Вкус соли на губах

Это были прекрасные времена. Они плавали и смеялись. Улыбались и разговаривали. О вечном, о незначительном. Искали ракушки. Катались на льду. Она учила его замораживать воду. Он учил ее ловить жемчужины. Они смотрели, как наверху проплывают огромные испарения и пролетают драконы и дикие ящеры. Говорили, что, наверное, здорово летать. Она хотела. А он говорил, что те, кто в воздухе, никогда не познают воды. И не порадуются морским глубинам. И не ощутят потаенный сумрак. Она соглашалась, и они скользили по водной глади бок о бок, так близко, что терлись друг о друга гладкими спинами, и было в этом что-то... Понятное лишь им двоим. Иногда она линяла. Уползала куда-нибудь и сбрасывала старую кожу, становясь снова белой, холодной, гладкой. Но это было редко и так незаметно, что он не сразу замечал. А она не говорила. Они часто думали. Просто молчали, не раскрывая рта, а мыслили в унисон. Передавая впечатления и эмоции. Сплетались в удивительный узел из холода и воды. Он менял цвет глаз, и она подарила ему еще один оттенок: кипенный, словно бурлящее море. Или холодный, словно айсберг. А он научил ее нехитрому фокусу и тоже сделал подарок: язвительно-желтый, чуть золотой. Она примеряла новый цвет и смотрелась в озерные лужи, моргая озорными глазами. А он наблюдал, свернувшись кольцом на ближайшем камне. Она часто спрашивала, почему он не встретил ее раньше. Он отвечал: все пришло вовремя. У них же целая вечность впереди. Древние были детьми и седыми старцами, наивно молодыми и умудренными жизнью. Она спрашивала: мог ли ты пройти мимо и не поплыть за шапками льда. Он отвечал: нет, не мог. Она шутила: откуда такая уверенность? Он щурился: я знал, что встречу тебя. Она не верила: как? Он смеялся: я вижу. Он был прав - всему свое время. Он любил одиночество и воду, которая никогда не кончалась. Он плыл по рекам, озерам, морям. Прятался в прибрежных травах и качался на гребнях волн. Растворялся в воде и змеей ловил мух. Он не был огромным и величественным, так, маленький, но зато какой верткий и прыткий. Он скользил там, где остальные застревали. Плыл там, где другие тонули. В маленьком размере тоже есть свои плюсы, и он знал их все. Он был до отчаянного гордый и смеялся, смеялся, смеялся. Ему нравилось, когда другие делали промахи. Он любил, когда огромные драконы дрались в воздухе, когда самцы делили территорию или зверь бежал за добычей. Сила одного и уязвимость другого для него были слаще меда. Он никогда не искал общения, бежал подальше от всяких тварей. Да и не встречал никого: мало кто спускался в воду. Были водные ящеры, были зубастые рыбы, но все они были не чета ему: слишком вялые, слишком глупые и вообще не такие. Он не искал никого специально, он просто наткнулся на шапки льда и плавучие айсберги. Он был любопытен и поплыл следом. Он нашел ее вскоре, через несколько дней: она лежала на прозрачном осколке и нежилась в лучах тогдашнего солнца. Великолепная и белая, она посмотрела на него, а он - на нее, и вот тогда они поняли, что влюбились. Он забрался на льдину. - Омега. - Сиреникс. Вот так это и было. Просто, легко, беззвучно. Только имена, чтобы знать, а все остальное неважно. Они сразу играли: плыли на перегонки, брызгались, догоняли и убегали. У обоих не было задних ног - только передние лапы. Он был весь голубым и таинственно переливался, а она - абсолютно белой. И оба были холодными. Он - от проточной воды, она - ото льда. Они любили. Любили как дети, любили как взрослые. Древние бесполы, они не рождают детей. Их создали в одном обличии, цельными, складными. Их создали для полета, бега, охоты. Их создали