***
После обретения более человекоподобной формы, Ци Жун лежал пластом и молча смотрел в потолок. Вэйфэй суетился вокруг, то вытирая испарину с бледной, будто хрустальной кожи, то пытаясь напоить демона лекарством. — Мне пора бежать во дворец, присмотришь за ним дальше? — Присмотрю. Будь умницей. Цяньцю под очень ревнивым и злым взглядом Ци Жуна потрепал младшего по голове, и сын убежал по делам, оставив приемного отца наедине с его злейшим врагом, который сейчас был не сильнее новорожденного котенка. — Я сделал это не только потому, что хочу отомстить. Вэйфэй… Гуцзы очень любит тебя, он все эти 10 лет не оставлял попыток уговорить меня тебя воскресить. Помогал искать способы и на каждый свой день рождения просил не подарков, а вернуть тебя. Я ненавижу тебя за все, что ты сделал с моей семьей. За то, что я ненавидел Се Ляня, хотя он был ни при чем. За то, что, поддавшись твоим чарам, сделал такое с человеком, который был мне лучшим учителем. Будь то только моя воля, я бы убил тебя. Вернул бы и тут же убил, заставив смотреть на твое черное сердце, разрывающееся в моих руках. Но Вэйфэй все еще любит тебя и считает отцом. Только посмей не оправдать это доверие, ублюдский демон. Ци Жун слабо пошевелил пальцами — на большее он сейчас был не способен. Цяньцю тяжело вздохнул, еще раз напомнил себе о горящих радостью и надеждой глазах сына и присел к постели, убирая с бледного высокого лба спутанные пряди волос. — Ты на земле, в одном из моих дворцов. Здесь мало служащих, и я в них уверен, как в себе. О тебе будут заботиться. Твоя задача не выебываться и принимать помощь, — говоря тихо, но внятно, мужчина влил в демона микстуру и слегка щелкнул по подбородку, заставив проглотить. Дальнейшая часть сильно не нравилась богу войны, но поделать с этим он ничего не мог. Потому просто молча опустился перед ложем на колено, взял худую, истончившуюся до костей руку демона в свою, заставив Ци Жуна обхватить его запястье пальцами. — Чтобы вернуться в нормальное состояние, тебе нужно будет принять достаточно сил, божественных сил. Это очень больно, Ци Жун, готов к такому, чтобы вернуться? Я не знаю, восстановятся ли твои силы полностью, но убивать больше не позволю, ясно? И Вэйфэй не простит их смертей, он уже взрослый и понимает куда больше, чем в детстве. — Так я… здесь… только из милости? — Ци Жун всегда был очень упрямым. Все оставшиеся силы он вложил в эти едва слышные слова, бешено сверкая злыми черными глазами. — Да. Причем даже не моей, а Гуцзы. А теперь терпи. Боль выгнула демона дугой на кровати, он закусил губу до крови, но не издал ни звука, лишь вцепился в руку Цяньцю, пробивая кожу неровными черными когтями.***
В постоянных хлопотах о воскрешенном демоне незаметно и быстро прошло аж три луны. Демон послушно пил все лекарства, какими бы горькими они ни были, но больше ни с кем не говорил, даже с Гуцзы. Парень приходил каждый день и сидел с «отцом», по крайней мере, несколько часов, рассказывая истории из своей жизни и вызывая на лице Ци Жуна блеклое подобие искренней улыбки. Но в ответ не дождался ни слова — только тень веселья на белом, будто присыпанном мукой лице да легкое пожатие пальцев. — Папа, отцу правда лучше? — Правда, Вэйфэй. Цяньцю проверил слабый ток ци в теле демона. Его энергия была слабой, еле билась под пергаментной кожей как пульс. Мужчина взял холодную, бледную руку и почти привычно обхватил запястье, чувствуя, как смыкается на его руке рука демона. — Пап, не нужно, я сам могу, у меня хватит сил. — Сиди уже, тебе через два дня на задание идти, прибереги их для себя. Передача божественной энергии проходила очень тяжело и для демона, и для бога войны. Ци Жун корчился от невыносимой боли, катался по кровати и рвал простыни на ленты, а Цяньцю молча терпел боль в запястье, которое