Голубая мечта пилота Лендера

Станислав. 7.02 Стас встал. Протопал к шкафчику, порылся на полках. Нашел початую упаковку «Принцессы Анастасии», кинул два шарика заварки в свою чашку, залил кипятком и под неодобрительным взглядом Веньки вернулся на табуретку у операционного стола. Сахара класть не стал. Венька ничего не сказал, только поджал губы и сморщил нос, принюхиваясь к поплывшему по медотсеку аромату настоящего черного чая. И совершенно зря морщился, между прочим! Хороший чай. И пахнет хорошо, не то что все эти травяные сборы, которые воняют то ли аптекой, то ли пионерским летом у бабушки в деревне. Уходить не хотелось, несмотря на неуютность. Просто не хотелось, и все тут! Разговор казался каким-то неправильным, да и не закончен он был, разговор этот, вот в чем дело! Сегодня все было не так. О таких днях говорят: не задался. Вот как Стас проснулся, так и не задался. Венька не прав, его разбудила вовсе не тревожность, а самая натуральная опасность. Уж он, бывалый космодесантник, умеет отличить собственные глюки от реальности. Вскочив с койки и на автомате пошарив на тумбочке в поисках бластера, Стас проснулся у самой двери. С коммом в руках (схватил вместо бластера, бывает). И прислушался к тишине в коридоре. Неправильной тишине. Так звучит засада. Засада внутри собственного корабля? «Маша, кто в коридоре?» — набрал он на комме. «Навигатор и второй пилот. Уже расходятся. Посторонних на борту нет, — так же текстом отозвалась Маша и добавила: — С добрым утром, капитан!» «И тебе утра», так же на автомате ответил Стас, думая о куда более важном. Навигатор и второй пилот. Или два сорванных боевых декса? Нет, все же навигатор и второй пилот. Давно уже. И никакой паранойи у Стаса нет, это Веньке мерещится. И вставать еще рано, до подъема час, можно спокойно поспать. Спокойно не получилось, поспать — тоже. Сходив в душ, полный пара (почти надпись «здесь был Дэн»), Стас вернулся в каюту, сделал полсотни отжиманий и решил выпить кофе. Обычный свой утренний кофе для прояснения мозгов: сегодня принимать груз, голова должна работать на отлично. Должна-то должна, но после кофе, а не до! Разумеется, он совершенно не понял Машиных намеков. Он всегда до кофе намеки понимает слабо, это все знают! Машка тоже должна бы выучить, за столько-то лет. Могла бы и прямо сказать: «Нельзя вам туда, Станислав Федотович!», а не маячить перед носом туманным облачком, столь же туманно советуя сначала принять ванну, а уж потом и выпить чашечку кофе, и все такое прочее в пультогостиной… которую к тому времени уже, наверное, освободят. Стас только отмахнулся: вот еще! Что ж ему теперь, на собственном корабле к собственной кофемашине не подойти?! Он же не знал, что как раз на столе перед кофе-машиной эти два обормота, пилот с навигатором… одно слово: м-м-мозгоеды! Ситуацию спас Венька. Он ни на что не стал намекать. Просто перегородил Стасу дорогу и отжал к двери в медотсек. Действовал он при этом с мягкостью и деликатностью армейского танка, обвешанного подушками безопасности. — Там твои мозгоеды сексом трахаются, — пояснил он с безмятежной улыбкой уже начавшему возмущенно сопеть Стасу. — Ты точно уверен, что хочешь к ним присоединиться? Стас посопел еще немного, подумал. И решил присоединиться к Веньке, тем более что на краю операционного стола за его спиной обнаружил весьма увесистый довод, склонивший чашу весов в сторону именно такого решения. Качественный такой довод, пятизвездный. Грамм на семьсот. С прошлого раза там оставалось не меньше трети, как раз хватит на поговорить. Поговорить, правда, вышло как-то криво… Да что там! Совсем паршиво вышло с этим разговором. Венька сидит, молчит. Хоть вроде и улыбается, но смотрит прохладно. Обиделся. Совсем как тогда, в самом первом рейсе еще безымянного транспортника. Но тогда хотя бы понятно было: на что! Кому понравится, если его будут считать киборгом и за бластер хвататься? Ясное дело, что никому. Стас тогда совсем голову от беспокойства потерял, вот и выдал ту несусветную глупость. Но сейчас-то ничего подобного не было и в помине! А Венька обиделся. Вот на что, спрашивается? Это Стасу впору обижаться, Венька ему вон сколько глупостей