Рисую запятую

— О, Донкхёк-и, тебе звонят! — старик Минки берёт в руки телефон внука и старательно щурится, — Кто такой Тэиль?  — Никто! — Донхёк вмиг оказывается перед дедушкой и осторожно выцепляет из пальцев того собственность, вмиг скрываясь в «своей комнате», снимает входящий, — Алло?  — Эй, Хёк? Ты занят завтра в два часа дня? Хёк, пошли в кино? Почему мы ещё ни разу не ходили в кино? Завтра будет боевик, немного романтики, много музыки, а? Я прямо сейчас стою на кассе и через трёх человек покупаю билеты,  — Что ты делаешь в кинотеатре? — ревниво спрашивает омежка,  — Я? Я тут подрабатывал напротив, а потом меня как током поразило! — парень отодвигает трубку и смеётся, просит прощения у кого-то в очереди, — Ты занят? Хёк?  — Нет, я очень даже свободен. И я пойду с тобой в кино, — мальчишка также смеётся, — Тем более, на приличный дневной сеанс,  — Вот, я тоже подумал, что раз ты старшеклассник, то я должен быть хоть чуточку умнее и ответственнее! Всё, Хёк, очередь-очередь! Я перезвоню ещё! Донхёк с глупой улыбкой смотрит на погасший экран телефона и выпрыгивает в небольшой коридор, вмиг натыкаясь на дедушку Минки:  — Папа в курсе?  — Нет, и не должен,  — Аппа?  — Также,  — Джонхан! — старик чуть прогибается в пояснице и по-ехидному смеётся, — Ты ничего не слышал! Сбрось Сехуна!  — Минки! Я уже набрал его номер! — слышится из спальни стариков,  — О Боже, нет! — мальчишка со стоном закрывает лицо ладонями,  — Джонхан! Нам в коем-то веке ребёнок доверился! Гаси звонок! — омега заходит в комнату,  — Мы просто поговорим с Сехуном! Сами молчите и мило улыбайтесь, — альфа трясёт в руке телефон, а потом грустно добавляет, — Он всё равно не взял,  — Разница во времени! — Донхёк от радости хлопает в ладоши и прыгает какое-то время на месте, — Ну ты дед вообще! Я не ожидал! — громко хлопает дверью своей комнаты и падает спиной на жёсткую кровать. / Донхёк дует губы, растирая одну ладонь об другую. Сегодня был просто ужасно сильный ветер, из-за которого капли дождя болезненно били наискось прямо по щекам, чудом минуя зонт и капюшон.  — Всего лишь сильный ветер, — мальчишка глупо хихикает, ударяя колено об колено, хоть так разгоняя кровь под промокшей насквозь курткой с тёплым джемпером, одолженным у дедушки Минки, одетый в тонкие скинни, но хотя бы кроссы на подъёме, Он стоит так уже пять минут, нервно озираясь по сторонам. Договорились встретиться без десяти, но вот уже четыре минуты до начала, а Тэиля так и нет. Холодно, но предвкушение греет сердечко.  — Эй! — Донхёк даже глаза не закатывает, по-своему привыкший к такому обращению, только оборачивается на голос и замирает на месте, Потому что альфа лёгкой трусцой подбегает к нему, держа в руке под курткой какой-то цветок, выдранный прямо с длинным стеблем и корнями. Мун взлетает по ступеням к Ли и замирает перед ним, весь мокрый без зонта, но счастливый:  — У меня в комнате ещё трое парней, по телефону были родители: каждый кричал своё, и я не особо понял, но вроде как в кино ходят с цветами,  — В кино ходят за попкорном, — Донхёк закусывает нижнюю губу, пялясь на нежно-розовые лепестки и ярко-жёлтую сердцевину,  — Точняк! Но знаешь, я когда был у флориста, тот мне всю душу вытряс, так что я пошёл в зоомагазин и пришлось купить тебе водяную лилию! — парень гордо поднимает перед собой цветок, вручая тот омежке,  — Почему именно он? — тот осторожно сжимает в руках мокрый стебель и подносит к носу,  — Мне тот флорист заливал…. Пойдём, а то опоздаем, — студент вытрясает из внутреннего кармана два билета, открывает дверь перед своим спутником, потом проходит, направляет до зала, помогает снять куртку, вешает ту на мягкую спинку пустующего соседнего места и только потом падает сам, — Ты уж извини, что прохлопал попкорн,  — Ну, мы можем сразу взяться за руки, — Донхёк жмурится от восторга и садится рядом, отводит взгляд в сторону,  — Надо? Дай я хоть немножко согрею их, — Тэиль только вскидывает