Лондон. Восемь лет до начала Игры.
“Я слишком пьян, чтобы это было правдой.” Голова и правда кружилась и была будто наполнена лёгким гелием. Да и он действительно выпил - один стакан дешёвого и жутко разбавленного пойла, которое подавали в этом с позволения сказать баре. Это слишком мало, чтобы у него случилась такая белочка. Но в горле ком, шею будто замотало в шарф горячего воздуха, а над ним возвышалась женщина. Её колени украшенные бурыми ссадинами упёрлись в диван по обе стороны его бёдер, её чёрные кудри рассыпало по смуглым плечам. Корсет был некогда белым, сейчас он пожелтел от частого ношения, был покрыт тёмными пятнами от пролитого алкоголя. Полная грудь стянутая в клетку китового уса медленно вздымалась и опускалась от каждого её тяжёлого вздоха. Будто пыталась вырваться, будто ей чуть-чуть не хватало воздуха. Бесстыдно смазанная помада и тёмные полосы туши по щекам - она была уставшая, от неё пахло вином и потом. Она была его божеством. - Жозефина… - негромко пробормотал он, ощущая, как растягиваются губы в кривой и нервной улыбке. Из него вновь рвалась ложь, пусть и всё его естество выдавало истину. И она - мудрая - заметив это осторожно клала тонкий пальчик на его губы, как бы запечатывая их тишиной. Он замолкал, будто не смея ослушаться. Он этого не заслуживал - тысячу раз не заслуживал. Касаний рук, проникающих под видавшую виды рубашку, скользящие поцелуи по покрытой мелкой россыпью веснушек шее и этих бесстыдных, плавных движений - он не заслужил. Он даже не был способен заплатить за них звонкой монетой. И почему он сейчас думал об этом? Он ведь всегда присваивал себе чужое - то, чего не заслужил - и не испытывал и грамма стыда. Но сейчас всё было иначе. Она оторвалась от его шеи и вновь возвысилась над ним, улыбаясь и будто любуясь тем, до чего она довела его. Она заслуживала большего. Она заслуживала высшего. Но его загребущая душа не могла иначе. - Жозефина, - уже более серьёзно, без дрожи и неуместной улыбки. По-хорошему, ему бы ещё много раз подумать. По-хорошему, ему бы вообще промолчать. Слова быстрее, и сердце само проталкивает их сквозь ком в горле. - Выходи за меня.***
Первая ночь в особняке.
Он медленно, с трудом разлепил глаза. Такое было с ним после долгой пьянки или долгой дороги. Голова не кружилась - значит вчера он проделал длинный путь. Кричер медленно оторвал голову от горячей подушки и стыдливо потёр затылок, зарываясь пальцами в тёмные кудри. Этот ни то сон ни то воспоминание часто вспыхивал в голове и тревожил его. И часто после себя он оставлял ощущение, будто внутри него - в районе солнечного сплетения - образовалась глухая и чёрная пустота. Кричер свесил ноги с кровати и нервно потёр плечи: было прохладное летнее утро, и хоть окна были наглухо закрыты - он проверял - рассветный холод пробирался в его комнату. Кричер потёр грудь, будто пытаясь сквозь кожу нащупать эту почти физически ощущаемую пустоту. Он прибыл в особняк вчерашней ночью и не успел ни с кем познакомиться. И что-то подсказывало ему, что если он выйдет из комнаты сейчас, он столкнётся лишь с неуютной тишиной слишком богатого дома. Значит, было время, чтобы подумать. А ещё было бы неплохо смыть тревожно-завораживающий сон. Желательно холодной водой.***
Лондон. Семнадцать лет до начала Игры.
Они сидели вдовоём под мостом - сотворённые из углов и сомнений. Юные, смешные, глупые, полные великих надежд и мечт. Обречённые. Им было не больше шестнадцати и они считали, что весь Лондон обязательно покорится им. Жози улыбалась, обнимая острые неказистые колени, спрятанные под выцветшей красной тканью старой юбки. Кричер пускал по реке блинчики. - А потом он сказал… - вода плеснула трижды под плоским камешком. - ...Он сказал: “Молодец, Рябой, будешь так же работать, станешь главарём”. Представляешь? - Ууу, будешь важный, - хрипловато отозвалась Жозефина, складывая руки на колени и сонливо утыкаясь носом в сгиб локтя. На небе расцветал розовым рассвет. - Конечно буду! А потом я заработаю много денег и куплю дом! - камень ударился о тонкую гладь воды и, будто запнувшись о волну, ухнул на дно. Жозефина промолчала, лишь ухмыльнулась, подняв сонливый взгляд угольно-чёрных глаз. - Дом - это дорого. Долго работать придётся, - задумчиво промычала она. Лохматый мальчишка улыбнулся и, подняв с земли плоский камушек, крепче перехватил его в руки. - Да. Долго. Но я куплю дом, и мы с тобой уедем туда, чтобы жить хорошо, - Кричер размахнулся и вновь пустил камень по воде. Раз, два, три, четыре, пять. На шестом прикосновении к водной глади, камень пропал под водой. - Ты хочешь жить со мной, Жози?***
Первый день в особняке.