наговорил. Но Стас-то как раз не обижается. Совсем, вот еще, будет он на Веньку обижаться! Тот же не со зла, просто характер у него такой вот злоехидный, любит он ерничать и издеваться, старый тролль. Потому что нельзя даже подумать, даже на секунду представить, что он всерьез… Глупость какая! Глупость и ничего больше. Терять самого близкого друга из-за какой-то глупости… неправильно это. Ну вот совсем неправильно. Непорядок. А непорядок следует устранять. Договорить, объяснить, растолковать. Спокойно, без нервов и перехода на крик. Как и подобает двум взрослым разумным людям. Венька разумный. И взрослый. Он не может в конце концов не понять, что Стас прав! Или… может? Стас вздохнул, старательно не прислушиваясь к звукам из коридора и пультогостиной. Да и прислушиваться уже было не к чему: минуты три тому эти звуки вроде как достигли пика, взорвались двойным сдавленным рычанием-стоном, заглушенным то ли всхлипом, то ли хихиканьем, а потом по металлокерамитовому полу коридора прошлепали две пары босых ног, старающихся делать это бесшумно. У одной пары это даже почти что и получалось. И Стас вовсе им не завидовал. Ни одному из них! Безо всяких почти! Вот еще, глупости какие… Он потер пальцами виски. Вздохнул. Сказал примирительно: — Тут ведь даже не в плохой примете дело, Венька… И не в суеверии. Да и не суеверие это, если в суть смотреть! Что-то вроде техники безопасности скорее… И не надо так хмыкать, именно что техники и именно что безопасности. Своеобразный устав, пусть и неписаный. А уставы, между прочим, не на пустом месте! Он кровью писан… то есть не писан. Ну ты же был военным врачом, ты же должен понимать… Сам подумай, к чему хорошему может такое привести? Особенно когда в полете… Да ни к чему! Это сейчас у них эйфория и все хорошо, а что будет, если они вдруг возьмут и поссорятся? Ты это-то хоть себе представляешь? Влюбленные, знаешь ли, часто ссорятся, и очень серьезно, даже когда по пустякам. И что нам тогда делать прикажешь? Это ведь не просто двое каких-то случайных непойми-кого поругались. Ну подумаешь, как поругались, так и помирятся. А если и не помирятся, тоже потеря невелика. Ну свадьбу сорвали или там даже заявление на развод подали… Трагедия разве что для них самих, а родственники, может, даже порадуются. Но тут-то у нас не какая-то случайная парочка, тут у нас пилот с навигатором! Два самых важных человека в экипаже, от взаимопонимания и слаженности работы которых зависит сохранность корабля и груза. Жизни всего экипажа, если на то пошло! Они друг друга понимать должны с полувздоха, с полувзгляда, с первого намека на жест! А они поругались и не то что доверять друг другу, они видеть друг друга не могут. Да у меня волосы дыбом, как представлю… И главное: ведь даже не предупредить, чтобы осторожнее были друг с другом, бережнее там, острых углов избегали… параноиком ведь сочтут! Похлеще любого DEX`а. Не поверят. У них же все хорошо сейчас, они о плохом и не думают… А я вот не могу не думать! Потому что много раз видел, как оно бывает. И чем заканчивается… Но даже если и нет, даже если случится чудо и у них действительно все будет долго и счастливо, все равно их совместной работе кранты. Потому что какая работа, когда у них на уме только одно… Дисциплина, опять же… То есть никакой дисциплины! И вот не надо мне заливать о чистой любви! Можно подумать, от нее меньше глупостей творят. Не меньше! Я, может, говорю не очень складно, но ты ведь и сам все это отлично понимаешь. Ты вот про зависть говорил… Я сперва вспылил, а потом подумал, пораскинул мозгами… и понял, что ты прав. Нет, я-то, конечно, не завидую и не собираюсь даже, вот еще… но другие могут. И позавидовать, и обидеться, и разозлиться… — Кто? — Что «кто»?.. — Стас так старательно делал паузы, пытаясь втянуть доктора в разговор, что когда получилось, даже растерялся. Венька, все это время смотревший на него молча и с нечитаемым выражением лица, хмыкнул. Глаза его слегка потеплели, улыбка стала чуть больше напоминать обычную Венькину улыбку, знакомую со студенчества. — Кто именно обидится или разозлится, Стасик? Михалыч? Да он и не заметит, что что-то изменилось. Ну разве что если ребята к