запястья, как младший хватает одну ладонь и подносит к губам, жарко выдыхает, согревая, и поднимает глаза на альфу, В зале до обидного в этот самый момент гаснет свет, включают рекламу, но Тэиль перехватывает ладошку Донхёка и сжимает пальчики того. Весь фильм они оба сидят на нервах, периодически потирают пальцами ладони друг друга, кричат «прошу прощения», когда капли пота ощущаются особенно явственно. Кажется, что только эти двое из всех зрителей не охают над новым сюжетным поворотом, не кричат на сцене поцелуя главных героев, не хрустят «кукурузой» и не пшикают газировкой. Просто в своём мире. Под конец киносеанса оба выходят бледными, смотрят друг на друга и глупо смеются.  — Хёк, — как-то приглушённо зовёт Тэиль, всё ещё держа в своей руке ладонь Донхёка, — Я больше не пойду с тобой в кино,  — Почему? — глаза мальчишки округляются,  — Это так неловко. Я себя так даже на сцене в первом классе не ощущал, представляешь? — альфа мягко смеётся и поднимает глаза на цветок, который омежка всё также осторожно держит за стебель, кивает чему-то своему и продолжает, — Зайдём куда-нибудь перекусить и догреться? Кстати, тебя далеко провожать?  — Нуууу, — Ли оглядывается и прикидывает, Он в доме дедушек в приложении построил маршрут от них до кинотеатра, но ничего больше. Тупо. Как же тупо вышло.  — А я не знаю, я потерялся, — Донхёк подносит незанятую руку ко лбу и глупо так смеётся, ощущая невероятный стыд, Опозориться перед таким парнем, выпускником Академии? Могу, умею, практикую!  — Хёк, потом разберёмся, назовёшь адрес — разберёмся, пошли, — Тэиль тянет младшего за собой, Благо, что дождь закончился. А они идут, держась за руки, прыгают по лужам, смеются на унылых прохожих. Веселятся. Пытаются несильно прыскаться мутной водой, залив уже свои кроссы по самые шнурки, а одежду — до колен. Хватаются за руки и пытаются раскручиваться, повторяя какую-то сцену из фильма, хотя вроде как оба и не знают -откуда именно. И вот альфа притягивает омежку за предплечья ближе к себе, заглядывает в блестящие глаза того и широко улыбается. С такого расстояния он прекрасно ощущает пряность корицы младшего, восхищается его стойкостью и терпкостью в такой возраст. Мун знает, что его… «друг»… школьник, но не может ничего с собой поделать. Каждый раз будто заново открывая Ли, сильнее привязывается, сильнее влюбляется в его солнечную улыбку, в его вскрики во время смеха и такие невинные ещё заигрывания; и через всё это альфа предугадывает, предчувствует прочный внутренний стержень, решимость и ту особенно взрослую нежность, какая проявляется у тех, кто погружается в заботы о младших, или в заботы о родителях в раннем возрасте. Это всегда ощущается, и Муна очень подкупают все эти качества омежки. Они всё же забегают в самое обычное кафе европейской кухни, заказывают по огромному стакану славно разбавленного молоком кофе, одну на двоих большую пиццу, за повседневным разговором ждут заказа. Донхёк пальцем касается нежного лепестка водяной лилии и спрашивает:  — Так что не так с этим цветком?  — Долгая история! — Тэиль наклоняется к столу, а потом вмиг усмиряет своё веселье, становится как-то степеннее, больше походя на вежливого студента, чем сумасшедшего диджея, — Одним словом, это — забота. Забота дарившего — меня, о том, кто принял. Мне кажется, это слово идеально подходит для описания моих чувств… — парень стопорится, осматривает задумчивый профиль омежки, — … моих чувств, … — сглатывает и опускает глаза, — моих чувств, … — официант ставит заказ на столик и тактично удаляется, будто чувствуя эту атмосферу, но парень уже не может продолжить, хотя его ждут, Краска заливает щёки Донхёка, он внутренне уже кричит на всё это крошечное кафе, отчаянно топает ногами, но — только внутренне. Внешне он спокоен, собран, задумчив, терпелив настолько, чтобы дать альфе закончить, но тот молчит, замявшись.  — Я понял. Я рад принимать твою заботу, — Ли кивает, опуская голову только ниже, желая разрядить обстановку, — Давай покушаем? Пока всё не остыло? Так согреться хочется,  — Давай, Когда Донхёк поднимает глаза на Тэиля, то не сдерживает короткого смешка: тот сидит жутко красный, невероятно смущённый, весь покрытый пятнами, такой странно-притягательный. От его огромного серого бомбера с символикой Академии на всю грудь так и веет уютом, а ещё терпким ароматом гвоздики, соответствующей остринкой и теплом. Омежка принимается за свой кусок, всё также поглядывая на альфу перед собой, находя того то самым обычным парнем, то вдруг самым красивым человеком, то каким-то диким заводилой тусовок, то вот таким скромным обаяшкой. Ли опьянён своей первой любовью, такой везучий — потому что взаимной. И в каждом новом взгляде на Муна он видит точно те же чувства и эмоции, может, чуточку острее, более осознанные и были понятные, логичные даже. Кажется, что студент что-то решил для себя, составил одному ему понятный план, и как-то пытается ему следовать. Очень постарается сделать всё, как должно, сделать правильно. / Доён выгибается в спине, ведомый ладонью Тэёна. Закрывает глаза, выдыхает. Скользит носком по ламинату танцкласса, оборачивается на альфу и в эту пару секунд до отказа заполняет лёгкие обжигающим воздухом. Делает шаг в сторону и двукратный пируэт на левой, после чего изящно наклоняется к упавшему на пол Ли, вытягивает руки, вновь выдыхает, и музыка стихает.  — Гаси шарманку, иди сюда, — задыхается мокрый от пота Тэён на полу, Доён резко опускается на пятки и роняет идеальную линию плеч, идёт в сторону колонок, по ходу пиная вытянутую руку альфы, слышит бормотание в духе «я тебя этими руками держал, не смей их ломать», недовольно дует щёки и выдёргивает телефон из разъёма, выключает всю аппаратуру:  — Давай разойдёмся на сегодня?  — Да, давай, давай. Иди сюда. — Тэён пару раз хлопает ладошкой по полу, И Доён слушается. Он подходит к альфе, садится на ламинат, а потом и вовсе укладывается под горячий бок старшего, давит затылком на плечо:  — Почему ты так упёрся в этот фестиваль?  — Потому что остальным на него наплевать, все так относятся, будто это неважно. Но знаешь, крольчонок, — парень поворачивается к омеге, — Когда мы с тобой займём первое место на этом фестивале, когда тебе выдадут приглашения и поругают господина Бёна за сокрытие таланта, когда господин Хуан встряхнёт меня за шкирку и выпнет сразу на какую-нибудь подтанцовку на лето, мы утрём нос всем этим зазнайкам! Ким смеётся и опускает ладонь на высоко вздымающуюся грудь Ли, вмиг округляет глаза, ощущая под рукой бешеное биение чужого сердца. Он невольно сглатывает, ощущает, как на собственных висках выступает холодный пот, как щёки краснеют, а под рёбрами будто мягко что-то разрывает, нить за нитью. Так больно, что хочется выцарапать внутренности, сделать их бесчувственными «внешностями» — только бы избавиться от новых, таких ярких, случайно возникших чувств.  — В тот день, и не раньше, я снова поцелую тебя, Ким Донён, — вдруг шепчет Тэён, Он смотрит своими большими глазами в округлившиеся глаза Доёна и улыбается, сгибает руку в локте, чтобы гладить иссиня-чёрные пряди того, объясняется:  — Ты тогда спросил, почему я больше не целую тебя, и я решил передумать свой ответ. Теперь он звучит так: мы стали придавать этим касаниям губ что-то большее, хотя оба ненавидим что-то в себе. Это неправильно, Доён-и. И я подумал, что как только мы преодолеем всё это дерьмо вместе, только после того, как наступит «тот самый день», я поцелую тебя. По настоящему поцелую,  — Но ведь можно целоваться и не в губы, — подсказывает омега, хмурясь; он тут же улыбается, поднимает глаза на альфу и снова повторяет, уже увереннее, — Лоб, виски, щёки, запястья — что угодно же подойдёт!  — Хитрый крольчонок, — Ли смущённо, как-то слишком высоко и звонко хихикает, — Так не терпится? Ты хоть знаешь, как потом будешь зависим от всего этого? Не думал, что я могу захотеть большего?  — Обломаешься,  — Как ты жесток, Ким Донён, не ожидал!  — А ты не жесток?! — Доён пытается сесть, но Тэён вмиг перекатывается поверх всем телом, строя ловушку и пресекая попытки к побегу, Какое-то время омега сугубо для вида брыкается, громко смеётся, пытается ругаться, а потом тыкает пальцем под ребро альфу, оказываясь на свободе. Но сам же первым не совсем ловко запрыгивает — прямо запрыгивает — на живот старшего, ловит пальцы того своими, закрывая «замочки», и хохочет:  — Я отстою право поцелуев не в губы!  — Отстой, отстой, я согласен, — Ли шипит и жмурится от неприятного давления на внутренности,  — Ли Тэён! — Доён наклоняется к самому лицу Тэёна и сразу теряет свою яркую улыбку, Он смотрит в эти большие глаза, ощущает под собой жар чужого тела, явственно чувствует эту покорность, эти игривые касания по своим ладоням подушечек чужих пальцев. А ещё вдыхает не просто яркий аромат, а какой-то кисло-сладкий, какой бывает, оседает на языке, когда съешь сорт зелёного яблока. Это заставляет сердце вновь пропустить удар, попытаться свести колени вместе, сжав тем самым только крепче рёбра альфы, заставив того резко выдохнуть с протяжным стоном. Омега поджимает губы, принимая сидячее положение. Он заставляет себя слезть со старшего, но вновь устраивается под боком того, в испуге осознания прижимая собственные ладони к груди.  — Ты чего-то испугался? — Тэён закидывает руки за голову и улыбается потолку,  — Нет,  — Врёшь. Ты так сладко пахнешь, так сочно — меня не обмануть. Я даже знаю, что конкретно ты ощутил: с тобой легко угадывать, даже напрягаться не надо. Хочешь, я озвучу?  — Не вздумай, — голос Доёна звучит сипло, даже немного плаксиво, так что Ли кивает и молчит, — Я получу свой законный поцелуй, ты так просто не отвертишься от меня, Тэён-а,  — Я очень на это надеюсь. Очень надеюсь, что ты так просто не откажешься не только от поцелуя, но и от меня, — парень поворачивает к младшему голову и подмигивает, — Пора ужинать, да? Или тебя дома ждёт что-то вкусное?  — Я хочу с тобой,  — Какой ты сегодня чувствительный, — альфа поворачивается на бок и по-собственнически обнимает омегу за талию, прижимает к себе, сталкивается с тем лбами, — Я даже догадываюсь почему. И если мои догадки оправдаются, то мы станем лучшим дуэтом, далеко уйдём по жизни вместе,  — Какие догадки?  — Глупые догадки, Доён-и, — парень выдыхает и закрывает глаза, сосредотачиваясь на человеке перед собой, — Хватит нам валяться на холодном полу. Пора хорошенько отобедать, а то на следующей неделе явно будет не до этого. / Бэкхён выгибается дугой под горячими ладонями Чонина на своей спине. Он сильнее давит пальцами на трапециевидную мышцу младшего, жмурится, звонко стонет над ухом, когда ощущает губы на своём плече. Альфа любит его медленно, тягуче, до дрожи в коленях. Чонин вновь и вновь припадает то к одному, то к другому багровому соску, посмеивается с яркой реакции Бэкхёна, а потом прерывает движения, сжав талию того, прижимая ближе к себе.  — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, — бета трётся щекой об щёку альфы, всхлипывает, желая поскорее продолжить, скользит ладонями по сильной шее, выше, путается пальцами в светлых прядях и продолжает умолять,  — Бэк, я скоро, Бэк, — Чонин поворачивает голову, ловя губы Бэкхёна своими, намекающе качает бёдрами и шире открывает глаза, когда слышит в губы:  — Да, давай, пожалуйста, — в глазах старшего ни тени сомнения, только жажда, необходимость в завершении этой сладкой муки, отчаянная нужда восполнения пустующего вожделения,  — Твой голос для меня — лучшая музыка, — альфа прижимается губами к венке под челюстью беты, перехватывает талию того под себя, возобновляя плавные покачивающие движения, с каждым разом увеличивая скорость, Он ведом реакций Бэкхёна. Его голосом: короткими, звонкими «ах!». Его руками, которые неконтролируемо щипают плечи и спину. Самой его сущностью, что выражается во внутренней частой пульсации и резких порывах сладкого аромата сахарной ваты.  — Бэк! — Бэкхён послушно поворачивается на голос к губам младшего и принимает поцелуй, не скрывая слёз долгожданного блаженства, Какое-то время они находятся в объятиях друг друга, делясь влажными поцелуями, поглаживая разгорячённую кожу, успокаивая и успокаиваясь. Чонин опускается спиной на кровать, утягивая старшего за собой, устраивает свою ладонь меж острых лопаток:  — Всё в порядке?  — Замечательно, — бета довольно улыбается сквозь полуприкрытые веки и оставляет на губах альфы ленивый поцелуй.  — Так какие у тебя дальше планы на жизнь? — начинает Чонин разговор, который так долго откладывал, Бэкхён возмущённо хмурится, приоткрывает рот, собираясь выдвинуть гневную тираду формата «ну и время же ты выбрал!», а потом глотает это всё вместе с накопившейся усталостью:  — Совместные завтраки. Ты обещал, значит — делай,  — Серьёзно, Бэк: дай мне ещё немного времени, и ты просто будешь вынужден сказать мне «да»,  — Пустые угрозы,  — Я посмотрю потом на тебя,  — Посмотрю на тебя, когда скажу «нет», Они оба смеются; не больно, только поучительно щипают друг друга за руки.  — Бэк, я люблю тебя, — другую руку Чонин подносит к щеке Бэкхёна, смотрит в кофейные глаза того и шире улыбается, шепчет с придыханием, поглаживая влажную скулу, — Я очень сильно люблю тебя, Бета пару раз моргает, роняет голову на широкую грудь альфы и бубнит куда-то в туда:  — Я тоже люблю тебя,  — Ничего не слышу,  — Всё ты слышишь, просто издеваешься надо мной, глупый мальчишка! — он вскидывает голову так, что даже мокрая короткая чёлка не успевает упасть на лоб, — Хватит дразниться! Где мой брачный договор? Хочу сказать «да» до конца этого года!  — Столько «хотелок»! — Чонин откровенно смеётся,  — Ты сказал, что будешь исполнять все мои «хотелки»! Так что давай, Нини! Ты от меня так просто теперь не отвяжешься! Давай я выберу кольца? Я даже размер твой знаю! Вот! Так что давай, Ким Чонин, становись моим мужем! Давай, мы уже столько всего прошли вместе, живём вместе столько, сколько не каждая женатая пара проживает! Двадцать пять лет? Шесть? Двадцать? Да какая разница! — мужчина впервые так распаляется за последние дни, — Мы уже прошли всю эту чушь из клятвы: и горести, и радости, и трудности, и карьерные взлёты, и падения, работаем вместе…. Мы даже спим вместе! Так что давай, Ким Чонин, соглашайся! Соглашайся! — он кусает альфу за нос от переизбытка ярких чувств, полученных за весь сегодняшний день,  — Ай-яй-яй! — младший вскрикивает и едва не скидывает с себя Бэкхёна, — Не порть романтику! Я всё сделаю! Я понял-понял!  — То-то же. Я суши хочу, Чонин смотрит на старшего, как на диковинного, а потом заливается новой волной смеха:  — Суши? Самое время, Бэк!  — Твой нос всё ещё в опасности, Бета опасно похихикивает, кое-как скатываясь с альфы, глухо охает, падает спиной на мягкое пространство собственной кровати и повторяет:  — Жду суши и новых поцелуев! Давай, Ким Чонин, не отвлекайся от меня: я требую твоего внимания больше, чем тебе то могло бы показаться. И согласен делить твоё свободное время только с твоими детёнышами,  — Интересно, что они там сегодня делают без меня? — Чонин поднимается на локтях, сползает с кровати и идёт к барной стойке, берёт в руки телефон и выходит в интернет за поздней доставкой суши для своей сумасшедшей любви,  — Готов поспорить, что сегодня Тэён танцевал с Доёном, а завтра пойдёт на встречу с тем высоким другом. А Донхёк-и, пока мы тут обжимаемся, по-тихому сбегает на встречу с тем самым Тэилем: не сегодня, так завтра — точно, Ким дёргает уголком губ и переводит взгляд на Бёна:  — Я надеюсь, что ты не прав, что ты всё выдумал, и не знаешь так хорошо моих детей,  — О! Я бы тоже на это надеялся, но знаю, что всё в точности, да наоборот. Иди сюда, — он хлопает ладонью по одеялу и поразительно мягко улыбается, — Обещаю не кусаться первые десять минут, И Чонин идёт в его раскрытые объятия.