Руку приятно холодило столовое серебро. Он ухмылялся - криво и как-то зло, будто ножом разрезанная бумага. Этот человек такой же, как и все они - и что ему тут нужно? Это же игра на шанс. Чтобы заработать много и сразу. Чего ему не хватает в жизни? Фредди кривится так, что на лице проявляется носогубная складка. Так заметно, так выражено и так знакомо. Кричер привык к этому взгляду, и это его бесило до дрожи в пальцах. Презрение. Отвращение. - Что такое, господин многоуважаемый адвокат, - хмыкнул Кричер, прищурившись. - Не нравится? Придётся есть не столовым серебром? Ой, какая жалость. - Сволочь… - чуть ни прохрипел Райли в ответ. - Хочешь есть? Так еду готовить надо, - нахмурился вор, привычным движением руки отправляя нож и вилку в карман пиджака. - Или ты не знал? Тишина в ответ становилась гнетущей и слишком затянутой. Кричер застыл на секунду, будто не зная, как ещё больше унизить этого напыщенного франта. - Иди и включи вентиль, принеси хоть какую-то пользу, - фыркнул Пирсон. - Вентиль в холле, если мне память не изменяет. Фредди, видать, поняв, что спор зашёл в тупик, встряхнулся, выпрямился и, чуть приподняв острый нос, двинулся к большим дубовым дверям. Ох, если бы у него была возможность, он бы поставил Кричера на место. Но особняк уравнивал их, хотя Райли всё равно считал себя гораздо выше. С громким скрипом дверь захлопнулась. Кричер остался один на один с Эммой. Он бросил внимательный взгляд на неё, по привычке оценивая карманы, кисти рук и шею. В ней было что-то неуловимо знакомое, смутно близкое ему по духу. Да, именно так - печать сиротства, Кричер её ни с чем не спутает. Ростом она чуть выше среднего и всё ещё по-подростковому нескладная, но уже изящная. Нимфа на грани имаго. Кричер чуть улыбнулся, то ли самому себе, то ли ей. Но девушка продолжала с сожалением глядеть на только что захлопнувшуюся дверь. Наивная, неужели она верит в то, что у этих двоих был шанс на общий язык? Неужели она и правда испытывает жалость к этому напыщенному ублюдку? Пирсон дёрнулся и сам внимательно взглянул на дверь. Ему показалось, что он услышал что-то - тяжёлый скрежет половиц или шаг. Нет, не Фредди - адвокат был слишком тонкотел, да и ходил иначе. Кто бы там ни был, он был опасен - это вор ощущал всем внутренним естеством. Фредди, который, возможно, был сейчас с этой опасностью в одной комнате, было не жалко. Но вот он и маленькая мисс Вудс... - П-пойдём на кухню, - чуть запнувшись начал Кричер. Не хотелось пугать девушку - вдруг все эти звуки просто его разыгравшееся воображение. - У нас действительно нет готовой еды.***
Лондон. Десять лет до начала Игры.