его обожаемому реактору приставать начнут. — Почему сразу Михалыч? — обрадовался Стас: Веньку удалось втянуть в разговор. Считай, что большая часть дела сделана. — Та же Полина, например… Венька приподнял брови и вытянул губы трубочкой, словно собирался сказать «Тю». Но вместо этого спросил участливо: — Ты это сейчас про нашу Полину говоришь? Про ту самую, что со вчерашнего дня смотрит на ребят с таким восторженным умилением, какого я у нее не видел уже давно? Пожалуй, с тех самых пор, когда парочка синебрюхих мразимышек свила гнездо в твоем ботинке. Да она, по-моему, в еще большей эйфории, чем сами виновники торжества. — Это сейчас! А потом все может и измениться. — Ну вот когда изменится, тогда и будем… хм, переживать. Тебе не кажется, что это более разумное и рациональное отношение к проблеме? — Когда изменится, будет поздно. Стас вздохнул еще раз. Пожаловался: — Я вообще боюсь, что уже поздно. Все уже рассыпается, понимаешь? Вот тебе конкретный пример: сегодняшнее утро. Сплошные нарушения устава и распорядка. Тед сегодня дежурить должен был, между прочим. Один! А Дэн — отсыпаться! Им днем груз принимать. А они вместо этого… Сначала вдвоем устроили черт знает что на кухонном столе… А потом и вообще покинули пост! — Ты еще про дезертирство скажи! — Венька фыркнул, окончательно оттаивая. — Стасик, проснись! Тебе опять глючится что-то из космодесантного прошлого. Ты уже не на Маяке. И даже не на Шебе. — Думаешь, в мирном космосе опасностей меньше? Да ничуть! Вот представь: дежурный покинул пультогостиную, а тут форс-мажор! И мы бы в него вляпались на полной скорости, потому что никто бы вовремя не заметил, не отреагировал, не сумел уклониться. Потому что дежурный, наплевав на внутренний распорядок… — Вообще-то мы в порту, Стасик, — сочувственно покачал головой Венька. — На мирном космодроме совершенно ни с кем не воюющего Пирра. И это подсказывает мне очень простое решение проблемы ухода с дежурств. Знаешь, какое? — Ну? — буркнул Стас, не желая признавать, что несколько перебдел. Потому что у него не паранойя, а здоровая предусмотрительность! Основанная на многолетнем опыте, между прочим. А Венька… Венька опять. Не говорит, но думает-то понятно что! — Отменить. — Что? — Дежурства. Хорошо, что чая Стас пить так и не начал, а то подавился бы. Снова. — Отменить? З-зачем?! — Ну хотя бы затем, что мальчикам было бы удобнее заниматься всем этим в своей каюте, а не на столе в пультогостиной… или тебе так не кажется? — А за окружающей обстановкой кто следить будет?! — Так ведь за ней и сейчас Большая Сестра следит. По большей части. А мальчики так, на подхвате. И что такого уж настолько страшно изменится, если на подхвате они будут в одной из своих кают? — Какая такая сестра? — Стас совершенно ничего не понял. Не Полину же Венька в виду имел, глупости какие. Она, конечно, числится корабельной медсестрой по судовому расписанию, но большой никак не выглядит. — Н-да... — сочувственно протянул Венька. — Коньяк по утрам, похоже, плохая идея. Аристократы и дегенераты были неправы… Большая Сестра — это наша Маша, Стасик. Ребята ее давно уже так называют. — Хаюшки, камарады! — Машка проявилась на экране большого диагноста, словно только этого сигнала и ждала. Томно зевнула, уронив с пышного плечика бретельку полупрозрачной ночной рубашки, склонила к плечу голову в крупных папильотках и пропела со сладострастным придыханием, стараясь продавить бюстом экран: — Ваша Маша к услугам вашим! — Машка, брысь! — привычно отмахнулся Стас, ожидая услышать в ответ столь же привычное: «Фи, грубиян!» или даже: «От брыся слышу!» Но вместо этого… — Ох, Вениамин Игнатьевич, — с преувеличенным участием вздохнула Маша, — как же я вам сочувствую… Качественно так вздохнула, полной грудью, этой же полной грудью и колыхнув. Томные интонации исчезли из ее голоса почти полностью… ну настолько почти, насколько это вообще возможно для Маши. И взгляд у нее был странный какой-то. Слишком серьезный, что ли. И вроде как действительно сочувственный. Но прежде чем Стас успел встревожиться, она снова стала прежней Машей. Хихикнула, показала язык и пропела: — Но, увы, ничем не могу помочь! Не моя комплектация… то