глазах говорит: — В гостях у старых друзей. — Перенесу и на себя, если вы не против, — отвечаю в той же игровой интонации. — Вам не хватает друга? — я не могу скрыть удивления от услышанного. Тем временем незнакомец озирается, рассматривая мельком убранство: гарнитур пятнадцатилетней давности, старые, местами порванные в процессе переезда обои, на подоконнике до сих пор лежала пыль. Действительно, этот дом был больше похож на сарайчик, чем на комфортабельное жилище хотя бы для одного человека. Семья здесь жить не могла. Я понимала, что имеет в виду гость, но вмиг решила сменить угол разговора. — Я вообще самый одинокий человек из всех, кого вы только могли повстречать на своём пути, — произношу практически твёрдо, уверенно заглядывая в глаза человека на другом конце стола. — Гордитесь этой мыслью? — его уголки губ слегка дрогнули. — Только тем, что пока справляюсь, — как на духу признаюсь я, залпом выпивая последние несколько капель кофе, глотаю ложку молотых зёрен со дня чашки. — Причина для гордости действительно есть, — он улыбается, слегка откидываясь на кресле, закидывает ногу на ногу и прислоняет кулак к подбородку. — А чем гордитесь вы? Вижу в глазах мужчины яркий проблеск, но он меркнет так же быстро, как и возникает. — Буду гордиться, если сумею помочь вам. Веду машинально головой, отрицая услышанное. Гость может помочь мне только тем, что изобретёт машину времени и отправит меня на восемь лет назад, поставив запрет в голове на знакомство с определённым человеком. Чтобы я не обернулась в кафе, когда Макс меня окликнет. Чтобы ушла без скучного белого шарфа в чёрную полоску. Но не сделает ли это допущение возможным встречу с другим мужчиной, который разобьёт мне сердце и лишит прежнего мироощущения? — У вас уже есть варианты? — решаю пойти в атаку, не в защиту. — Это ваш дом? — киваю на два вопроса сразу. Гость подносит зажигалку к сигарете во рту и глубоко вдыхает. Я жадно ловлю это действие, с новой волной зависти смотря на человека напротив. — Начнём с разбора хлама, — говорит он после выдоха. — Очистим разум, начав с освобождения от материального лишнего? — В точку, — он легонько смеётся, — пытаетесь бросить? — гость ловит мой страждущий взгляд, слегка нервные движения телом. Ничего не отвечаю, всё и так понятно. Следующие два с четвертью часа мы собираем вещи, убирая ненужные в коробки. Я мою пол, пока мужчина протирает пыль на всех поверхностях. Он идёт на участок, чтобы выбить пыль из ковра и пледов, когда я наблюдаю за ним через стекло, делая вид, словно мою его. Спустя три часа, достаточно утомлённые уборкой, мы тащим старые вещи к мусорным контейнерам на соседней улице. И впервые за последние три часа мужчина произносит нечто отстранённое от быта: — Ощутили, как стало легче дышать во всех смыслах? Я киваю, втягивая в лёгкие дым от его сигарет. — Вы меня обнулили, — посмеиваясь, освобождаю руки от вещей. — Как быстро стемнело. Сейчас же и шести нет? — он смотрит на наручные часы, едва не запинаясь о дырку в асфальте. Ловлю мужчину за предплечье, удержав и его, и своё равновесие. Мы замираем на краю дороги пустынной улицы, смотря друг на друга. За эти несколько часов вдвоём я уже и позабыла о том, что провела это время с незнакомцем. Привела его в дом, накормила, провела уборку вместе с ним, вынесли мусор. Абсолютно нереалистичная история. Как будто ожившая фантазия какого-нибудь автора в интернете. Мужчина выше меня почти на голову — сантиметров на двадцать уж точно, он скорее худощав, чем в меру упитан, хотя кто-то назвал бы его фигуру «в самый раз». Его чёрный цвет волос слегка разбивает седина. Кажется, старше меня этот иностранец лет на десять. Мне не доводилось целовать кого-то, кто значительно взрослее меня. Пожалуй, исключая тётушек и родителей. А главное — на мужчин я с юности смотрела с точки зрения их потенциала: на семью, на чувство уверенности, желание и силы добиваться и покорять. А в достижении