♢♢♢
Священник ещё не начал прощальную молитву, а Чонин уже не мог его слушать. Ему даже смотреть некуда было. Впереди, на столе, портрет отца, весь в цветах, на снимке мужчина улыбался, чего в жизни почти не делал. Слева близкие и не очень, в разной степени траура. Справа, через панорамные окна, в саду, под раскидистой ивой, виднелись два надгробных камня: матери, а теперь и отца, почти одинаковые, только первый за десять лет потускнел. Чонин никогда не сидел в гостиной именно поэтому. Отец же, напротив, мог провести в кресле несколько часов, разглядывая гравировку настолько чёткую, что видно даже из дома: “Ян Ханбёль, вернувшаяся к звёздам”. Он как-то признался, что так говорил с ней, рассказывал о том, как они живут без неё и как скучают. На его камне было выбито: “Ян Хесон, им придётся пустить меня к тебе”. Оба надгробия сделали в один день. Второе все эти годы лежало в мастерской. Покойный господин Ян, казалось, всё делал, чтобы приблизить день собственной кончины, но не подумал, что следом за собой утащит часть подчинённых. Их фотографии стояли на том же столе, семь штук, одинакового размера, за цветами и не разглядеть как следует. По традиции семьи, их прах был развеян над морем. На стене за алтарём висело чёрное полотно с белым рисунком — фамильный герб. На нём красовались три завитка: морские волны, говорили новобранцам, неукротимые и непобедимые. Мало кто знал, что завитки символизировали совсем не морское упрямство, а овечье — животным-покровителем семьи Ян была овца. Отсюда и герб. Но знать об этом всем было необязательно. Всё же куда приятней, когда твой прах соединяется с морской водой, а не мешается с грязью в овчарне. — Буду у себя, — Чонин шепнул на ухо Чанбину, тот только кивнул, не отрывая глаз от священника и повторяя молитву за ним. По Со Чанбину смерть Хесона, должно быть, ударила больше, чем по самому Чонину. Старшего растили с мыслью о том, что еда в его тарелке, одежда в его шкафу и деньги на его счёте существуют только благодаря господину Яну, и за всё это он в неоплатном долгу перед Главным. Чонина такие мысли бы угнетали и склоняли к бунту, но Чанбин своё положение принимал с благодарностью и изо всех сил старался на благо семьи, и как друг для молодого господина, и как его цепной пёс, и как боец. У него не было связей за пределами семьи, да он их и не хотел, вся его жизнь была здесь, и единственное, о чем он жалел, это что не уберёг Главного, вот будь он там, с ним, во время нападения… Чонин это всё знал, потому что успокаивал впервые в жизни плачущего друга, когда они получили звонок. Почти стокилограммовое тело, как из стали, впечатало его тогда в пол кабинета, а слёзы заливали ему грудь. После этого Чанбин сутками не мог отойти от молодого господина, но уже успокаивался и просил только, чтобы Чонин сообщал ему, где он, с кем и как долго. Молодой господин Ян тихо обошёл собравшихся и прикрыл за собой дверь, выходя из зала. — Уже уходишь? Чонин вздрогнул, не рассердился только потому, что другого он от Минхо и не ждал — появился из воздуха, напугал до чёртиков, ничего нового, обычный вторник. — Наверху тише, голова болит, — сам не понимал, соврал он или нет, голова действительно тяжелела, но терпеть можно. — А я как раз знаю средство от головной боли, — Минхо склонил голову набок, изучая начальника, хмыкнул и прошел мимо, к лестнице. — Поживее. Сегодня он отказался от любимых ярких блузок в угоду простой белой рубашке и чёрным брюкам. Если кого еще не пробило на слезу за весь день, то одного взгляда на монохромного