Звёздочка

      Разруху и шум, сменило тишиной. Последнее, что она помнила — как пальцы помогают петь скучающему инструменту. Пианино, на котором когда-то играл дядя, невероятно. Будто соскучившаяся по вниманию кошка, вновь увидела любимого хозяина. Возможно, это только потому, что она Исполнитель, но Белый ковчег невероятен сам по себе. Аллен «видит», как давно бегущая в никуда нить-привязка обретает конец. Становится белой, как выпавший снег в лесах. По которой эта кошка будет теперь узнавать её, находить, прибегать, когда надо! У неё, теперь, невероятные коготки, острые, переливающиеся от фиолетового к жёлтому. И бант, такой пышный, красный, реющий на ветру и когда она бежит.       Девушка улыбается, играет с десятком бордовых, насыщенных нитей, они бегут в туман, словно в Шепчущий лес. Так и положено, он манит, но не обещает вернуть живым своего гостя. Нитки дёргаются, когда с другого конца волнуются. Аллен давно, очень давно, хочет рвануть туда, в этот вязкий туман. Так хочется вернуться братьям и сёстрам, наконец окунуться в родное тепло и быть такой, как хочется. Не поддерживать разномастную роль. Заниматься своими делами. Разобрать с собственными силами и наладить потоки, чтобы никто между собой не противоречил. В конце концов, вернуть всё послания без утаек и шифрования! Но под ногами чёрная-чёрная вода. И где-то на её глубине, скрипя древними шестернями, начинает работать ковчег. Новые механизмы, не из металла, а драгоценного камня, большие и маленькие, приводят в движение. Сдувают старую пыль, сдирают эфемерную ржавчину. Белый ковчег наполняется жизнью. Золотая, сияющая и полупрозрачная, нить тянулась вниз, в ту самую воду, но в отличие от других, та была натянута. Тёмно-золотая уходила за ней и Уолкер всегда задавалась вопросом, какая все-таки принадлежит Мане, а какая Неа. Но не то, чтобы она так сильно хочет знать, кому какая принадлежит. Она ещё не настолько смела и готова принять такие истины. Простые в одной плоскости и невероятно жестокие в другой. От неё шло слишком много нитей, для человека, который имеет строгий и ограничений круг. Несколько ещё зарождаются, но судьбы не избежать и скоро они порвутся. Какие-то посерели, но только из-за ордена. Как только на спорхнёт с этой черной ветки, она вновь увидит знакомые лица и обнимет родные ветви. А вокруг всё ещё была темнота. Почти родная, обволакивающая. Где-то далеко трещало пламя, алое, будто кровь, пролитая на хрустальном горном снегу. И с каждой тронутой струной и сыгранной нотой оно будто громче звало к себе. Тянуло лепестки.       Ох. Уже пора? Но она ещё не отдохнула, наверное. По крайней мере, Аллен точно знает, что одна, такая задумчивая и блуждающая, она никуда не дойдёт. Потеряется! Что в тумане, что в Шепчущем лесу, что в мыслях! Кто-то должен проснуться вместе с ней, она это точно-точно помнит! Ей Мариан рассказывал, когда дядя проснулся и море нежно пело под её ногами. Под боком не хватает тепла, а в голове слишком тихо. С треском костра, к голосам родных, врагов, должен выделяться один. Самый близкий. Самый нужный. Он как глоток свежей воды и ветерок в беспощадную жару. Поэтому ведьма тянет. Ей некуда и незачем, спешить. Всему своё время и череда. И она плывёт в ней, будто в реке. Спокойной и неспешной, прямой и бесконечной. Безмерной и. — Думаешь? — Ты потерялся? — Да. Аллен переворачивается, и она будто зависает в нигде, будто в густой тёмной воде, опутанная цветными нитями, она обняла большое яйцо. Механизмы, сияющие даже в тьме, они стали чуточку ближе. Странно, когда она успела погрузиться в ту густую черноту под ней? Или, она никогда из неё и не выплывала. — И кто же тебя потерял? — Мама. — Мама? — Мама, чему ты так удивляешься? Будто тебя мама никогда не теряла. — Не знаю. У меня нет мамы. Яйцо недовольно качается, и ведьма слышит, будто кто-то ворчит и фыркает. — Не ври мне! Не может быть такого, чтобы не было мамы! Не бывает! Я точно-точно знаю! — Твоя правда. — соглашается Аллен. Глупо отрицать самый простой факт. Дитя не может появится просто само по себе. — Мама у меня есть, ведь как-то я появилась на свет. Но я её совсем не знаю. Не видела, ни слышала, ни чувствовала. — Совсем-совсем? — Ни капли. Только папу. — О! А какой он? — Большой. Скорлупа у яйца шершавая, неприятная, и голос у того, кто сидит в нём, писклявый и непонятный. Аллен бы перестать говорить с этим кем-то и плыть себе дальше по течению, что несёт неизвестно куда, ждать неизвестно кого. Но она так истосковалась