этих параметров молодость и выносливость весьма кстати, скорее даже неотъемлемы, первичны. Я была уверена, что к 34-м годам у меня уже будет большая семья с детьми, собаками и каждовечерними ужинами. Не случилось ничего и никого, кроме собаки, которая осталась с мужем. — Я замужем, — зачем-то выпаливаю я, не отводя глаз от синевы, ставшей в ночи почти чёрной. Мужчина улыбается широко и, положив руку на мою спину, притягивает к себе в нежных объятиях. Я снимаю оборону. Мы привычно возвращаемся в домик после трёх рейдов к мусорным контейнерам, я готовлю поесть, расстилаю (вдруг) найдённую у мамы в вещах красивую салатовую скатерть, достаю бутылку вина, также найденную в доме. Переодеваюсь, пока гость пьёт кофе на улице. Пробую вино. Очень неплохое. Семь лет выдержки. Он возвращается, когда в больших нарядных тарелках красуется рыба с овощами, а в бокалах плещется вино. Я в том единственном платье, которое было здесь и которое я надевала в тот день, когда мы подавали заявление в ЗАГС с Максом. Что-то внутри невольно кольнуло — тоска, наверное. — Чувствую себя неподходящим этому столу, — мужчина смущённо улыбается, отодвигая стул передо мной. — Я предположила, что это, — я обвожу взглядом всё вокруг, — может помочь в вашей задумке по помощи нуждающимся. — Вы быстро идёте на поправку, — он ухмыляется, отпивая из бокала бордовую жидкость. — Вас не потеряют? Гость пожимает плечами, указывая мне на тарелку и после приступая к поглощению рыбы. Я замираю с вилкой в руке, наблюдая за мужчиной: за его естественными, но чёткими движениями, за его расслабленностью и некой уютностью. На одно мгновение мне кажется, что я могла бы каждый вечер сидеть с этим мужчиной напротив, есть и говорить о чём угодно. Что это то, что может спасти мою жизнь. Замораживаю эту мысль за иллюзорность и чрезмерную дерзость. — Может быть, вы всё-таки предупредите ваших друзей? Они могут быть обеспокоены. — Посмотрите на меня, — он говорит, а я с трудом проглатываю ставший каменным кусок рыбы, затравленно поднимая взгляд на мужчину, — разве я похож на того, кто не разберётся со всем самостоятельно? — могучая волна мурашек накрыла тело. Гость так просто и уверенно произносит эти слова, но оттого мне становится и душно, и немного дурно одновременно. Я знаю, к чему приведёт этот вечер наедине с незнакомцем, и я хочу и боюсь этого. Только вот боюсь уже не поставить точку в отношениях с мужем, а потерять голову от человека, который может прямо сейчас встать и выйти из дома, и я больше никогда его не увижу. Шаткая, почти неосязаемая граница между тем, что можно сделать, не стремясь к продолжению, и тем, у чего хотелось бы увидеть следующую серию, а то и весь сезон взахлёб, каждый день на протяжении отпуска, больничного и отгулов. Я испугана перспективой не иметь будущего — уже сейчас, когда и настоящего фактически не существует. Глядя на человека за столом, я впервые за многие годы думаю всерьёз о том, что я хочу жить в будущем, что мне оно необходимо и что я его заслуживаю. — Я вас не знаю, — наконец произношу неловко я, взяв под столом скатерть в кулак, нервно её перебирая в ладони. — Согласитесь, что иногда приятно вот так легко провести время с тем, кого через месяц даже не сможешь вспомнить? — он улыбается и отпивает вино, красная капля стекает по губе к подбородку и дальше — по шее. Гость указательным пальцем ненавязчиво стирает бордовую жидкость, проводя линию от шеи к губам. Ощущаю, как меня бросает в пот. Горячая энергия фокусируется в районе яичников, и мне уже дискомфортно сидеть, просто говорить, размышлять. Я, как загипнотизированная, наблюдаю за действиями мужчины, с каждой секундой всё больше превращаясь в оголённый нерв. Гость тем временем что-то рассказывает, изредка посматривая на меня, улыбается, даже смеётся, вытирает губы салфеткой, придвигает солонку, бьёт указательным и средним пальцем по скатерти, словно наигрывая незамысловатую