бухгалтера точно хватит, чтобы вызвать целый фонтан. Даже его рыжие волосы заметно потускнели и не радовали. Чонина практически конвоировали в спальню, в которой он не жил уже лет пять, а то и больше, усадили на кровать, стащили пиджак и не дали забрать сокрытый в огромном старинном глобусе возле окна бурбон. Средством Минхо от головной боли оказался припрятанный в тёмных коридорах Феликс. Впервые за долгое время без белого халата, но с белым чемоданчиком, из которого появлялось всё больше инструментов, которые Чонин не хотел бы на себе испытывать. Ли Феликс за последние несколько лет успел вытащить с того света половину из тех, кто собрался на похороны. Чонин уже и не помнил, с чего всё началось, почему именно этот австралиец стал их дежурным врачом и частью семьи, но исправно ходил на осмотры раз в полгода, после сотни напоминаний со всех сторон, и просыпался в больничной койке с его серьезным лицом в поле зрения. Вне работы они не виделись, но Чанбин, с которым они жили в одном районе, рассказывал, что Ли вообще нормальный парень, а такой характеристики от молодого господина Со мало кто мог добиться. Чонин же доктора часто видел недовольным, но признавал в этом свою вину — он не самый сговорчивый пациент. — Ты единственный человек в мире, который боится замерять давление, — сокрушался врач, в который раз поправляя манжету на чужом плече. — Хватит ёрзать! Хуже ребёнка. Если дам в конце наклейки, угомонишься? — А у тебя есть? — Чонин вытянул шею, пытаясь заглянуть в чемоданчик на краю кровати. Феликс взял его за плечи обеими руками и развернул обратно к себе, отпустил и подложил подушки ему под спину и под левую руку. — Есть с могучими рейнджерами, а еще с какими-то зверушками. — Со зверушками, — Чонин стал серьезным, как посреди крупной сделки, даже дал застегнуть манжету как следует, совсем не мешал. — Зачем носишь? — Чтоб ты спросил, сиди молчи, — командовал, одновременно нажимая на помпу тонометра и прижимая холодный металл к коже. — У меня там всё, что может понадобиться, для любого пациента, будь ему три или шестьдесят три. Вот тебе точно три. — Мне, может быть, пять, — пробурчал Чонин, но тут же замолк, уловив чужой недовольный взгляд. В этих своих— медицинских наушниках мужчина выглядел как никогда серьезно и даже старше своих лет. В тишине комнаты можно было отчётливо различить скрип поднимающейся стрелки. Минхо в это время отсутствующе смотрел перед собой, развалившись в кресле у двери. Зачем только увязался с боссом — лишь ему одному известно. Он вообще многое делал, не спрашивая разрешения и никому не отчитываясь. Так они и познакомились еще три года назад: Ли Минхо тогда просто нашёл одну несостыковку и лично перерыл все отчёты за квартал, чтобы найти причину и исправить. Нашёл, один из сотрудников присваивал себе то, что можно было округлить. Исправлял уже Чанбин и его бита. А Минхо Чонин повысил, дал свой кабинет и доверил счета семьи, как чистые, так и не очень. Дела пошли в гору, а Минхо — в ближайший бутик, чтобы соответствовать новой должности. Наверное, Хёнджин его тогда и заметил, сложно игнорировать настолько яркого мужчину, особенно когда он находит твою потерянную прибыль. — А, вот вы где, — раздался голос от двери, в комнату как по заказу вошел сам Хёнджин, звонко чмокнул Минхо в висок, не получил реакции и лезть дальше не стал. — Меня потом глянешь? Сердце шарашит как ненормальное. Феликс как раз снимал с руки Чонина манжету. — Без проблем, меняйтесь местами, — он поправил чужой рукав. — Показатели в норме, но тебе