Как ты засыпаешь, Рудольф?

      Ночка выдалась ясной, светлой, белой, позволяя из любого уголка третьей планеты всем наблюдателям лицезреть прекрасный звездный плед, усеянный неисчислимым количеством крупиц, что приветливо мерцают, в надежде получить чью-то тёплую улыбку и засверкать лишь ярче. Звёзды — крошечные ночники, они оберегают твои беззаботные сны от скверных чар, направляют тебя по млечной дорожке в завораживающую страну нежных грёз. Очень жаль, что звёзды так далеки и не позволяют до себя дотянуться. Они чего-то боятся? Или, быть может, прикосновение их осквернит? Если так, то пусть недоступность будет не омрачать наши мысли, а наполнять их той далёкой галактической силой. Мы скорее уснем и не будем думать ни о чём, забудем за ночной промежуток времени все тяготы, горечь, обиды, невзгоды… Пусть это всё впитает в себя густой мрак, очищая разум от лишней пыли.       Ночка выдалась ясная, да вот только не все желают забыться во снах. Есть претенденты за место под ночным солнцем, дабы урвать себе самый лакомый кусочек чистого тёмно-синего неба. И это была, как не странно, его идея. — Пове-ерить не могу, — тихий шёпот Рудольфа подобен мягкому шелесту густой травы, что так искусно выводит узор на хрустале природной тишины.       Тони аккуратно поворачивает голову к своему ненаглядному, но даже посмотрев на него, боится нарушить стеклянную атмосферу сегодняшней ночи. Он следит за взглядом вампира — животворящим воплощением заворажения, переплетения загадки и страстного желания о великом познании необъятного мира. — Ты о чём? — решается спросить Тони, нехотя прекращая любование глазами, что прячутся в веере трепещущих темных ресниц, скрывая свой алый огонёк.       Секвиллбэк не отвечает сразу: сперва он ласково обращает свой взор к любимому, и только после того, как сильнее прильнёт к родному дрожащему телу, разомкнёт пересохшие губы для ответа. — Пару недель назад, я уверен, ты ни за что б не согласился провести ночь под открытым небом, сидя у костра и вслушиваясь в звонкую симфонию цикад. — Если честно, я уже мечтаю отправиться в тёплую постель, где нет назойливых комаров и единственная симфония, которую я буду слышать — твоё мирное посапывание под боком. — Хэ-эй, ты всю романтику портишь! — на эти слова смертный бархатно рассмеялся, — И я не соплю… — О-о, ещё как, клыкастик. — Я же просил не называть меня так, — обиженно бурчит Рудольф, снова переключая внимание на звёзды. — Не могу удержаться… Твои щёки так мило заливаются румянцем, что я готов… — Х-хватит, Тони, достаточно…       Под звонкий мальчишеский смех вампир уже не в силах сдерживать улыбку, да и не за чем. Ему всегда нравится наблюдать на любимом лице, усыпанном солнечными поцелуями, радость и беззаботное веселье. Порой, даже детское, но такое родное. — Слушай… — Да, солнце? — Знаю, что это я первый напросился сюда, но… Замёрз, малость, и костёр уже не спасает. — Если пожелаешь, я могу тебя согреть, — близкое дыхание ненароком обжигает шею, рождая волну мурашек, в то время как когтистые пальцы забираются под край толстовки, не удержавшись, чтобы не царапнуть нежную кожу. — Давай не сегодня, — слегка покраснев, Томпсон оставляет на бледной щеке кроткий поцелуй.       Запихнув свои сокровенные и отнюдь не белые и пушистые желания поглубже, Рудольф досадно вздыхает, в отместку на столь грубый отказ не забывая пощекотать теплый человеческий бок. Тони не уворачивается и не отталкивает кровососа, лишь слабо извивается в когтистой хватке, хихикая и поддаваясь навстречу игривой ласке.       Приятное потрескивание затухающего костра успокаивает, позволяя окончательно расслабиться и отпустить все проблемы. Под звуки гармонии природы и ночного умиротворения душа совершает свободный полёт, кружа на пару с резвым ветерком, что так и норовит взъерошить волосы на макушке. В такие моменты к тебе и приходит спокойствие.