мелодию, наполняет свой бокал и добавляет немного вина мне — в бокал, к которому я один раз прикоснулась. Я изучаю блестящий отпечаток от губной помады на бокале, и мне становится в крайней степени неуютно: я вижу, что то, на что нацелено всё моё естество, едва ли входит в планы человека напротив: он выглядит чрезмерно отстранённым, весёлым и даже забавным. А я в дураках. — Зато чувства и эмоции запоминаются надолго. Иногда и на всю жизнь, — говорю не своим голосом, насильно отведя взгляд от бокала к ярко-синим озерцам мужчины. — Если связь, на удивление, не прошла по касательной к сердцу, — меня торкает от слова «связь», и я понимаю, что я ошибалась ровно во всем. Мужчина выглядит так, словно ждёт некого сигнала, чтобы напасть. Так, словно поджидал жертву и теперь, когда она ранена, может накинуться, не встретив сопротивления. Птичка в ловушке. Кладу открытую ладонь на стол и веду по ткани медленно, изображая игру на рояле на две руки. Незнакомец кидает на меня взгляд исподлобья, встаёт и — неожиданно — выходит за дверь на улицу. Слышен хлопок. Собравшись с мыслями, надеваю куртку и выскакиваю за порог. Мужчина стоит на углу дома, смотрит куда-то вдаль, в сторону гор и уже вступившей во власть полной луны. Он прокручивает на пальце левой руки кольцо. — Если вам нужно уйти — я не буду вас провожать, — молвлю скованно, стоя за спиной гостя. Он оборачивается, в свете луны вижу блеск в глазах. Несколько секунд я смотрю на мужчину неотрывно, переполняемая эмоциями и волнением. Сейчас или никогда. Притягиваю гостя за плечи к себе и утыкаюсь в губы, расслабляясь и растворяясь, когда ощущаю на затылке требовательные руки. Оказываюсь запертой между стеной дома и крепким телом. Целую жадно, утопаю, сную ладонями по спине, рукам, лицу. Почти не отрываясь друг от друга, мы возвращаемся в дом, находим на ощупь кровать, с грохотом сваливаемся на неё. Она слегка поскрипывает, давно забывшая о том, как выглядит страсть. Тяну через голову чёрный свитер, мужчина помогает, спешно расстёгивает пуговицы у платья на груди. Ёрзаю на постели в нетерпении, некогда стерев мысли о том, что такое влечение бывает, что я хочу ощутить мужчину без всяких дополнительных мыслей и подтекстов, мне просто хочется наполниться им в самом примитивном смысле, безответственно, грязно и совершенно естественно. Мужчина слегка приподнимается, чтобы стащить брюки, я успеваю перехватить инициативу и свалить его на постель, снимаю с ног остальную часть одежды и склоняюсь над его членом. Провожу языком от ствола к головке, с удовлетворением услышав «ох». Резко ощутив крепкие ладони на плечах, я фактически пролетаю пах и живот иностранца, оказываясь смотрящей в два бурных океана, плескавшихся сейчас от желания. Он проводит пальцем от моего лба, вдоль волос ко рту. Очерчивает линию губ, слегла надавливает подушкой большого пальца на нижнюю губу, я впускаю его в рот, посасывая. Мужская ладонь осторожно сжимает мои волосы и тянет, слегка поднимая голову. Тогда он целует, лижет и сосёт кожу на шее, обводя языком линию подбородка. До легкой боли стягивает волосы, вынуждая выгнуться в спине ещё больше. Он целует грудь, очерчивает ареолы сосков. Не желая отдавать инициативу в другие руки, я с неким чувством самодовольства сажусь на член — стенки влагалища медленно и заботливо обхватывают его орган. Становится так тепло, комфортно и приятно — я протяжно стону, двигаясь на члене, уже переходя на вскрикивания. Мужчина продолжает стягивать мои волосы в руках, вынуждая прогибаться в спине. Одновременные боль и наслаждения замутняют рассудок. Мужчина силой опускает меня на спину, укладывая в постель, проводит ладонью от линии роста волос, вдоль груди, талии и к стопам. Обхватив большой палец ноги, он стягивает его горячим языком, целует каждый палец и, оставляя влажную дорожку, старательно движется к паху, играя с клитором и выхватывая из моих уст сочные растянутые стоны. Я притягиваю покорного