для жизни. Они были бессмертны и бились, боролись, играли, но редко - любили. А если любили, то нежно, страстно и на всю вечность. Встречались два Древних, смотрели, и все - пропадали. Не было ужимок, стеснений. Люблю. И я. Летим. И летели. А они летать не умели и плыли. Исследовали океан или что тогда было. Лежали на льдинах и смотрели на небо. Он изболелся гордыней, а она - превосходством, но вместе они составляли гармоничное целое. Они соединили свое самое лучшее: садизм, издевки и гордость. И получили любовь. Они не собирали друг для друга миры и не доставали звезд. Они просто были рядом и знали: вечно. Им постоянно хотелось стать едиными - слишком долго плавали врозь. Они соединялись часто и как умели. У них были хвосты, но не было дыр, и он резал в ее теле клыками раны, а она полосовала его льдом. И они вставляли хвосты, крепились и связывались. Скорее душами, чем телами. Назвать это сексом - такое кощунство. Им нравилось думать вместе. Они отчаянно искали друг друга, касались: головами, боками, спинами. Часами скользили кожей и гладили языками - о-о-о, языками можно было изучать каждую трещинку на чешуе! - и все больше нуждались друг в друге. Дико желали и отчаянно требовали. Сгорали и плавились заживо. Но касаться, касаться, касаться. Иногда они сплетались в клубок на целые дни, не размыкая колец. Бурлили вулканы, грохотали землетрясения, моря выходили из берегов, а они соединялись в подводных пещерах или на льдинах, заботливо созданных ею. Ему вообще нравилось, что она творит лед. Она учила - у него иногда получалось. Но редко. Зато она не умела становиться водой. А он растворялся, бледнел для прозрачности и злил ее этим. Она кусала зубами воду, а он несся бурным течением и звал за собой. Они ссорились, но в шутку, чтобы не было скучно. Ругались и кусались зубами, отрывая кусочки кожи, но бессмертие - штука странная, все мигом зарастало и заживлялось. Им нравилось причинять боль. Резать и колоть раны, чтобы можно было сливаться. Потом они снова становились целехонькими, и это забавляло. Начиналось с простых укусов, позже он раздирал ей спину и отрывал хвост, она ему - гребни, плавники и бока. Они вырывали глаза, языки и даже кусали горло, но все заживало. Они сплетались и были счастливы. Они оба были бесполы, но в нем было больше мужского, в ней - женского, и это дополняло обоих. Им все равно было, в кого входить, лишь бы быть вместе. Настолько сильно любили и желали друг друга. Он любил входить в нее, потому что смотрел на мир ее глазами и ощущал ее эмоции. Знал, о чем она думает, и восхищался красотой ее тела. Чувствовал ее любовь и радость к жизни. Он был в ней, когда Дракон творил новый мир. Огромный, старый и молодой, прекрасный и золотой, Он бродил по земной коре, и все расступались перед ним. Все знали, что Он сотворил их. Это было заложено в Древних, как и страх перед Ним. Они знали, что Он мог менять вселенные, если хотел того. Он видел Его мимолетно, шагающего по своим делам. Видел и гадал: каково быть таким исполином. И думал, каково же пламя на вкус. Мечтал познать, войти и разглядеть. Она знала. И разделяла. Она говорила: познаешь и скажешь мне. Он говорил: мы познаем вместе. Она смеялась. Дракон проходил мимо, а они резвились и любили. Дракон постоянно что-то создавал, и он не обращал внимания. Но тогда Он создал то, что навсегда изменило привычный порядок вещей. Он иногда себя спрашивал: ну зачем Великий это сотворил? Зачем сломал привычный уклад и сделал такое другое? Неправильное. Он был в ней, когда Дракон создавал планеты и ломал земную кору. Он был в ней, когда Дракон брал за хвост Древних, сворачивал в