за окном кто-то плачет,
кого-то зовут.
торопливые чьи-то шаги,
дождь как шорох страниц.
ваня курит в приоткрытое окно, сидя возле него на табуретке, и периодически чувствует мурашки по телу от холода — уже октябрь. дождь незатейливо стучит по окну, а за ним — дворы, кричащие дети, уставшие все. бессмертных шумно втягивает носом свежесть, которую приносит погода. окурок бросает в пепельницу, заваривает ромашковый чай, делает небольшой глоток, боясь обжечься, и возвращается в комнату с чашкой горячего напитка. ничего не хочется. голова раскалывается настолько сильно, что, кажется, прикоснись — рассыпется на осколки. учёба душит. на столе перед ним открытая тетрадь с задачами по физике, которые нужно решить к понедельнику. и ваня честно заинтересован в этом, но не хочется. ноутбук, на котором открыт диалог с серёжей, привлекает больше. вот этого хочется. хочется написать серёже «приходи», дождаться и лежать в обнимку на кровати, смотреть фильм и ни о чём не думать. ваня пишет. Иван Бессмертных: я заебался пиздец, приходи Сергей Пешков: взять с собой что-нибудь? и это одна из причин, по которой ваня любит серёжу. он просит чего-нибудь сладкого и сырные чипсы. он позволяет себе отдохнуть в эту субботу. сделает всё завтра. сейчас — серёжа. просто быть рядом с ним — единственное желание в данный момент, ваня себе не отказывает. думать совсем не получается. в голове пусто. рутина заебала. от бесконечного круга учёба-домашка-сон тошнота подступает к горлу. разбавляет это всё один только пешков. у вани в целом один только пешков. свою мать он не считает — она хуй забила лет пять назад. сейчас ване семнадцать. у него в следующем году экзамены, комплекс отличника и синдром самозванца. зато у него серёжа. серёжа, который обнимает со спины, утыкаясь в неё носом, целует по очереди щёки бессмертных, а потом — с чуть большим трепетом — его губы. серёжа, который улыбается ярко, когда ваня покупает ему жвачки «love is...» или колу. и ещё ярче, когда ваня первый проявляет свои чувства. у вани есть серёжа, который в субботу вместо вечеринок с шумной компанией закидывает в рюкзак домашнюю одежду и тащится к бессмертных, чтобы согреть. у вани в голове действительно целый мир придуманных истин. начиная с того, что небо голубое, заканчивая кучей физических терминов (которые приходится шёпотом объяснять серёже прямо посреди урока). но сейчас имеет значение только одна — он бесконечно нуждается в тепле, которое ему даёт серёжа. звонок в дверь. серёжа. ваня впервые за день улыбается. зачёсывает спавшую на лицо чёлку и почти бежит в коридор. у пешкова с лица улыбка почти не спадает. вот и сейчас. он сразу же обнимает ваню, не отпускает даже на истошные вопли «блять, серёга, холодно!», смеётся только. куртку на вешалку, рюкзак на пол в спальне. ваня забирает из него милку с цельным фундуком, со стола недопитый чай и идёт на кухню, где пешков уже поставил чайник. светлые кудри его под светом лампы кажутся ещё ярче, и ваня честно предпочитает белый свет жёлтому, но ради этого может и потерпеть. красиво настолько, что ваня опять улыбается. с серёжей всегда только так и бывает — всегда скулы от улыбки и нескончаемого смеха болеть начинают. дождь заканчивается вместе с чаем в кружках. прежде, чем они вернутся в комнату, серёжа оставляет на губах вани несколько поцелуев, на шее — фантомные ощущения своих ладоней. и убегает, оставляя растерянного от неожиданности бессмертных просто стоять на кухне и смотреть вслед блестящими кукольными глазками. смотрят «залечь на дно в брюгге» по совету серёжи. крошат чипсами на одежду и на плед, но не акцентируют на этом внимание. ваня искренне недоумевает из-за того, чем всё заканчивается. а серёжа задаётся вопросом, какого размера члены у карликов. ваня сваливается с одноместной кровати от смеха, чуть не роняя ноутбук (его удерживает серёжа), но тянется к телефону, чтобы узнать эту информацию. а потом снова чай пьют. зелёный и с мятой. не в пакетиках — серёжа заваривает. ваня просто смотрит. ловит каждое действие, блеск в глазах пешкова. у него руки красивые, пальцы тонкие. серёжа любит ими перебирать волосы вани, любит оттягивать их несильно, когда целует. чай горячий, согревает почти как серёжины объятия. на кухне, в спокойной тишине, обоим кажется, что на целой земле они одни. и если посмотреть со стороны, то выглядят, словно на рисунках серёжи (они у него красивые невозможно, ваня восхищается) в холодных тонах, но с тёплым светом лампы. и с горящими юношеской любовью сердцами. после встречи с серёжей физика уже не кажется такой тяжёлой. для вани, конечно. пешков всё ещё ни слова не понимает, даже после целой лекции от бессмертных. но не то чтобы это важно. важно, что обоим легко. в ванином мире всё крутится вокруг серёжи. и это, наверное, не очень хорошо, но в серёжином мире всё тоже только о ване. в друг друге видят смысл. друг для друга им быть хотят. и являются. даже если не говорят об этом вслух — нежные касания губ о чужие губы и сплетённые в замок руки громче любых слов.пожалуйста будь моим,
пожалуйста будь моим смыслом
мы одни на целой земле,
в самом сердце моих картин
целый мир придуман,
целый мир придуманных истин
я нуждаюсь в твоём тепле,
я хочу быть смыслом твоим.