мужчину за плечи к своему лицу и жадно, вожделенно впиваюсь в него губами, ощущая в его рту свой вкус. Пока мы целуемся, гость резко полностью входит. Я вскрикиваю в его губы, бёдрами поддаваясь вперёд и насаживаясь на член максимально глубоко. От изначально непривычного размера постепенно становится всё комфортнее и приятнее, хочется глубже и быстрее. Притягиваю спину мужчины ближе, шепча что-то, что уже и вспомнить не смогу. Я кончаю с дрожью в конечностях, сминая постель и попавшие под раздачу мужские руки. Ощущаю приближение его оргазма и, не дав отстраниться, впускаю в себя его семя, шумно выдыхая и дав ему улечься обессиленно на мою влажную от пота грудь. Глажу его волосы и смеюсь от того, что, кажется, это реальность, ибо такой оргазм присниться не мог даже после просмотра перед сном «Основного инстинкта». Очнувшись от первых лучей солнца, я, щурясь и притягивая подушку, рыщу рукой в поисках ещё одной. Моментально сажусь на кровати, оглядывая смятую постель и почти пустую комнату. Его здесь нет. В доме гостя не оказывается, на улице тоже. Я утыкаюсь бессмысленным взором на ландшафт за окном, не чувствуя ничего, кроме пустоты. Ни одной мысли. Как я и мечтала последние пять недель. Тем временем слёзы двумя дружными ручьями текут по щекам. Умываюсь, принимаю душ. Смотрю на чистый стол, вымытую посуду, и лишь пустая бутылка вина свидетельствует о том, что мой рассудок меня не подводит. Я переспала с человеком, которого знала несколько часов. И ничего, кроме этого: ни имени, ни откуда он приехал, ни чем занимается. А имеет ли это значение сейчас, когда он ушёл по-английски, навёл в доме порядок и создал в моей голове мирную пустоту? Не имеет. Чудаковатая улыбка посещает, когда на улице я пью кофе, глядя на оранжевое солнце: что, если я забеременею от незнакомца? Семь лет не могла этого сделать с мужем, с помощью клиники, самых новых методов, освободительная от всех невзгод сперма незнакомца станет чудодейственной. Содрогаюсь от смеха, заметив, что впервые радуюсь искренне чему-то, что от меня уже не зависит. … Спустя два года я, пережившая развод и открывшая уже свою цветочную студию, приезжаю в родительский дом, который намерена отремонтировать, чтобы бывать как можно чаще, а, может, и вовсе переехать. У Тамары Львовны дома почти так же, как было в моём детстве: всюду цветы и фарфор. Она наливает чай, зовёт пятнадцатилетнюю внучку, Люду, садит рядом. Делится всеми новостями региона, пересказывает сплетни, просит подождать, пока она сбегает за домашним кефиром и молоком, машина с которыми подъехала к дому. Я улыбаюсь, провожая Тамару Львовну взглядом, Люда убегает в свою комнату. Наблюдаю за тем, как мамина подруга говорит поочерёдно с каждым из соседей, не останавливаясь. Утомившись от длительного ожидания, иду по коридорам, заглядывая в комнаты, пропитанные запахами из детства, и постепенно набредаю на комнату Люды, стучусь. После получения разрешения войти — открываю дверь, мельком рассматриваю предметы вокруг, а взгляд тем временем возвращается к постерам на стене. Вглядываюсь в изображение человека, которого видела лишь один раз два года назад. Вспоминаю, что он сказал о том, как приятно провести время со случайным человеком и после не вспомнить его. Видимо, это не моя история. — Люда, а кто это у тебя на стене? Девчонка прокручивается на офисном стуле, отодвигаясь от компьютера. — Кто именно? — Мужчина, сидящий на кресле с тростью. — Это Хью Лори, главный актёр в сериале «Доктор Хаус». — Популярный по всему миру? — Ещё бы, — улыбается Люда, — я тут ещё планирую с ним… … Вернувшись в дом, открываю ноутбук и нахожу нужный сериал. Затем беру оставленную пачку Винстона два года назад и вынимаю из портмоне бумажку с текстом:«Если спустя пару месяцев или лет, отойдя от всего этого душещипательного флёра, решишь, что я тебе зачем-то нужен, набирай. [номер телефона]. Хью»
Смотрю, как быстро сгорают упаковка и бумага.