бы поспать. Если не можешь, я выпишу снотворное. — Справлюсь, — Чонин отмахнулся, встал с кровати и потянулся вверх, разминая спину, потом протянул доктору раскрытую ладонь. — Моя доля, как договаривались? Феликс легонько стукнул себя по лбу и наклонился, чтобы вытащить из чемоданчика пластиковый конверт. Порывшись там, он протянул младшему два стикера: песочного лиса с большими ушами и такого же большеухого серого волка с настолько милой мордой, что у Чонина ассоциация прошла со скоростью света, а следом за ней нестерпимо захотелось спрятаться на чужой груди и забыть обо всём. После секундной заминки он прикусил щеку изнутри, возвращая себя в реальный мир, и забрал свою награду, бережно уложил в карман брюк. Тихо отошёл в другой конец комнаты, упал в кресло, в метре от Минхо, которого даже появление мужа не разбудило, всё так же пялился в никуда. — А я бы не отказался от снотворного, у меня три самолёта было, три! — Хёнджин рукав закатывать не стал, а просто расстегнул три верхние пуговицы и без стеснения стащил рубашку через голову, потом откинулся на подушки. — Спал последний раз два дня назад, и как-то не хочется пока, но знаю, что надо. Хван Хёнджин отвечал за клуб, под прикрытием которого уже много лет работало казино, главный источник семейных денег. Артист, так его можно было описать кратко и ёмко. Не было такой роли, с какой он бы не справился. В близком кругу он громкий и не следит за языком, на работе собранный, загадочный и решает вопросы дипломатично, во всём, что касается мужа, настроен решительно, решительно и беспрекословно подчиняться его воле и делать всё, что в его силах, для счастья супруга. В кабинет Минхо, когда они только познакомились, было страшно войти без салфеток и спрея от аллергии — Хёнджин отправлял ему целые вёдра свежих пахучих цветов. Если бы ему позволили, он бы целовал землю, по которой ходит Минхо. Хотя Чонин понятия не имел, как они ведут себя за закрытыми дверьми своей квартиры, так что списывать что-то со счетов было рано. — Как домой вернешься, три таблетки мелатонина выпей, начнёт клонить в сон — сразу же иди спать, не жди, третьего бессонного дня твой организм может не выдержать, — Феликс снова погрузился в работу. Хёнджин, казалось, получал удовольствие от осмотра, либо от того, что впервые за несколько дней оказался в настоящей кровати. Зачем ему так часто куда-то летать, Чонин не знал, но он и не вникал никогда в суть его работы как управляющего клубом. А теперь, похоже, придётся. Чонин снова помрачнел, вспомнив о том, какая жопа его ждёт и без угрозы нападения со стороны неизвестной банды, к его привычным обязанностям по управлению в сфере гостеприимства добавятся новые. — Знаешь, тебе бы прямо сейчас домой поехать, — Феликс убирал всё обратно в чемоданчик, пока Хёнджин натягивал на себя рубашку. — Иначе можешь рухнуть где-нибудь. Что-то бухнуло и разбилось в коридоре. —…не имеете права! Голос незнакомый и донельзя возмущённый. После секундного ступора все пришли в движение. Хёнджин посерьёзнел, в несколько шагов оказался рядом с Минхо и встал перед ним, чувствуя, как его берут за руку сразу двумя. Из лица Минхо исчезла вся неопределённость и потерянность, он смотрел ясно и в любой момент готов был действовать. Феликс отошёл к окну, чтобы всех видеть. Чонин встал перед дверью. Кроме этого голоса всё было тихо, значит, опасность небольшая, но он всё равно пожалел, что не взял из ящика оружие после собрания. С родным револьвером в руке было бы спокойней. Шум усиливался и приближался, шаги, две пары