каждый раз было покрыто новыми следами демонических когтей. Прервав поток спустя отведенное время, мужчина стряхнул с руки капли крови и, видимо, по глупой, досадной случайности, забывшись, погладил демона по лбу, снимая пот, как часто делал для маленького Гуцзы, когда тот болел. Ци Жун притих, расширенными глазами глядя на замершего с нелепо поднятой рукой Цяньцю. Опомнившись, небожитель убрал ладонь и успел заметить как что-то сломанное, одинокое и болезненное мелькнуло в черных, горящих яростью глазах демона. — На сегодня все. Постарайся поспать. Скрывая неловкость, мужчина встал и вышел из комнаты, на ходу заматывая искалеченное запястье чистым, заранее приготовленным бинтом. Что думать об этом он просто не знал, а потому решил просто отложить проблему на потом, надеясь, что все рассосется само. Спустя два дня Вэйфэй умчался на свое задание, и находиться наедине с молчаливо ненавидящим Цяньцю Ци Жуном стало практически невыносимо. Демон по-прежнему молчал, но теперь будто чего-то ждал, и каждый раз помимо ненависти, презрения и отвращения в его глазах мелькало еще и разочарование. Отчаявшись, Цяньцю в который раз отправился за советом на гору Тунлу, к Мэй Няньцину и Шэнь Усяню. Мужчины ничего нового ему не поведали. Советник Мэй улыбнулся, с отеческой нежностью погладил его по голове и сказал продолжать в том же духе и набраться терпения ради Вэйфэя. Усянь просто посоветовал нажраться. Вернувшись от семейной пары почти богов, Цяньцю и правда подумал напиться и хоть на чуть-чуть забыть всю эту ситуацию, но даже не успел достать вино, как в его покои с поклоном вошел Се Лянь. Его Высочество наследный принц Сянь Лэ все еще испытывал перед Цяньцю вину, за то, что девять лет назад вышел из себя и сломал богу войны ногу за недостойный небожителя намек о том, что демон верховному божеству не пара. Конечно, он потом не раз извинялся и даже прислал дары, но сути это не изменило и отношения между ними все еще были немного натянутыми. А потому сейчас Его высочество неловко теребил в руках свою знаменитую живую ленту, смотрел исключительно на подол своего монашеского белого одеяния и был тих и доброжелателен. После обмена приветствиями, Се Лянь, явно стараясь не нарываться на драку и относиться к Цяньцю с крайним уважением, тихо сказал, глядя исключительно в свою пиалу с чаем: — Советник Мэй… Он сказал, что это поможет вам понять. Я хочу провести обряд Слияния душ. Увидите его прошлое моими глазами. Может, это позволит вам лучше разобраться в ситуации. — Хорошо. Если вас это не затруднит. Лан Цяньцю из-за их общего прошлого все еще было ужасно больно общаться с Се Лянем, но ради сына, ради мечты Вэйфэя, которого воспитывал все 10 лет как своего, он мог на многое пойти. Руки Се Ляня, учившие Цяньцю держать меч, все еще были аккуратными, немного грубыми и очень надежными. Погружение прошло быстро и легко, сказалось безграничное доверие, царившее между ними когда-то давно, и Цяньцю своими глазами увидел синие руки ребенка лет 8, такого, каким когда-то был Гуцзы. По нежной детской коже шли свежие красные и уже посиневшие старые полосы, раны густо покрывали беззащитную спинку, и Цяньцю с ужасом узнал в бледном ребенке маленького Ци Жуна. Следующая картинка показала похороны какой-то очень красивой, но измученной женщины, тень страдания даже после смерти не покинула ее лица. Мальчик лет 10 рядом с гробницей не плакал, только стоял, сжав кулаки, и очень злым, жестоким взглядом смотрел на мужчину с кувшином вина в руке, на которого совсем не был похож. Вот уже юноша лет 14 слышит со всех сторон, какой его старший братец чудесный, какой Се Лянь замечательный наследник, самый лучший человек, превосходный воин и гордость государства. Цяньцю видел ревность в глазах парня, когда Се Лянь весело смеялся в