Говорили, что им везло - у них были комнатки, пусть маленькие и тесные, но были. В “баре” их называли гримёрными. Но Кричер знал, что на старом, испачканным самыми стыдными пятнам, ей приходилось ночевать. И, к сожалению, иногда работать. Она сидела за небольшим столиком, на котором разместилась её косметика. Перед ней большое и сколотое по углам зеркало. Самое большое, какое только могло быть у работниц этого заведения. Кричер притащил его год назад, когда она, багровея, рассказала ему наконец-то, чем ей приходится заниматься, чтобы выживать. Это зеркало он утащил из первого дома, в который он залез в одиночку. Но продать не удалось - вынося он сколотил его углы и пустил несколько трещин. Многие скупщики, бывшие по наблюдению Кричера слишком суеверными, попросту отказывались выкупать зеркало. Поэтому, поправив раму так, чтобы краденое было сложно узнать, он-таки отдал его ей в знак того, что их дружба не закончится на этой ноте. Она сидела, закрыв ладонями лицо. Она плакала беззвучно, сжимаясь в комок. Кричер просто был рядом, зная, что ей нужно дать время, и лишь пару раз тихо повторил: “Может быть, пойдём под мост?” - но Жозефина в ответ лишь отрицательно качала головой. Кричер ещё не знал, что случилось. Может быть, клиент опять не заплатил? Такое бывало. А может быть новая девочка решила, что в их месте нужна конкуренция, и сильно навредила Жози? А может быть эти убийственные капли всё же довели её до слепоты? Кричер пока не знал, но заранее ненавидел всех: прелестную маман - владелицу этого заведения, незнакомого клиента-ублюдка, новоиспечённую девочку, и даже, чёрт побери, всю белладонну, что росла в этом трижды проклятом мире. Ненавидел, потому что они заставили её плакать. Её! Лучшую из лучших! Его подругу, его сестрицу, единственную, на кого можно было положиться. Она глотала каждый всхлип, плакала без звука, лишь рваное неровное дыхание выдавало её. Кричер знал, почему так: хоть бар полнился громкой музыкой, стуком каблуков танцовщиц и грубым смехом посетителей, всё равно были ушлые девчата, которые могли бы подслушать их. А потом сдать Жози маман, мол, клиентов со стороны водит. Им же даже в голову не может придти, что Кричер тут совсем не за этим. Он поднял взгляд и посмотрел в зеркало. Какие же они были странные - как сломанные нелюбимые куклы ребёнка. Она - сгорбившаяся над своим неизвестным горем, трясущаяся от глухих рыданий. И он - растерянный и молчаливый, не знающий, как ей помочь, как протянуть ей руку помощи. Он ощутил странное опустошение и отрешение, медленно закрыл глаза и невольно поднёс ладонь к груди, в районе солнечного сплетения. Ощущение было, что там зияла дыра. Кричер так же неспешно разлепил веки и вновь посмотрел в зеркальную гладь. Ему внезапно всё показалось чужим, ненастоящим. Это умиротворяло и в то же время тревожило - ощущение, будто его нет, будто бы он - не он. Он сжал и разжал руки, рассмотрел пальцы, послушно двигающиеся по зову его разума. Нет, это не может быть “не он”. Но острое ощущение хрупкости его сознания внезапно привело его к осознанию того, что мечты шестнадцатилетнего пацана ни к чему не приведут. И как бы он ни хотел, как бы он ни старался - не будет у них с Жози дом где-нибудь в окраинах. Не будет спокойной и нормальной жизни. Потому что они сломанные и нелюбимые игрушки капризного бога. Он так и будет воровать - она так и будет ублажать чужие фантазии за деньги. У них нет шанса на нормальное “как у людей”. И от того становилось ещё больнее. Кричер крепко сжал руки в кулаках и снова разжал, разглядывая полулунные следы от ногтей на середине ладони. “И почему мы просто не возьмём и…” - мысль обрывается ощущением того, что на него смотрят. Он поднял взгляд и увидел чёрные, влажные и покрасневшие от слёз глаза. - Ты в порядке? - тихо спросила она, утирая мокрую щёку. Пирсон лишь выдохнул и протянул к ней руки, заключая её в объятья. Глупая - она проревела перед ним сорок минут, и потом она спрашивала его, в порядке ли он. Кричер закивал и зажмурился, ощущая, как она уткнулась щекой ему в плечо. - Да, всё хорошо. Расскажи, что случилось.***
Третий день в особняке.
Внутренний сад огромного особняка действительно поражал. Густая изумрудная зелень и яркие цветы - даже будучи заросшим и несколько неухоженным, он был лучшим садом, в котором Кричеру приходилось быть. Нет, он видел и богаче, но здесь ему было лучше. Наверное, потому что не приходилось пресмыкаться перед всякими… Но он здесь не для того, чтобы наслаждаться красотой этого места. Пирсон застыл над кустом, внимательно оглядывая буро-лиловые колокольчики и чёрные капельки ягод. Он фыркнул, критично оглядывая и примеряясь к ним, изучая. - Да, думаю, да… - негромко пробормотал он, вытаскивая из кармана бурый от грязи платок. Он на миг осмотрел его, замечая вышивку на углах. Чёрными нитками - других просто не было - вышитые листочки и цветы. Внутри всё сжалось от ненависти и презрения. Почему к кому? К себе? “Нет, это всё он. Этот напыщенный… Думает, он лучше всех, ну-ну…” Кричер примерился ещё раз и запустил ладонь в кусты, аккуратно, избегая густую листву. В конце концов, он всегда был талантлив и ловок, не так ли? Горстка чёрных ягод на платке становилась больше и больше, от чего на душе было гаже. Наверное, это всё ненависть. Чем быстрее он покажет истинное лицо этого чванливого ублюдка, тем лучше для всех. Он ненавидел белладонну. Но Фредди Райли он ненавидел больше.***
Лондон. Семь лет до начала Игры.