по разговорам, что даже не замечает тени, нависшей над ней. Она блестит красными бусинами-блёстками. — Большой, значит сильный. — Да и я ищу его. Я его потеряла. Давно-давно. Когда ещё была маленькой. — И я маму ищу. Она сказала, что будет кто-то, кто поможет мне до неё дойти. Такой же прекрасный, как звездопад и северное сияние. — Я бы хотела хотя бы одним глазком взглянуть на такого человека. Или не человека. Ведьма улыбается, вспоминает. И звездопад, и северное сияние, она видела. Такое не рассказать, не хватит слов и чувств передать восхищения. — Пока я не нашёл такого этого «некто», может пойдём вместе? — Звучит не плохо. Меня Аллен зовут. Аллен Уолкер. — Ищущий камень? * — Нет, совсем нет. Разве может камень, лёжа на одном месте искать кого-то? — Так кто же ты? — Та, кому открыты всё простоты мира, и кто знает, как туда попасть. — Как красиво. А я вот никто. Даже как-то обидно стало. Ни имени, ни мамы, ни тела. — Будишь Йоханом. — Что? Девушка ухмыляется и трётся о яйцо бледной щекой, окончательно засыпая, не замечая, как трескается скорлупа и чёрная лапка тянется вверх. Касается носа. — Говорю, будешь Йоханом. Блестящая чешуя сияет в свете звезд алых, напитых зарёй и кровью, переливается, точно блеск волн на солнце, а взгляд неизвестного зверька направлен на девушку. Пронизывающий и полный невероятной нежности. — Тогда здесь, мы начинаем наш долгий-долгий путь. По этой бесконечно-звёздной дороге. И пусть ничто не станет нашим препятствием. — он борется со скорлупой, старается. Хочет быстрее увидеть этого человека полностью!       Зверёк ложится под боком, скидывая остатки скорлупы и сна. Он наконец нашёл того, кто ему нужен! Светлый, как падающие звёзды и запоминающийся, как северное сияние. И как прекрасно сложилось то, что им в одну сторону. Искать дорогих душе существ. Больших и могучих. Куда-то далёко и в неизвестность. Возможно даже на край света и бытия. Там, где Солнца и Луны рассказывают свои невероятные истории. — Тогда, пора просыпаться? — Да, пожалуй ты прав.       Заворочавшись на мягкой кровати, Аллен потянулась и зажмурилась. Всё тело ломило, будто последнюю неделю она помогала на стройке. Под боком раздался хруст и ведьма лениво повернулась. Из большого яйца пытался выбираться ящерёнок,а Тимкампи ему усердно помогал, отгрызая твордую материю. Твёрдая скорлупа с трудом поддавалась и не хотела отпускать малыша, но голем и пленник были неумалимы. Сев на кровать, Аллен помогла выколупаться из плена фамильяру. — Добро пожаловать в мир, Йохан. Три хвоста взметнулись вверх-вниз, а сам малыш издал довольный писк, перетаптываясь на слабых конечностях. Он тянулся к сонной ведьме, смотрел внимательными чёрными глазами. — Я так рада, что ты появился здесь, дома, а не в мрачной башне, где ветер воет, так отчаянно, как и не ушедшие души. - радостно летал над ней, так что девушка поймала его за хвост и притянула в обьятия. Как же хорошо! Знакомые своды потолка, покрытые плющом, лозой и дихондрой. Как прекрасно, ощущать себя в безопасности и спокойствии. Купаться в нежности самого пространства. — Время покушать, да малыш? Ящерица зевнула клыкастой пастью и перетекла на руки к ведьме, сворачиваясь в клубок. Тихое урчание наполнило помещение, создавая своеобразный уют. Откинувшись на подушки, Уолкер ощутила прикосновение нежных рук и сияющий изумрудом взгляд. — Добро пожаловать, Звёздочка. Главный замок тихо, привычно, гудел, переваривая жизнь внутри. Хоть ей и не слышно, но она точно знает, где-то в коридоре звонко цокают каблучки одной из сестёр, ругается Нав, к которому опять пришли невежды. А в самой высокой башне, где-то в середине высоты, сидит Мастер и пьёт своё дорогое вино. Долгожданное возвращение домой, в этот темный замок, красные леса, белоснежные небеса и снега! Как и положено, алый сад движется и дышит жизнью. Как и заведено, Багровый ковен стоит среди чёрных деревьев и белого неба. — Я так рада вернуться, Бастьена. Чёрные кудри вьются по бледным плечам, а рядом раздаёт цокот копыт. Она наконец-то дышит полной грудью. Видит, как переплетаются несущие нити мира и красоты царства не-божьего, но светлого. Любящего просто по факту существования и желающего самого лучшего. — Время перекусить. — Сначала сменить бинты. Твой родственник, популярно объяснил, кто где был не прав. Не без последствий. — сестра смеётся тихо, что шелестит юная весенняя трава и Аллен тает. Как давно она не испытывала этого блаженства? Несколько лет, а прошла будто вечность.