компании Му Цина и Фэн Синя, а Ци Жуну оставались лишь друзья-подхалимы, требующие от него только вина и развлечений. Увидел боль на дне красивых золотистых глаз, когда принес императрице гравюру, сделанную своими руками, а она ласково потрепала его по голове и сказала, что он молодец, но у Се Ляня вышло бы лучше. Цяньцю вывалился из воспоминаний Его высочества рывком. Над ними грозовой тучей навис Хуа Чэн, но прежде чем его гнев пролился на голову бога войны, Се Лянь встал, и, шатаясь от дезориентации, притянул демона к себе за грудки, впиваясь в губы поцелуем. — Гэгэ… — Князь демонов прижал к себе Его высочество, удерживая принца на месте. Прислонился лбом ко лбу Се Ляня, погладил длинными когтистыми пальцами по щеке, не оставляя ни малейших следов. — Ну разве можно вот так, без спроса? — Прости, Сань Лан. Я не хотел тебя тревожить. Советник Мэй сказал… — Я знаю, гэгэ. Просто нужно было сначала сообщить об этом мне. Я очень испугался за тебя. — Все хорошо. Сань Лан, прости меня, прости. Видя искреннее раскаянье своего драгоценного высочества, демон смягчился и удобнее перехватил принца за талию. — Этот демон очень любит гэгэ. И примет любое его решение. У гэгэ не болит голова? — Нет. Все в порядке, Сань Лан. — Се Лянь обнял мужа за пояс, утыкаясь демону носом в шею. — Вы в порядке? — Хищный взгляд черного демонического глаза обратился к Цяньцю, и мужчина слегка заторможено кивнул, удивляясь, с чего бы это князю демонов справляться о его здоровье. — Вы ученик гэгэ, он все еще любит вас, а значит, вы важны и для меня. Собиратель цветов под кровавым дождем отпустил своего бога и помог Цяньцю встать, неодобрительно покосившись на его перебинтованное запястье. — Все в порядке. — Бог войны Востока прикрыл левую руку рукавом, натянул его до кончиков пальцев, скрывая травму. — Это мелочь. Я в порядке. Раскланявшись вновь, Се Лянь взял мужа под руку, сжимая длинные изящные пальцы Хуа Чэна в своей ладони. Собиратель цветов смотрел только на свое драгоценное высочество, и от них веяло чем-то очень гармоничным, семейным, спокойным и правильным. Цяньцю не смог удержать рвущиеся изнутри слова: — Хуа Чэн! — Его оклик настиг демона, уже когда тот почти дошел до двери под руку с Се Лянем. — Будешь свободен, заходи. Нажремся как свиньи. — Зайду, — белозубо усмехаясь, отозвался демон и все-таки вышел, пропустив вперед наследного принца Сянь Лэ. Цяньцю размотал бинты на руке, сжал и разжал кулак. Встал, с трудом заставляя себя двигаться, и пошел к подопечному. Но едва пересек порог комнаты, запнулся о нежданное препятствие и едва не полетел на пол. У самого порога, обессиленно привалившись плечом к стене, сидел Ци Жун, о чьи длинные ноги Цяньцю чуть не споткнулся. — Ци Жун, ты зачем встал? — Ты… в порядке? — Это были, без шуток, первые осмысленные слова, которые демон сказал ему за последние пару лун. — Все в порядке. Тебе плохо? Где-то болит? Цяньцю присел рядом, попытался помочь демону встать, но тот был слишком слаб, чтобы самостоятельно переставлять ноги, и бог войны сдался, поднимая демона на руках, как девушку. — Отвратительно, — высказался Лазурный фонарь в ночи, но мешать даже не подумал. — Согласен. Он был очень легким и тонким, ощущался как ребенок, и Цяньцю испытал прилив стыда и самоедства. Обещал сыну заботиться о подопечном, а сам то с советником пропадал, то с Се Лянем. Удобно устроив Ци Жуна на чистых простынях, Цяньцю начал смешивать микстуры и вновь приложил ладонь ко лбу демона, проверяя температуру и стирая холодный пот. То же самое раненое, беззащитное выражение мелькнуло на дне глаз-бездн, и до бога войны дошло, что демону просто не хватает тепла и нежности. Не зная, что делать теперь с этими новыми знаниями, и после всего того, что он увидел в памяти Се Ляня, Цяньцю пошел по самому