ног, дверь с силой распахнули. Напряженное лицо Чанбина показалось в дверном проёме. Чонин едва успел шагнуть назад, прежде чем перед ним кинули на пол неизвестного парня в очках. Тот приземлился на колени и уперся в пол ладонями, взглянул на Яна исподлобья. На щеночка похож. Лишь бы на ковёр не напрудил. Сам Чонин выдохнул. Нарушитель спокойствия опасным не казался. — Вынюхивал тут, снимал, — объяснил Чанбин. — Говорит, пресса. Трогать нельзя. — Ходить тут без приглашения тоже нельзя, — заметил Хёнджин. Он напоследок пару раз сжал холодные пальцы супруга и отпустил его, чтобы подойти ближе, Минхо расслабился и сел обратно в кресло, неотрывно изучая незнакомца перед ними. — Пригласили! Ли Сану пригласил! А этот, — незнакомец злобно зыркнул на Чанбина, который хоть и не держал его больше, но стоял близко, отрезая пути к отступлению. — Неандерталец мне камеру разбил! Чонину хотелось выть уже после упоминания Сану. Бед от него больше, чем пользы. Даже разбираться не желал, правда это или нет, достал из кармана телефон и набрал его командиру. — Камера где? — не отрываясь от экрана. — Парни разбирают. — Да как вы смеете?! — Спасибо скажи, что камеру, а не тебя, — Чанбин легко пнул его под колено, но даже этого хватило, чтобы тот упал. — Звать как? — Ким Сонмо, — уже не злобно, а боязливо. — Это бы не напечатали, боятся. — Правильно делают, — Хёнджин кивнул. — Зачем тогда снимать, если в печать не пойдёт? — Знать, за кем смотреть, — журналист вдруг осмелел, начал смотреть в глаза. — Однажды кто-то оступится. Феликс развернулся лицом к окну, старался не слушать. Хёнджин открыл рот и снова закрыл. Вздохнул. — Ты либо бессмертный, либо тупой, и что-то меча в груди я не наблюдаю. — Да я— — Ким Сынмин, — Чонин читал с экрана телефона. — Криминальный репортёр в “Пусан Пост”, первый— — Я тоже так могу, — перебил журналист. — Ян Чонин, ваши отели и апартаменты по всему городу, Хван Хёнджин, вы владелец ночного клуба, в подвале которого— — Ты окажешься, если не назовёшь хотя бы одну причину, чтобы сохранить тебе жизнь, — Хёнджин кивнул Чанбину. Тот молча схватил парня одной рукой за ворот рубашки и поднял на ноги, второй рукой придерживал за талию, чтобы не шатался. — Например, — Сынмин шумно глубоко дышал. — Потому что этот разговор записывается. Чанбин чертыхнулся про себя, когда на него уставились четыре пары глаз. Внутри он закипал, щёки и уши начали гореть. — Когда забирают камеру, про телефон даже не думают, — репортёр повернул голову в сторону, чтобы видеть того, кто его держал. — Хотя было бы чем. — Не выёбывайся, и телефон разобью, — он тряхнул парня так, словно тот ничего не весил. — Трансляция сохранится в облаке, — Сынмин, видя мрачные лица вокруг себя, успокаивался, он уже победил, оставалось только дожать. — А если со мной что-нибудь случится, то её опубликуют. — Всё сказал? Чонин осмотрел репортёра с ног до головы. Хилый, ему много не надо. Если что, он и от пары ударов в переулке загнётся. Оставался вопрос: какого чёрта он сюда полез? Знал, куда идёт, к кому, но зачем? Связей Хёнджина должно быть достаточно, чтобы на этот вопрос ответить, а пока… Ян посмотрел в глаза Чанбину: — Отвези домой, проследи, чтобы зашёл в квартиру и не было хвоста. Если надо, возьми парней. Чтобы ноги его больше не было здесь. Пусть думает, что победил. — Справлюсь, — пробурчал Чанбин. — Глаз с него не спущу. — Эй, я же сказал— — Домой, значит, блять, домой, двигай. Сынмин упирался ногами в ковёр, так что Со пришлось взвалить его на плечо и идти так. Парень даже затих от неожиданности. Или от того, что кровь к голове прилила. Дверь в спальню захлопнулась. В тишине раздался голос Минхо: — И что это вообще было? — Придётся выяснить, — Хёнджин запустил пятерню в волосы и растрепал их. — Мне, в первую очередь. — Хорошо, что ты это понимаешь, — Чонин просматривал в поисковике любые упоминания этого Ким Сынмина, когда на рабочий номер пришло сообщение, даже не читая, он знал, что там. — Проспись только. Минхо проследит. А мне надо в офис.♢♢♢
