Просыпайся, маленькая Никки

«Унеси меня, ветер северный, в те края, где боль и небыль».

      Ияр перебирает струны лиры, почти не касаясь их, доставая мелодию словно из воздуха. Она прекрасна. Тихая, нежная, полная неизбывной тоски. Если бы кто-то другой мог слышать её сейчас, его сердце непременно сжалось бы в сладостно-тревожном порыве.       Но Ияр сидит в одиночестве. Он даже не слышит, что играет: пальцы скользят бездумно, застывший взгляд безучастен.       Никкаль пропала. Вслед за братом.       Исчезла и забрала вместе с собой его весёлость, с ней одной из лживой брони превратившуюся в искреннее чувство. Забрала его душу. Осталось лишь это — умение наполнять инструмент жизнью, да болезненная надежда, что девушка отзовётся на его музыку.       Всходит луна. Упругие потоки ветра несут Ияра над бесконечными лесами, к северным горам, что вышиты белым вереском. Далекий чужой край, укрытый зимой.       Там его ждут.       Никкаль лежит на чёрных простынях, длинные волосы растрепаны по подушкам, черты лица еле различимы в ночном сиянии. Ияр осторожно опускается на край кровати. Вытягивает руку, но тут же останавливает себя, будто девушка может исчезнуть от одного прикосновения. Он почти не дышит.       — Просыпайся, маленькая Никки, — мысль срывается шёпотом с губ.       Её ресницы начинают подрагивать, глаза чуть приоткрываются, закрываются вновь. Ияр ждёт. Она ещё несколько раз моргает, наконец, замечая его перед собой. Тихая улыбка озаряет её губы. Лишь тогда он выдыхает, легонько дотрагивается до волос девушки, убирая их со лба.       — Я скучала.       Боль расползается в груди, и он жадно всматривается в её глаза, надеясь найти в них подтверждение реальности происходящего. Она приподнимается и мягко касается его губ. Ияр отбрасывает все сомнения.       Он запускает пальцы в её волосы, притягивая ближе, распаляя пожар между ними. Поцелуй становится требовательным, напористым, до одури горячим. Его рука скользит по шее, ключице девушки, замирает на солнечном сплетении, надавливает, побуждая её снова лечь. Никкаль с очаровательным смехом утопает в подушках, её медовые глаза наполняются озорством, дразня его немым вопросом: «Что дальше, Ияр?»       Музыкант бережно вытаскивает инструмент из чехла на поясе, гладит корпус, ласково касаясь каждой струны. Один за другим раздаётся короткий приятный звон.       — Уверена, лире приятно твоё внимание. Но мне больше нравится, когда ты занят мной, а не ей.       Тепло заполняет его сердце, но Ияр лишь усмехается, хитро щуря глаза.       — Неблагодарная девчонка! Как часто ты наслаждалась моим пением, а теперь говоришь мне бросить инструмент.       — Я лишь предлагаю выбрать между лирой и...       Он искренне смеётся и кладёт инструмент возле кровати. Затем возвращает взгляд на Никкаль.       — Ладно, ты победила.       Она улыбается. Полупрозрачная сорочка переливается перламутром в свете луны, вышитый белой шёлковой нитью узор подчеркивает изгибы стройного тела. Рука скользит к нижнему краю её одежды, потом вверх по бедру, утягивая ткань за собой. Ияр припадает губами к открывшимся участкам кожи. Чувственно, жадно, с удовольствием наблюдая за тем, как сбивается её дыхание, заставляя грудь подниматься чаще. Чаще. Сорочка отброшена в сторону, их губы вновь соединяются, пока девушка наощупь стягивает с него одежду.       — Никки... — то ли восторженно, то ли вопросительно выдыхает он, глядя на неё сверху.       Она едва заметно кивает, обнимая его плечи, притягивая к себе. Их тела становятся единым целым. Ияр движется медленно, каждой клеткой отзываясь на ласку её рук, горячее дыхание и стоны. Никкаль цепляется за его спину всё отчаяннее, голос становится молящим, хотя слов не разобрать. Кажется, она шепчет его имя.       Он поддаётся страсти — поворачивает девушку к себе спиной, сжимает талию, помогая приподняться, а затем резко и грубо опускает её на всю длину. У Никкаль вырывается хриплый крик. Он повторяет снова и снова, пока девушка не расслабляется и не начинает двигаться в такт. Ему становится трудно держаться — разгорячённое тело Никки, с такой готовностью и желанием принимающие его, сводящие с ума стоны... Она выгибается, и Ияр отпускает себя. Пара движений, и волна удовольствия застилает разум. Не отпуская Никки, он продолжает плавно скользить внутри неё. Убирает с шеи влажные пряди потемневших волос, оставляя на её коже нежные поцелуи.       Наконец, дыхание девушки выравнивается, и Ияр отстраняется. Никкаль оборачивается, и они долго смотрят во всё ещё колеблемые страстью глаза друг друга.       Она зажигает магией дрова в камине и усаживается перед огнём. Музыкант располагается рядом с лирой в руках.       — Ияр, спой мне на прощание.       Пальцы деревенеют, переливчатый аккорд замирает. Но он быстро берёт себя в руки.       — Что ты хочешь услышать, ясноглазая?       — Легенду про Уту. Как тогда, помнишь?       Он слишком нервно ударяет по струнам.       — Сияющий Уту в колеснице Бунене о семи горящих конях...       Песня Ияра льётся, и придраться в ней не к чему, кроме первого фальшивого аккорда. Когда звон струн стихает, небо начинает светлеть. Девушка улыбается, а он в ответ дарит ей грустный взгляд, стараясь как можно лучше запомнить этот миг: её налившиеся золотом от предрассветных лучей глаза, милые черты, тонкую шею и хрупкие плечи. Ияр так много хочет ей сказать, но слова замирают на губах, когда она останавливает его.       — Тебе пора.       Он знает, что всё случается не с ним и не с ней. Однако каждый раз, как всходит луна, Ияр отправляется в далёкий северный край, чтобы произнести:       — Просыпайся, маленькая Никки.       Он отдал бы всё, чтобы быть с ней. Но, может, её уже нет на свете.