простому пути и занял руки привычными делами — помог Ци Жуну сесть, влил в него отвары, намазал ему виски и солнечное сплетение специальной мазью. Положил руку на руку демона, готовя их обоих к передаче энергии. — Не надо, — Ци Жун попытался остановить его, но Цяньцю сжал сильнее, удерживая на месте. — Не ради тебя или меня. Ради него. Если тебе слишком больно, я могу передавать в два приема. — Нет, давай в один. Демон отвернулся, и Цяньцю пожал плечами, вновь вливая в него свои силы. Лазурный фонарь выгибался до хруста в костях, в очередной раз порвал простынь, и с явным усилием пытался удержаться и не расцарапать руку небожителя, но боль оказалась сильнее. После Цяньцю, как обычно, стряхнул кровавые ручейки и начал бинтовать руку, но поймал взгляд демона и замер, словно напоровшись на стену. В глазах Ци Жуна тоска мешалась с ревностью, злоба с чем-то, до абсурда похожим на сожаление. — Со мной все в порядке. Я бог войны, это мелочь, — зачем-то пояснил Лан Цяньцю. Ци Жун кивнул и отвернулся, пряча взгляд, и даже небожитель, при всей его твердолобости и неумении читать настроение других людей понял, что не смог убедить демона в своей правоте.***
Мэй Няньцин смотрел на демона со странной смесью любопытства, сожаления и недоверия. Его вырвали на «военный совет» с горы Тунлу, потому что вся влитая в демона энергия ухала как в бездонный колодец, да и шрамы на руке Лан Цяньцю уже даже не затягивались, постоянно сочась сукровицей. — Советник Мэй, мы уже почти год в него силы вливаем, а толку нет. Что нам делать? — Се Лянь заломил руки, наблюдая, как мужчина с длинными пепельными волосами и зоркими ястребиными глазами осматривает равнодушно смотрящего в стену демона. — Энергии инь в его теле слишком мало. Он же демон, для выздоровления ему необходим хаос. — Но как это сделать, не позволять же ему убивать? — Есть два варианта: первый — пойти работать на скотобойню и собирать эманации смертей там, но это очень долго и займет лет 30, чтобы хотя бы вернуться ко второму рангу. Второй вариант — самый простой, быстрый и относительно безвредный. Но вам он понравится даже меньше скотобойни. Се Лянь, стоящий совсем рядом с ложем, зачем-то оглянулся на своего демона и густо покраснел. Советник Мэй отследил его взгляд и усмехнулся, кивая. — Верно, Ваше высочество. Это секс. Причем в пассивной роли и с кем-то очень сильным, кто не побоится подставить спину под демонические когти и будет готов отдать столько, сколько демон «сможет унести». Все взгляды скрестились на Лан Цяньцю: задумчивый и немного сожалеющий — Мэй Няньцина, слегка ошарашенный — Се Ляня, откровенно веселящийся — Хуа Чэна. Лан Цяньцю вознес горячую хвалу небесам за то, что в комнате по чистому совпадению обстоятельств не было Вэйфэя. — Нет. — Голос Ци Жуна, все еще слабый, но уже достаточно различимый и уверенный, прервал затянувшуюся тишину. — Скорее сдохну, чем под него лягу. И он меня быстрее убьет, чем трахнет. — Ци Жун… — Даже ради Гуцзы — нет. Ци Жун со смесью отвращения, страха и ненависти смотрел на свои руки, сжимающие край одеяла. На несколько ударов сердца Цяньцю увидел в нем того маленького, потерянного, никому по-настоящему не нужного мальчика, которым он когда-то был, и эта картина лопнувшей струной полоснула по его живому, горячему сердцу. Он будто во сне поднял руку и знаком попросил всех уйти. Подошел к кровати, опустился на край. — Ты выиграл. Поздравляю. Я завтра же перееду на ближайшую скотобойню, Гуцзы поможет мне с… Демон захлебнулся словами, когда небожитель поймал его в свои объятия и прижал к груди. Погладил по черному шелку длинных, тщательно расчесанных и собранных в практичный хвост волос, вытащил из них ленту, распуская, забираясь пятерней в густую массу тяжелых прядей. Прижался коротким, мягким поцелуем к шее и