***

      Ночная прохлада — это, конечно, хорошо и даже полезно! Но куда приятнее засыпать в объятиях родных рук и под тёплым одеялом, с которым комары тебе точно не страшны. — Рудо-ольф… — тихо зовёт Тони, приподнимая голову с крепкого родного плеча. — Не спишь? — отзывается Рудольф, размыкая веки, хотя сон ещё ни в одном глазу. — Как видишь. — Что-то беспокоит тебя? Замёрз? Давай достану плед из шкафа… — Да не стоит! — смертный резко возвращает Сэквилбека в прежнее лежачее положение, пока тот окончательно не встал, чтобы пойти за пледом. — Ладно… — послушно ложится обратно клыкастый, устраивая блондинистую головушку на своей груди поудобнее, а затем одной рукой зарывается в шелковистую копну. — Как ты засыпаешь, Рудольф?       Кажется, бессмертный совсем не ожидал в свой адрес услышать подобный вопрос, что так легко смог ввести врасплох. — Почему ты спрашиваешь? — Ну, как, почему? Любопытство берёт. Вампиры ведь не нуждаются в ежедневном сне, но тем не менее, вы ложитесь спать. Засыпаете ли вы так же как люди? Или быстрее? — Вот это тебя разобрало к ночи, смертный, — посмеивается Рудольф, — Но раз уж, говоришь, любопытство берёт… Тогда, поведаю!       В предверии длинного или же короткого повествования, Тони перекатывается со спины и, скрестив руки на животе у Сэквилбека, упирается в них подбородком. Взгляд заинтригованно бежит к алым глазам, что кажутся багровыми в тени ресниц и ночного полумрака, который разрезает лунный свет сквозь складки изредко шуршащих штор. — Не скажу, что во сне кровососа есть что-то необычное. Наш разум отключается ровно таким же образом, как и у вас, людей. Но я не люблю бездумно смотреть в крышку гроба и ждать, когда там моя душа покинет тело… Это я образно, — комментирует недопонимающий взгляд Томпсона Рудольф, — Перед тем как залечь на дно деревянного ящика, мне нравится некоторое время смотреть на звёзды. Могу сидеть так часами, не замечая ничего вокруг… Если что-то терзает тёмную вампирскую душу, я прошу совета у ночного неба. Оно так велико, необъятно, проницательно, будто отдельная вселенная, смотрящая на тебя своими мудрыми глазами.       Успокаивающий голос медленно оказывал воздействие на трезвое мышление, и Тони еле сдерживал себя, чтобы не уснуть прямо перед глазами Рудольфа. Он так хотел услышать ответ на свой вопрос и просто не может вот так с позором сомкнуть веки. — Оно всегда отвечает тебе? Ну, небо? — пытается взбодрить себя смертный, интенсивно моргая глазами. — Далеко не всегда, солнце. Порой ответ кроется в нас самих, на задворках нашей широкой души, и небо — может подтолкнуть тебя, направить твои мысли в нужное русло. Звёзды вот, к примеру, — отличные слушатели! Они никогда тебя не перебьют, не заставят молчать, лишь внимательно выслушают и ободряюще замерцают. И после подобных разговоров становится так легко на душе, так беззаботно! Хочется отправиться в птичий полёт до самой луны, что всегда встречает тебя своим мягким белоснежным светом. Это невероятные ощущения, То…       Резко умолкнув, Сэквилбек обращает внимание на мирно посапывающее чудо у себя на груди и еле сдерживается, чтобы не растискать надутые во сне щёчки, и любя не укусить за кончик носа. Но кто он такой, и какое право имеет нарушать чужой покой, тем более, заслуженный? Время и вправду позднее. Да, смертный мог большинство слов пропустить мимо ушей и задремать уж с самого начала, пока Рудольф этого не замечал, увлекаясь собственным рассказом. Но это всё они будут выяснять уже завтра. А пока, сто́ит прийти на зов Морфея, что заждался в своё царство снов даже ночных дьяволов.