Было холодно. Так, что сводило руки и заснуть получалось с трудом. Кричер-то привык, но он понимал, что его подопечным сложно. Но этой ночью он купил достаточно дров, так что дети должны согреться в влажном тепле у камина. Кричер же ночевал в коморке и иногда - на кухне, когда ночи были особенно суровыми. Пирсон натянул простынь до подбородка, пытаясь устроится под ней так, чтобы тело сохраняло больше тепла. Сон постепенно утяжелял веки, погружая его в густую, тяжёлую дрёму. - М… Мистер Пирсон, - детский голосок был тих, словно шелест падающей листвы. Но Кричер расслышал чётко. Он распахнул глаза и сел, прижав ладонь ко лбу. В щели приоткрытой двери он разглядел бледное маленькое личико пятилетней Агнес - малютка появилась совсем недавно, Кричеру на неё указал бывший подельник, рассказав трагичную историю семейства Бридхам. Так в маленьком приюте стало тринадцать детей. Что случилось, почему ты ещё не спишь? - Кричер вздрогнул от того, как хрипло звучал его голос со сна. Девочка смущённо опустила голову, накручивая на палец край рубашонки. Это была его рубашка - одна из двух, которую он отдал девчонке на время. Пока знакомая швея не сошьёт ей из остатков ткани сорочку, а плотник, задолжавший ему, не сколотит кровать. Они жили более чем скромно. Все приюты так жили - Кричер знал по своему опыту. Но его был особенным - поднятым из ничего. Из краденого и заработанного. Не было стыда - было лишь обидно, что детей сложно устроить как подобает. Не всем доставались кровати, поэтому кто-то спал не по одиночке. Зимой-то это даже плюс - лучше согреются. Но сейчас в этом не было необходимости. Приют на улице Белой Песчаной был его мечтой. Когда-то он хотел, чтобы в этом домике был он и, может быть, его семья. Но он не заслужил семьи. Да и Жозефина так и не приняла предложения - исчезла после той ночи. Наверное, возненавидела зарвавшегося дурака. Да и правильно сделала. - Мистер Пирсон, мне страшный сон приснился… - тихо призналась Агнес после нескольких минут тишины. Кричер слабо улыбнулся, протянув ей ладонь. - Расскажешь? Девочка смутилась и, шлёпая босыми ногами, зашла в каморку, прямо в жилистые руки Кричера. Тот аккуратно подхватил её и усадил себе на колени. Агнес пискнула что-то, напряглась, испугавшись незнакомых ещё рук. “Чёрт… Не привык, не умею…” - мысленно ругнулся на себя он, отпуская худощавые бока девчушки. Но та не ушла, вскоре всё же уселась поудобнее и опустила голову, пытаясь укутаться в слишком большой для неё рубахе. - Мне снилась мама… - тихо начала она. - Она была красивая, в синем платье. Помните, такое, в витрине, в магазине на Большой улице? - Помню, - отозвался он, качнув головой. - Вот. Мама была красивая… - сообщила Агнес, покачав ногами. - А потом пришёл папа. У него был подсвечник… Он ударил её… Потом ещё… И ещё… И ещё… С каждым словом большие серые глаза Агнес наполнялись слезами. Это не сон - это воспоминание. Кричер знал. Он погладил её по волосам, не смея больше обнимать или прикасаться к плечам. А Агнес плакала, хлюпая, пытаясь рассказать свой самый страшный кошмар. Отец малютки был горьким пьяницей. Он избил мать до полусмерти. Пока та лежала без сознания, он, видать, закурил, задремал и устроил пожар. Соседи успели потушить, не дав пламени разрастись на всю улицу. Родители девочки погибли, задохнувшись. А её успели спасти - вынесли всю обожжённую. Такую её и привели Кричеру соседи, рассказав о горе бедняцкой семьи. Пирсон понимал, что прокормить малютку будет совсем тяжко. Старшие дети тоже это понимали. Никто не рассматривал, чтобы отказаться от неё. - Ну-ну… - ласково отозвался Кричер, погладив её по волосам. - Это просто сон. Всё хорошо. Хочешь, оставайся со мной. - М-можно? - она потёрла маленьким кулачком глаз, утирая слёзы. - Конечно можно. Вот, ложись, сейчас я тебя накрою, а ты засыпай… - он положил сложенную вдвое простынь на плечи девчушки, а сам пристроился рядом, заложив руки под голову, чтобы не так твёрдо было спать. Повисла тишина. - Мистер Пирсон. - М? - А мама… Мама ещё придёт? Кричер болезненно поджал губы. Не хотелось врать. Не хотелось говорить правду. Он ведь сам когда-то был таким же. - Не знаю, Агнес. Может быть, придёт. Но ты спи. Завтра будет виднее. Холодный полумесяц стыло заглядывал в маленькое окошко каморки. Кричер почти не заснул той ночью, он знал, что и завтра и послезавтра будет отвечать своё короткое “не знаю”, не желая ещё больше ранить малышку. А когда придёт время, она сама всё поймёт. Они всегда однажды понимали.***
Пятый день в особняке.