даже не услышал — почувствовал тоненький, еле ощутимый всхлип. — Не ради него. Ради тебя. — И, обняв лицо демона ладонью, прижался к сухим, потрескавшимся губам, которые податливо и мягко шевельнулись в ответ. Лазурный фонарь был тих, нежен и молчалив. По-настоящему растерян, когда Цяньцю осторожно нажал на его губу языком, прося впустить. Непривычно податлив, когда бог затянул его на свои колени, придерживая тонкую талию рукой. Демон несмело обнял его за шею, прижался чуть теснее, меняя положение, и Цяньцю осторожно опустил его обратно на постель, нависая на локте сверху. За этот год бог войны многое успел передумать, о многом пожалеть. Раз двадцать напиться в компании Хуа Чэна и странного, высокого, худого и вечно голодного мужчины в черных одеждах. Все трое были по-своему несчастны, все трое жалели о том, чего не могли изменить, и периодически изливали друг другу душу, сплачиваясь все сильнее. Совсем недавно к их компании присоединился бледный и перманентно уставший помощник Хуа Чэна Инь Юй, переживающий сложный период отношений со своим шиди. Казалось бы, проблема сдвинулась с мертвой точки: гадский демон не язвил, не глумился над ними, послушно пил все лекарства, сквозь боль принимал божественную ци и даже Гуцзы, кажется, слушал с искренним интересом. Но Цяньцю все чаще ловил этот растерянный, обнаженный взгляд демона то на их переплетенных руках, то на Вэйфэе, когда парень забегал проведать «отца», то на самом себе сквозь отражение в зеркале, когда лично осторожно вычесывал длинные гладкие волосы демона, заплетая их в высокий хвост. И сейчас это самое растерянное и полное невыразимой тоски и жажды выражение застыло в глазах напротив, и небожитель мягко поймал руку демона, поднося к губам. — Как только ты скажешь, мы остановимся. Я обещаю, что не буду с тобой грубым. Ну же, светлячок, не упрямься. Ци Жун вздрогнул, заслышав ласковое обращение. Повернул к нему лицо, зажмурился и потянулся к мужчине, обнимая руками за спину и крепко прижимая к себе. Сдаваясь. Отдавая себя на милость злейшего врага. Они оба оставили годы, столетия вражды и ненависти позади, оказавшись совершенно открытыми и обнаженными друг перед другом. — Вот так. Не бойся меня. Тише, милый… Какой ты у меня хороший, — Цяньцю бормотал ласковые слова, целуя тонкую ключицу и острый, аккуратный кадык. Демон притих под ним, но покорно позволял себя ласкать, в ответ слабо перебирая по его спине руками. — Расслабься. Я постараюсь как можно нежнее. Он и правда был с Ци Жуном очень ласков и нежен. Долго готовил под себя, не жалея масла и не обращая внимания на свое естество, грозящее вот-вот порвать нижние штаны. Осторожно подхватил растерянного, непривычно мягкого и открытого Ци Жуна под бедра, приставляя себя к нему. Плавно толкнулся, буквально по чуть-чуть соединяя их тела, чтобы не причинить любовнику даже капли боли. Позволил демону вцепиться когтями в спину, оставляя красные, кое-где наливающиеся кровью полосы. Был предупредительным, осторожным и бережным, ловил малейший отзвук боли на красивом лице, сбросившем маску злобы и ненависти. Ци Жун жалобно хныкнул, когда Цяньцю открыл канал передачи между ними, и энергия ян полилась в демона широким потоком, вынуждая его производить энергию инь для поддержания равновесия. — Не зажимайся. Расслабься, светлячок. — Тебе будет больно. Я могу поранить… — Пускай. Раны быстро заживут, не бойся, хороший мой, отпусти себя. — Цяньцю… — Демон скривил лицо, будто собираясь заплакать, но послушно открыл каналы, выгибаясь на кровати, вжимаясь всем телом в тело небожителя. Сплавляясь с ним в одно целое. Когда все закончилось, Ци Жун отвернулся от него, ложась на бок. Свернулся клубком, и Цяньцю не решился его трогать, только погладил по волосам, поцеловал напоследок в острое, все еще болезненно-худое плечо, в последний раз вдохнул запах весенних игр от фарфоровой кожи усталого демона, накрыл одеялом, уберегая его от прохлады. Царапины на спине Лан Цяньцю и уже ставшие привычными раны на левой руке, в которую Ци Жун на пике вцепился своей ладонью, ему обрабатывал Хуа Чэн, не задавая лишних вопросов и без слов поддерживая. И Цяньцю эту молчаливую поддержку очень ценил, постепенно осознавая, что гроза всех трех миров тоже может быть хорошим другом.***