кольца и остужал в камень. Так появлялись планеты. Он был в ней, когда Дракон дышал и создавал эльфов, гномов, Атлантов. Он не особо помнил, кто за кем появился, он слишком любил. Он только потом запомнил и разложил все по полочкам, чтобы рассказать самому себе, а тогда он просто был в ней. Он был в ней, когда Дракон и ее схватил. Она закричала, и он вкусил ее страх. Она закричала, и он познал ее ужас и боль. Он закричал, потому что знал, что случится, он просил, умолял, но его не слышали. Дракон творил и был слишком Великим. Он был в ней и видел все. Он испытал боль и отчаяние. Ощутил все грани ее эмоций. Дракон вырвал ее из него и свернул в кольцо, загасив ритм жизни и превратив в камень. Дух оставил, он еще гуляет по Омеге среди метелей, но лишь отголосок. Она кричала, кричала и замолчала. С тяжелым сердцем он наблюдал, как Дракон брал его за хвост и бросал в Океан, как менялись местами мир и антимир, как вещество поглощало антивещество, как устанавливались границы, и Бескрайний Океан наполнялся водой. Туда же хлынули и другие Древние. Разбрелись кто куда, а он еще был с ней, в ней и уже без нее. Одна ее часть навсегда с ним осталась. Маленький кусочек, который все же застрял. И глаза потому остались бледно-кипенными иногда. Он знал, что она не вернется. Он знал, что Дракон превратил ее в камень, как и многих других. Но еще и расщепил ее на десятки белых змей, извергающих лед. Части, которые целым уже не станут. Она вопила в каждой змее, в каждой льдине и каждом сугробе. Она вопила и сошла с ума. Дракон уничтожил ее во всех смыслах. Расщепил, обездвижил, лишил свободы и воли. И даже в день Страшного Суда она не вернется. Она, его Омега, гордая, холодная и прекрасная, потерялась навсегда. Он знал это и не простил Создателю. Никогда. Ее уничтожили - его уничтожили. Он взял тогда всю свою любовь и выпотрошил ее, раскроил на отдельные кусочки, каждый из которых смаковал, резал и полосовал. Сотни и сотни раз душевную боль. И все это пропустить через себя, попробовать на вкус. Он работал над этим долго, пока наконец не избавился окончательно. Любовь с ним, конечно, еще была. Но он больше не любил. Любил тогда - но не сейчас. Он заморозил себя, заморозил любовь. Он продолжал любить, но не было боли, порывов, желаний, скуки и желания ее вернуть. Он сделал то, что считается невозможным. Он всегда был садистом, но мазохистом - сильнее. И причинял другим боль, потому что учился этому от нее, познавал это вместе с ней. Боль граничила с нежностью, они не разделяли этих понятий, он знал один лишь вид секса и им владел. Девы стонали; редко, но сильно - мужчины. И все они не выдерживали и умирали. Дафна была первая, кто выдержала. Дафна была первая, кому он рассказал об Омеге. Дафна была первая, кого он полюбил снова. Но новая любовь - не старая. Любовь Древних не повторить, это только запомнить. Он был в ней, когда Дракон разорвал их связь. Он был в ней, когда Дракон совершил предательство. И он знал, что в день Страшного Суда войдет в зал в своем величии и взглянет в глаза Создателю. Не побоится. Не сгорит. И тогда уже Он, Дракон, будет отвечать перед ним. Он совершит неслыханное. Ради своей любви. А пока он плавает в Океане и любит Дафну. Он катает на спине. Говорит о вечном. Рассказывает секреты. Она делится своим. Семьей, любовью, проблемами. Жизнью, Алфеей, Магиксом. Они ныряют, она зажигает пламя. И он счастлив, что любит вновь. В нем гармонично уживается новая, яркая и до странности неестественная любовь и остатки былой, то, что стало самой его сутью. Он не объясняет, но Дафна понимает. Она видит порой в его глазах. Он был в ней, когда...