Острая боль в плече, впрочем, знакомая - он падал и с более высоких мест. Да и плохие привычки, как известно, умирают с трудом. “Чего не скажешь о людях, а, Пирсон?” - мысленно усмехнулся он, пряча монетку в карман. И зачем она ему здесь, когда в итоге он должен был выиграть большой приз? Но ведь монетка - она капелька, из которой можно сложить состояние. А на это состояние можно прокормить дюжину голодных ртов и вновь поднять тот старый дом, начать с начала. Он осел на холодный пол, потирая ушибленное плечо. Большие дубовые двери открылись и в проёме появились двое. Хрупкие и трогательные, ломкие, почти нежные. Впрочем, ледяные руки Эмили не всегда сочетались с её почти трогательной хрупкостью. Она, всё же, была врачом. Хорошим врачом, дорогим - Кричер припоминал, что видел её клинику. Услуги её стоили хороших денег. Вот ирония - сейчас она обхаживала уличную крысу просто так. - Всё хорошо, просто ушиб, - сообщила она, ещё раз ощупав лодыжку Кричера. - Но я всё же посоветую вам быть осторожнее. Падение с высоты, даже такой небольшой, вещь очень коварная. Вы могли не пережить. - Хех… Да ладно, бывало и хуже, - отмахнулся Пирсон, поднимаясь на ноги, и чуть качнувшись в процессе - голова неприятно закружилась. Эмма тут же подставила ему плечо, не давая упасть. Какая трогательная забота. - Спасибо, маленькая. Он протянул руку, чтобы взъерошить каштановые волосы, но, вспомнив про шляпу, игриво наклонил её, чтобы широкие соломенные поля прикрыли лицо. Эмма переливисто засмеялась, поправляя шляпку. Знакомый смех. Кричер многое бы отдал, чтобы слышать его чаще.***
Лондон. Три года до начала Игры.
Ну да, церковь - она такая. Всепомогающая и всепрощающая. Конечно, если ты не уличный крысёныш. Тогда ты всего лишь материал - доверчивая паства или игрушка в их мерзких руках. Церковь давно направила на их маленький приют свой суровый взгляд. Сначала Кричер пытался бороться - копил деньги, работал в два раза больше. Воровал, просил, искал. Монетка к монетке, семечка к семечке. Понемногу - упорным и тяжелым трудом, он мог бы добиться, мог бы изменить всё. Но это была иллюзия - мечта маленького, тщедушного человека. Реальность пришла и дала знатной оплеухи, ставя на место. На руках защёлкнулись металлические браслеты. Кричер потеряно посмотрел на собравшуюся в главном зале толпу детей. Тощие, в штопанной-перештоопанной одежде, замёрзшие, но крепко держащиеся вместе. Рыжий Джордж - самый старший из воспитанников - дрожал, ощущая, как вся ответственность теперь валится на его плечи. Кричер ему этого не говорил, но он будто сам так чувствовал. - Нет! - маленькие кулачки бешено застучали по коленям полицейского. - Не забирайте его! Дядя Кричер не виноват! Дядя, скажи им, ты не виноват! Откуда в ней была сила? Маленькая Агнес отважно бросилась под ноги полицейским, требуя, настаивая на своём. Джордж быстро подхватил её под руки, уводя от удара дубинкой. - Перестань, Агнес, – тихо прошипел он, удерживая извивающуюся, как уж, девчонку. Но та не останавливалась, крича и визжа, что так не должно быть, что Кричер не виноват. Милое, наивное дитя. Он виноват - тысячу раз виноват. Он должен был справиться лучше. Сильным толчком его выпроводили из дома - Кричер не удержал равновесие и позорно поскользнулся на заледенелых ступенях. Зима - бессердечная и злая. Он услышал взвизг девчонок и топот детских ног - воспитанники спешно высыпались во двор следом, пытаясь пробиться к нему, чтобы помочь встать. Но полицейский был ближе - он жёстким движением руки поставил тщедушного Пирсона на ноги, встряхнул и толкнул в сторону железных ворот. Ну вот и всё. Сколь верёвочке не виться, говорят, да? - Дядя Кричер! - детский охрипший голосок Агнес прозвучал совсем рядом - малютка быстро догнала его и вцепилась в штанину, обнимая его ногу. - Дядя Кричер, не уходи! - Уведите девчонку! - рявкнул полицейский. Кто-то из детей стал звать младшую обратно, но та не поддавалась, мёртвой хваткой вцепившись в воспитателя. Когда полицейский вновь занёс дубинку, Кричер примирительно поднял руки, пытаясь заградить её собой. - Д-дайте… Дайте с ребёнком попрощаюсь! Не бейте её! - повысил голос Пирсон, отчаянно взглянув на служителя закона, когда тот остановился, опуская руку с дубинкой. - Пожалуйста. Тот буркнул что-то в ответ, махнув рукой, давая добро. Кричер сел на корточки перед Агнес - девчушка тут же обвила руками его шею, рыдая в плечо. - Не уходи… Пожалуйста, останься… - Не могу, милая. Я бы очень хотел, но я не могу. - Тогда вернись. Ты же вернёшься, правда? Он не хотел врать. Но правду сказать было ещё больнее. Он поморщился, волна отвращения к себе накрыла с головой, он с трудом - насколько позволяли руки закованные в наручники - погладил её по волосам. - Не знаю, милая. Но я очень постараюсь вернуться.***
Пятый день в особняке.