Они спали вместе два раза в неделю, по третьим и шестым дням. Цяньцю приходил к нему, гладил, ласкал, целовал все его тело, но отклика не получал. Ци Жун будто кукла, красивая и безжизненная, лежал под ним, послушно выполняя все приказы, но никогда не действовал сам. Часто поворачивался спиной и просил взять его так, чтобы не видеть лица Цяньцю, что каждый раз очень расстраивало небожителя. Они почти не говорили, только бог войны иногда срывался на нежные слова, рассказывая демону, какой он хороший, идеальный и созданный будто специально для него, для Лан Цяньцю. Так прошло почти три луны. Пока однажды бог войны не вернулся без предупреждения в покои демона в поисках важного сообщения, которое выронил из рукава, когда раздевался, чтобы провести ночь с Лазурным фонарем. Ци Жун сидел на кровати и плакал, размазывая слезы по лицу, тяжело вздрагивая и зажимая рот рукой. Цяньцю, даже не осознавая, что делает, со всех ног бросился к нему, упал на кровать рядом, лихорадочно ощупывая все тело мужчины. — Что, родной мой? Где болит? Что случилось? А-Жун, ну чего ты? Цяньцю прижал его к груди, баюкая в руках. Его маленький демон плакал, тихо и отчаянно, так, что сердце обрывалось в груди. — Почему… Почему ты со мной так добр… Почему вы меня так любите… Я же не сделал ничего, чтобы заслужить… — Тише, маленький, тише. — Цяньцю был намного младше демона, но даже не подумал об этом, ведь сейчас Ци Жун казался ему крохотным, потерянным и беззащитным. — Ты из-за меня плачешь? Тебе не нравится, что мы вместе? — Н-нравится. Но ты не должен так со мной… Я же убийца… — Ага. Двинутый психопат с манией величия и отвращением ко всему человеческому. Иди ко мне, светлячок. — Цяньцю утянул его на кровать, ложась на спину и затаскивая демона на свое плечо. — Вэйфэй считает тебя отцом, потому что ты, Лазурный демон, был к нему куда добрее его собственного родителя. Представляешь себе такое, солнце? Се Лянь приходит к тебе, потому что ты все еще его младший брат, и он по-своему ценит тебя и очень жалеет, что в свое время относился к тебе с предубеждением и пренебрежением. — А ты? Почему ты это делаешь? — Потому что люблю, — слова сорвались с языка раньше, чем он успел их остановить, и Ци Жун дернулся в его объятиях как от удара. — Я тебе руку искалечил. Ты спину каждый раз после наших игр лечишь, если я позволяю тебе смотреть на мое лицо. Ты тратишь на меня время, силы и энергию, а я ничего тебе не даю взамен. И ты все еще любишь? — Люблю. Хочу. Наслаждаюсь каждым мгновением в твоих объятиях, — искренне отозвался Цяньцю, поглаживая плечо севшего на постели демона рукой. — Мой светлячок, мой маяк во тьме, мое маленькое солнечное зеркальце*… Ци Жун вскрикнул и разрыдался: бурно, громко, со всхлипываниями и икотой. Упал на грудь бога войны, позволяя ему крепко обнять себя, успокоить, утешить. Сам намертво вцепился в его нижние одежды, вжимаясь в них лицом. Когда фонтан эмоций иссяк, Цяньцю принес ему кувшин воды и заставил выпить, по крайней мере, половину. Поменял постель, завернул демона в собственное ханьфу, поцеловал в висок. — Спи, светлячок. Сегодня я останусь здесь на ночь. Демон кивнул, свернулся привычным клубком, крепко вцепился пальцами в руку мужчины у себя под головой и позволил Цяньцю обнять себя со спины. Однажды оставшись на ночь в его покоях, Цяньцю больше ни разу не спал где-то еще, под шумок забрав демона в свой дворец на небесах.***