есть компетенция! Бе-бе-бе! И рассыпалась каскадом разноцветных искристых конфетти. И Стасу вдруг стало совершенно ясно, что нормального разговора с Венькой сегодня не получится. Хоть тресни. Словно Машка своей дурацкой и такой несвоевременной выходкой перебила последний шанс на нормальный разговор. Даже если он и был, этот шанс. — Ладно, Венька, — сказал он, неловко поднимаясь. — Пойду я, пожалуй. Тем более что после подъема уже полчаса как, душ, наверное, освободился. Полина-то дрыхнет почти до самого завтрака. Тоже вот никакой дисциплины: сказано же, что подъем в восемь, так нет же… Он был уже у самой двери, когда Венька пустил ему в спину последнюю шпильку. Можно сказать, почти парфянскую. — Стасик, а на той твоей базе… — спросил Венька подозрительно вкрадчивым голосом. — Ну на той, шебской, где ты служил под началом этого вашего майора Смальца… — Шольца! — обернулся Стас, не выдержав настолько вопиющего непорядка. — Я столько раз говорил, неужели трудно запомнить? И не майором он был, а подполковником! — Да хоть под генералом! — фыркнул Венька. И Стасу на миг показалось. что доктор отлично помнит фамилию и звание бывшего Стасова командира… но каждый раз почему-то предпочитает коверкать то и другое. — Так вот, под командованием этого вашего Швондера… утренние битвы за санузел тоже имели место быть? Стас выскочил за дверь, так ничего не ответив и кипя от негодования. Не того мозгоеда Лика назвала умным и скрытным паршивцем, ох, не того! Сделав два размашистых шага почти вслепую, Стас лишь в самый последний миг успел затормозить и не впилиться в навигатора, точно так же резво выскочившего из каюты пилота (ну кто бы сомневался!). Совершенно голого, между прочим, навигатора! И это в общем коридоре и через полчаса после подъема! — Дэн! Это еще что за?! Справедливости ради стоило все же сказать, что кое-какая одежда у Дэна была. А именно футболка. Та самая, с надписью «Ну просто зверски боевой». Только вот держал он ее в руке. А сейчас так и вообще вскинул к виску руку вместе с зажатой в ней футболкой, имитируя что-то вроде отдания чести. — Режим «убег». Голос у него был голосом правильного киборга, ни в каком месте не сорванного. И стойка по стойке «смирно» (включая самым наглым образом торчащий по этой же самой стойке член). Только вот лицо… — А завтрак кто готовить будет? — ворчливо спросил Стас тоном ниже. Потому что дисциплина дисциплиной, но совершенно же невозможно возмущенно орать на того, кто смотрит на тебя такими счастливыми сияющими глазами… да что там глазами! Всем лицом сияя и светясь похлеще корабельного прожектора, и улыбка такая… — Завтрак готов, мой генерал! Ланс сервирует! Дэн просиял еще ярче, еще ослепительнее, хотя секунду назад и казалось, что такое просто невозможно. А у него вот получилось. Легко. И улыбка эта… Шальная, счастливая, безудержная… такая живая и человеческая, что… Что остается только буркнуть: — М-мозгоеды! И еще: — Уйди с глаз моих! — Так точно, мой генерал! Уже ушел! — придурковатым и счастливым голосом рявкнул Дэн, отдавая честь уже обеими руками. Развернулся «кругом» с похвальной четкостью, промаршировал, чеканя шаг, фиксируя отмашки руками и сверкая голыми ягодицами, до своей каюты. Еще раз развернулся, теперь уже на 90 градусов. Сделал последний шаг. Прошипела дверь, втягиваясь в пазы. — До погрузки чуть больше часа осталось, балбесы! — крикнул Стас в эту закрытую дверь, старательно не думая о том, что размахивал Дэн пустыми руками. А футболку к его поджарому животу прижимала та самая пятая конечность, что стояла по стойке смирно даже во время марша. Не прав Венька. Ну какой, к дьяволу, ириен? Когда тут голые зверски боевые дексы в полной боевой готовности (и на полном опять же взводе! бушпритом вперед!) по коридору носятся?! Да его же, бедолагу, ириена этого, затрахают тут в первый же день до полного срыва… и неважно, что ОЗК твердит, будто срывов у ириенов не бывает… Это они просто на «Мозгоед» не попадали, те ириены, и со зверски боевым котиком не встречались. — Мозгоеды… — буркнул Стас себе под нос. И понадеялся, что в голосе не слышно ничего, кроме легкой досады. Потому что Венька ошибается. Ошибается! И точка.