Снимая с себя колючую мешковину, Кричер поморщился. Да, поступок был не из лучших. Да что уж там говорить - откровенно отвратительный был поступок. Но что поделать, если обезумевшей девчонке хотелось верить в сказку, а ему нужна была поддержка. Пусть лучше так, в таком обличье, но она будет верить ему. А он будет уверен, что с ней всё в порядке. Что она не доверяет всяким - таким, как Райли. Они все предатели, все до единого. Он нервно потёр лоб, вспоминая глаза и веснушки Эммы - она знатно повзрослела. Конечно-конечно, он припоминал её, теперь точно. Она ведь была там, в его приюте. Звали её тогда иначе, да. Странно, почему она не признала его? Ведь он почти не изменился. Разве что, поседел за это время, щетина стала гуще, блеск в глазах растерялся, да и веснушки на щеках и на шее потускнели. Не хотелось думать, что это всё они. Что это они с ней это сделали - заставили забыть, измучили настолько, что она не могла доверять воспитателю. Пирсон нервно осмотрелся по сторонам, заприметил сено - как хорошо, что здесь было несколько стогов для растопки. Он вцепился в один и быстро, наспех, набил пугало, чтобы вернуть всё, как было. Если тронувшаяся Эмма купилась на его игру, то Эмили быстро раскроет правду. И тогда он навсегда потеряет доверие маленькой мисс Вудс. Всё шло наперекосяк. Фокус с пирогом почти прокатил. Почти. Всё же они не смогли поверить, что Райли был способен поставить на стол отравленную еду. А жаль - могло бы получится. Этот выскочка заслуживал подставы. Он и сам был горазд подставлять - в этом не было сомнений. Жаль только было маленькую, наивную мисс Вудс. Она не могла увидеть настоящего лица этой канцелярской крысы. Да и Эмили на самом деле была не лучше. По сути, такая же, хотя с её умениями гораздо более полезная. Он рванул в сторону кустов, где и притаился, наблюдая издалека, как две фигуры приблизились к пугалу. Да, всё так и было - всё выглядело, будто у Эммы разыгралось воображение. Пока Вудс увлечённо рассказывала Эмили о том, как пугало ожило и заговорило, Кричер быстро пробрался к выходу из сада. Благо привык, благо умел быть тихим и незаметным. Скрывшись за дверью, он бросил последний взгляд в щель, наблюдая, как садовница доверительно обнимала Эмили. Он поморщился вновь, уже и сам не зная, что его так раздражало на постоянной основе. “Всё же, дурацкая идея был. Не стоило…” - фыркнул он про себя. Но, быть может, миг сказки для неё был сейчас необходим. В этом жестоком мире так ценно было хранить глупые легенды и маленькие мечты. “Завтра попробую ещё раз”.***
Лондон. Год до начала Игры.