Праздник Середины осени в этом году удался на славу. Ци Жун сидел рядом с ним за столом, как приглашенный гость и огромными глазами смотрел на радостных небожителей, собравшихся вокруг. Внезапно за столом наметилось оживление, и все уставились на сцену, с которой начал сползать занавес. Первой была уже приевшаяся всем вариация на тему Линвэнь и Пэй Мина, на которую богиня литературы закатила глаза, а Пэй Мин только улыбнулся, сжимая в своей лапище хрупкую ладонь Повелительницы дождя. Свои отношения они не афишировали по просьбе Юйши Хуан, так что для смертных все осталось, как и было. Потом последовал немного похабный шедевр от почитателей Се Ляня, после которого Собиратель цветов под кровавым дождем долго не мог перестать смеяться, а Се Лянь — вернуть себе естественный цвет лица. За ней — постановка, в которой главным героем выступал хромой и сильно растрепанный молодой человек, утешающий какого-то жуткого, безостановочно кашляющего субъекта в черном. Отброшенная в сторону чаша, пронзительный крик и вспышка света, свидетельствующая о том, что на небесах стало на одного небожителя больше. Хэ Сюань мрачно покосился на сидящего рядом Цинсюаня и переплел их руки под счастливую улыбку Повелителя ветра. Но следующая постановка словно выбила у всех небожителей почву из-под ног. Красный занавес поднялся, и на сцене появился бледный молодой человек с длинными черными ногтями и собранными в высокий гладкий хвост волосами, весело смеющийся, пока мощный мужчина в богато изукрашенных доспехах кружил его под слышную только им одним музыку. Все взгляды обратились к Лан Цяньцю со злосчастной чашей в руках и сидящему рядом с ним демону. За столом установилась идеальная тишина, нарушаемая только тихим звуком пережевывания пищи от Хэ Сюаня, который в силу дружбы с Лан Цяньцю был в курсе происходящего из первых, так сказать, рук, и слишком любил вкусно поесть, чтобы сейчас отвлекаться от окорока по такому ничтожному поводу. Ци Жун затравлено оглянулся на небожителей, Вэйфэй, который все еще наивно думал, что его отцы просто проводят время за разговорами, заметил руку демона, до боли вцепившуюся в многострадальное запястье небожителя. Сделал свои выводы и глухо охнул. — Отец… папа… вы что, вы вместе? Демон и небожитель переглянулись, тихо паникуя. — Малыш… — Гуцзы, это… — Это же здорово, я вас так люблю! Так рад, что вы вместе! — Парень с юношеской непосредственностью подскочил к ним и обнял обоих родителей. За столом кто-то чем-то подавился. Хэ Сюань невозмутимо похлопал Пэй Мина по спине, помогая богу войны прокашляться, и вернулся к улиткам в молодом вине. — Почему Се Ляню и Цинсюаню можно, а мне нельзя? — ляпнул Цяньцю первое, что пришло в голову, и крепче сжал в своей ладони узкую руку Ци Жуна. — Да мы чего, мы ж ничего, — прохрипел Пэй Мин, наконец вдохнув немного воздуха. — Совет да любовь, зовите на свадьбу. — Мы не… — попытался возразить демон приглушенным голосом. — Мы да. О свадьбе я пока не заикаюсь, но готов с уверенностью утверждать, что вырву ноги любому, кто посмеет тронуть моего демона. Ци Жун покраснел как рак и спрятал лицо в плече Лан Цяньцю. Вэйфэй счастливо смеялся, обнимая отцов за плечи. В сети духовного общения заливался смехом Мэй Няньцин, которому неуемный Цинсюань в лицах пересказывал, что происходит в небесной столице. Лан Цяньцю, Восточный бог войны, Его высочество Тайхуа, крепче обнял самого слабого демона из четырех Великих бедствий и в кои-то веки почувствовал себя счастливым, в красках представляя, как явится на гору Тунлу и будет долго плакать в плечо Мэй Няньцина (а лучше — Шэнь Усяня), мешая маты со словами благодарности за многолетнюю поддержку в нелегком деле охмурения демонов.