Чанбин говорить не любил. В молчании было много плюсов: сам он с малой долей вероятности мог выдать что-то, чего не должен был, а другие видели в нём хорошего слушателя и выбалтывали всё. Приятную компанию он, наоборот, ценил. Посидеть с кем-то в тишине получалось редко, с такой-то работой, и за каждую возможность он цеплялся как за последнюю. Но не в этот раз. Журналист на соседнем кресле джипа молча сверлил его взглядом всё то время, что понадобилось для выяснения адреса пассажира через знакомого в полиции. Получив сообщение сразу с меткой на карте, Чанбин включил навигатор и закрепил телефон на подставке. Двигатель зарычал, перекрывая механический женский голос, указывающий путь. Парень так ничего и не сказал. Сидел вполоборота, не пристегнулся даже. Если бы двери не блокировались со стороны водителя, он бы точно попытался сбежать. От того же контакта в полиции Чанбин узнал, что журналисту двадцать пять лет, всего на год младше, а в этих очках выглядел на все тридцать. Хилый такой. Но дерзкий. Продолжал молчать, даже когда машина вырулила с территории дома, ехать долго, на другой конец города. Если бы этот Сынмин кричал или оскорблял его, было бы и то приятней, чем этот колючий взгляд. — Ты бы это, — Чанбин прочистил горло. — Пристегнулся. Ноль реакции. Со сжал руки на руле и сел ровнее, внутри всё горело, ещё никогда раньше человек не бесил его так сильно одним своим видом. Ремень безопасности больно давил на живот и возвращал мужчину к делу, к дороге. Но глаза справа то и дело перетягивали на себя внимание. На следующем перекрёстке Чанбин не выдержал: прибавил скорости и резко выкрутил руль вправо. Сам он остался на месте, а вот Сынмина отбросило к двери, он ударился затылком об ручку над окном и зашипел, очки слетели с лица и упали куда-то под сиденье. — С-сука! Так ему и надо. — Голос прорезался, — сказал Чанбин про себя, и уже громче добавил: — пристёгивайся, вот так от погони уходи, а тебя на повороте либо на меня снесёт, либо через стекло вынесет, и пизда нам обоим. — Вот это забота, — пробурчал журналист, усаживаясь в кресле как следует и, к удовольствию Чанбина, застёгивая ремень. — А какая разница, я всё равно покойник? Так вот в чём дело, это он перед смертью храбрился. Забавный. — Сказано, домой, до квартиры, значит, довезу до дома и доведу до квартиры, — Со убавил скорость и входил в повороты уже спокойно. — Приказ убрать звучит иначе. Без очков парень выглядел даже младше своих лет. Глаза как нарисованные, и лицо такое— собачо́нок, одним словом. Такой, мелкий и потому вредный. Чанбин тряхнул головой. Это ещё откуда? Путь лежал через районы, в которых ему не приходилось бывать даже по работе, помесь частного сектора и типовой застройки. Тоскливо, как ни глянь, и очень далеко от моря. Сынмин явно обмяк на сидении, рукой сжал рубашку на груди там, где должно быть сердце. — Так, алё, — Чанбин смотрел то на дорогу, то на парня, готовый в любой момент прижаться к обочине, машин в этой части города поубавилось. — Жить, не умирать, я кода от твоего замка не