Кричер нервно потеребил кепку, заискивающе улыбаясь отцу Дьюку. Да, теперь он знал, он был научен - маленькие люди не способны на великие дела. Он не мог. Но всё же, играя верного и преданного, притворяясь, улыбаясь, он мог обмануть. Он мог сделать вид. Он мог втереться в доверие, получить обратно должность управляющего в доме на Белой Песчаной. И спасти так много, как было возможно. Хотя он уже слышал, что большинство из его подопечных не пережило. “Несчастные случаи” - с деланным сожалением говорил отце Дьюк, и Кричер кивал, проглатывая горящий ком гнева и отвращения. - Всё идёт хорошо, отец Дьюк, - улыбнулся Кричер, криво запихивая кепку в карман старого пиджака. - Может быть, стоит решить вопрос с документами… - Пирсон, какой ты деловой, - засмеялся священник. - Мы никуда не торопимся, не суетись. - Да, конечно, но я считаю… - он не договорил, услышав стук каблуков. С верхних этажей не спеша спускалась женщина. - О, кстати, хотел бы представить тебе мою жену. Неправда ли она прелестна. Кричер не мог ответить - в горле стало совсем горько и мерзко. В тёмно-зелёном платье, кутаясь в красную накидку, смиренно опустив взгляд, навстречу шла она - подруга детства. Та, что исчезла из его жизни много лет назад, появилась сейчас. Так внезапно. Так болезненно. “Ох, Жозефина…” Она тоже узнала его - это было видно по внезапно остекленевшему взгляду, по тому, как она приоткрыла рот не то в шоке, не то в ужасе. “Да, Жозефина, это я. Опустившийся, вышедший из тюрьмы, побитый. А ты где была всё это время?” Он не смел сказать этого вслух, лишь хмуро опустил взгляд, вытащив кепку из кармана и скрутив её в тугой жгут. - Приветствую вас, сэр… - негромко отозвалась она, медленно опустившись в поклоне. “Он знатно выдрессировал тебя - этот скот.” - острая мысль полоснула, как осколок стекла. Но слова застревали в горле, он не посмел произнести ни слова, лишь вежливо кивнул в ответ на приветствие. - Я смотрю, ты потерял дар речи, Кричер. Она действительно красавица, - засмеялся Дьюк, похлопав Пирсона по плечу. Ему пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не дёрнутся и натянуть улыбку. - Сегодня мы не сможем решить эти проблемы с документами, но, я думаю, скоро… Совсем скоро. Продолжай работать в том же духе. - Конечно, ваше высокопреосвященство, - Кричер склонился в поклоне, но поднимаясь вновь посмотрел в лицо Жозефины. О многом ему хотелось поговорить.***
Лондон. Год до начала Игры.
- Просто объясни мне, объясни, как так получилось?! - Кричер мерил шагами пространство под мостом, не отпуская голову. Жозефина стояла рядом, стараясь не смотреть на старого друга. - Это сложно… Я понравилась ему и маман… - она не смогла договориться, словно подавившись на этих словах. - Так это та старая сука?!.. - рыкнул он, резко развернувшись. Он с силой сжал и разжал кулаки - ему так хотелось сжать руки на толстой шеи этой ублюдской шлюхи, что считала, будто она имела право распоряжаться судьбами других. - Успокойся, Кричер, - твёрдый голос Жозефины и тонкая ладонь на побелевших костяшках вернули его на землю. Он покачал головой и отошёл к стене, гнев отхлынул и на его место пришла всепоглощающая слабость. Кричер медленно сполз спиной по стене, обхватив голову руками. - Зачем, боже, зачем? Он жесток… Он… - Он очень жесток, Кричер. Пирсон беспомощно посмотрел на неё, и будто только сейчас понял - Жозефина была хорошо одета и волосы её были украшены дорогим гребнем, но под глазами пролегла тень усталости. Она носила платье с высоким воротом и прятала руки под шалью - она никогда так не делала раньше, будучи распущенной и раскованной. - Покажи руки… - глухо попросил он. - Я не думаю, что… - Покажи!! Жозефина нервно поджала губы, медленно убрала шаль с плечей и закатала рукава платья. На смуглых руках расцветали фиалки синяков и рубинами цвели царапины. Кричер поморщился и отвернулся, будто сам только что получил все эти раны. - Сволочь… Я убью его однажды, убью… - слабо прохрипел он, пряча голову в ладонях. Конечно он не убьёт - ему не хватит сил. Ему не хватит духа. Жозефина медленно опустилась рядом с ним на землю и положила голову на плечо. Тишина и тихий плеск воды возвращал в детство, когда он кидал камни и обещал ей, что обязательно построит для них большой дом. Но сейчас всё это казалось призрачным и глупым. Это никогда не могло стать правдой. - Он использует тебя. - Я знаю… - Боже, Жози, тебе самой не мерзко? - он отчаянно посмотрел на неё. - А тебе? Она была права. Как всегда, она была абсолютно права. Кричер виновато опустил голову, толкнув носком ботинка камешек в сторону реки. Вновь стало тихо. - Мне мерзко, но я хочу… Слушай, Жози, там есть куча детей и… Мы с тобой уже всё. Но они - у них есть надежда. Я хочу сохранить тех, кого получится. Любой ценой. Но мне надо, чтобы он передал мне документы на дом, - нервно начал он, понимая, что молчанием они многого не добьются. Да, это правда, для них уже не было надежды - никогда не будет. Они погрязли, увязли в этом болоте. Им никогда не отмыться. Но у некоторых шанс ещё был. - Ты всегда врал, Кричер, почему я должна верить сейчас? - резонно спросила она, нахмурившись. - Жози, этот ублюдок подставил меня. Я почти провёл три года на каторге, - будто в доказательство он поднял руки, демонстрируя запястья с побледневшими от времени шрамами от наручников. - Он превратил приют на Белой Песчаной в пыточную. Столько детей там погибло - а я сам их когда-то находил. Выхаживал, растил. Пять лет моей работы - псу под хвост! Жози, пожалуйста, я ничего больше не попрошу. Хочешь, исчезну! Ну хочешь?! Она поймала его ладонь и сжала, большим пальцем огладив костяшки, как бы прося замолчать. Такой знакомый жест - внутри всё застыло от воспоминаний о том, что было между ними до того, как началась вся эта история с проклятой Белой Песчаной. - Я не знаю, смогу ли, но я очень постараюсь что-нибудь придумать, - Жозефина ободряюще улыбнулась и эта улыбка пустила кучу мурашек по спине Кричера. Он выдохнул, только сейчас заметив, что с момента, когда она взяла его за руку, он сидел задержав дыхание. - Спасибо. Я не знаю, как тебя благодарить. Если всё получится, если всё сложится… Проси, что хочешь. Я не знаю, что могу, но я всё сделаю, я обещаю, только слово скаж… Она прервала его, положив тонкий палец на губы, будто накладывая печать тишины. Кричер послушно замолк, наблюдая, как медленно приближаются её чёрные глаза - два омута. Два пистолетных дула, направленных ему в сердце. - Тшш… Помнишь, что ты сказал тогда? Когда ты звал меня замуж. Помнишь? Кричер молча закивал - конечно он помнил. Он никогда не забывал ту ночь. Смуглая ладонь легла на его грудь, сердце Кричера быстро застучало в ответ на это касание. - Я тогда очень хотела ответить “да”.***
Шестой день в особняке. Игра.
Он медленно, с трудом разлепил глаза. Такое было с ним после долгой пьянки или долгой дороги. Но он не пил, и долгая дорога давно была позади. Тело неприятно чесалось из-за соломы, а мир пах грубой тканью, землёй и сеном. Да, кажется, он вспоминал, что случилось с ним. Какой же дурак. Зачем? Зачем?! Но сделанного не исправить - он повторил тот трюк, в надежде переманить Эмму на свою сторону, но та, кажется, признала его в этот раз и знатно огрела его бутылкой. И вот он пришёл в себя. Тело не слушалось - стянутое, связанное. Осознание приходило постепенно - он всё ещё был в костюме пугала, руки разведены и связаны, привязаны к чему-то. Кричер нервно дёрнулся, пытаясь высвободиться, но безуспешно. Запястья больно сдавливало верёвкой. “Чёрт. Чёрт, как так. Чёрт!” Даже сказать ничего не получалось - язык заплетался. Он подёргался ещё раз, но безуспешно. Пирсон бессильно опустил голову, ощущая волну слабости. Может быть, было пора признать - он проиграл. Ему надо было стараться лучше, но поздно уже сожалеть. Боже, как же он ненавидел себя. Как был себе противен - слабый, пустой, одолённый гневом и ненавистью. Не было больше смысла бороться. Наверное, никогда его и не было. Он услышал голос Эммы, но через мешковину и солому слышно было плохо. Он задёргался, пытаясь подать ей знак, но вместо ответа почувствовал тяжёлый запах горящей ткани. Затем раскаленную боль в стопах. Она подожгла его?! Кричер отчаянно извивался и дёргался - одежда и обувь сгорали, а под ними запекалась его кожа. Запахло палёной плотью, а из груди вырвался крик боли. Дышать было уже невозможно, от боли и копоти слёзы катились по худым щекам. Он вновь дёрнулся, желая сложить руки на лицо, чтобы спрятаться от разъедающего дыма. Но всё было бесполезно. И когда боль окончательно ослепила его, он вспомнил строки письма и чёрные, как два пистолетных дула, глаза. Он уже был мёртв. И был свободен. “Я иду”***
Лондон. Неделя до начала Игры.
“Кричер, Мне кажется, он всё знает. Беги, береги себя, милый, и не бойся за меня. Я уже мертва. Я уже свободна. Всегда твоя. Жози.”