знаю. — Тридцать семь, сорок два, — просипел парень, рубашку отпустил, голова потяжелела и скатилась на плечо. — Пиздец. — Чё? Кроет? — навигатор говорил, что ехать им еще минут десять, скорость прибавил. — Ты, это, дыши. Коньки нарежешь, я своим не объясню. — Да пошёл ты, — беззлобно, на выдохе, но дышать стал громче, сперва часто, потом всё реже и реже. Пока горел красный, Чанбин одной рукой откинул крышку подлокотника и выудил оттуда нераспечатанную бутылку газировки, кинул её на колени к журналисту. — Пей. Тот взглянул с опаской, но решился, осушил половину за несколько секунд. — Фу, вишня. — Там другая есть. Всё он правильно делал, если парень откинется, ему влетит, значит, если вишня не нравится, пусть пьёт персик. На очередном светофоре Чанбин забрал себе полупустую бутылку, пока Сынмин был занят второй. Не поморщился, приложившись губами к тёплому влажному горлышку, допил остатки и кинул, перед этим закрыв, на заднее. В горле щекотало, но он стойко терпел. Собачонок обнимался со своей газировкой и смотрел на него неуверенно. До конца поездки оставалось всего ничего. — Спрашивай. — А вы— ты— Про манеры он вспомнил. — Ты. Сынмин вздохнул. Открыл было рот, но тут же закрыл. Собрался с мыслями и выдал: — По полу валял, а теперь… Я не понимаю. — Да чё тут непонятного? — Ну— — У нас сперва бьют, потом всё остальное, — усмехнулся, заворачивая к нужному дому. — Думал, опасный. А тебя отпустили. Опасных на месте стреляют. Журналист возмущённо глотал воздух. — Да я! Я такое ещё! — Да не можешь ты нихуя, твоя “трансляция”, — Чанбин заглушил мотор и показал кавычки пальцами. — Исчезнет, хочешь ты того или нет, а всем нашим твоё лицо будет известно вдоль и поперёк, никто с тобой говорить больше не будет. Сынмин хмурился, губы поджаты, ничего не говорил. — Чё ты полез вообще? — Не твоё дело, — бросил и принялся расстёгивать ремень, недопитую газировку скинул обратно в подлокотник. — Как скажешь, — Чанбин махнул рукой и разблокировал двери. — На выход.♢♢♢
Водитель довёз Чонина до бизнес-центра и остался ждать на подземной парковке. Чан к тому моменту наворачивал круги возле лифта на минус втором этаже уже несколько минут. При виде его серых волос, взъерошенных по нервной привычке, Чонину стало легче дышать. Бан Кристофер Чан. Они работали вместе всего три года, пришлось нанять его как личного помощника, когда дела пошли в гору. Хотя на деле Чан больше походил на его заместителя, мог даже проводить встречи от его имени, как сегодня, но новому инвестору захотелось видеть лично директора. Проблема была в том, что Чан ничего не знал и ничего не должен был знать о смерти отца. Именно поэтому Чонин теперь шёл ему навстречу с усталой улыбкой. — Слава Богу! — Крис всплеснул руками, заметив начальника. — Мисс Ким занимает его презентацией уже полчаса. — И я рад тебя видеть. Помощник стушевался и неловко кивнул в ответ. — Напомни мне в будущем вообще не иметь дел с теми, кто не хочет с тобой разговаривать. Чан подавился смешком. — Ты просто не хочешь работать. — Умей принимать комплименты, — Чонин протянул руку, чтобы похлопать Криса по плечу, и оставил её там. — И вообще, что за обвинения в адрес начальства? Мужчина развеселился ещё больше. — Прошу проще— Остаток фразы потонул в звуке визга шин. Чонин напрягся и резко повернул голову на шум. Шея хрустнула. На парковку, метрах в десяти от них, въехала чёрная машина — из опущенного пассажирского стекла блеснуло дуло пистолета. Сердце рухнуло в пятки. Чонин схватил Криса за воротник рубашки и потянул вниз. — Ложись!