Venus

Солнце медленно скрывается за горизонтом, окрашивая небо в оттенки красного и рыжего. Огни казино внизу похожи на разноцветную гирлянду, людей становится все больше, а через приоткрытую створку окна доносятся первые музыкальные переливы. Лас-Вегас радушно встречает наступающие сумерки. Рюсуй вертит в руках мобильный, быстро поглядывая на дорогу. Бой Цукасы два часа назад закончился сокрушительной победой. Стадион гудел, зрители аплодировали добрых десять минут, и Рюсуй вместе с ними: смотрел весь прямой эфир в номере. За пару месяцев он научился различать эмоции на лице Цукасы. То, как у него между бровей появилась морщинка после первых минут награждения, его полуприкрытые глаза и плотно сомкнутые в линию губы — все говорило о том, что даже он вымотался, но результат того стоит. Теперь Цукасу ожидает двухнедельное восстановление, потом — подготовка к следующему бою в сетке, новая страна и город... Рюсуй зачесывает рукой волосы назад, прогоняя эти мысли. Сейчас у них наконец-то есть время побыть вдвоем, и он не планирует упустить ни минуты. Экран подсвечивается и всплывает короткое: «Буду через пять минут». Зашторивая окна и включая прикроватные светильники, Рюсуй улыбается. Наверное, стоит спуститься развеяться в казино, но сердце больше не сбивается с ритма при мысли о джекпотах: самый главный Рюсуй уже отхватил пару лет назад. Вцепился в него намертво, как собака — в кость, и не отпустил. Потому что стоит Рюсую только чего-то захотеть — и он обязательно это получит. В коридоре тихо щелкает дверь и зажигается автоматический свет. Шуршит ткань сумки, слышно стук ключ-карты о столик у входа. Быстро вдохнув, Рюсуй выходит из комнаты. Облокачивается на косяк и смотрит, будто видит Цукасу впервые: тот снимает черную кепку, встряхивая высоким хвостом. Поправляет майку — в Вегасе сейчас настоящее пекло — и выкладывает из карманов телефон с наушниками. Мышцы плавно перекатываются под кожей при каждом движении, и Рюсуй даже готов терпеть эту погоду, если ему доведется ежедневно наблюдать такого Цукасу. Отвести от него взгляд почти невозможно, Рюсуй и не пытается. На глаза попадается спортивная сумка, аккуратно уложенная на тумбу, а под ней — так же аккуратно пристроенные кроссовки. Кажется, Рюсуй ни разу не видел, чтобы Цукаса разбрасывал вещи. Он любит порядок: раскладывает все по полочкам, как в квартире, так и в жизни. Будто услышав мысли Рюсуя, тот наконец оборачивается и устало моргает. Рюсуй подходит ближе, кладет руки на широкие плечи и тут же чувствует горячие ладони на талии. Несколько секунд всматривается в знакомые карие глаза и мягко целует в приоткрытые губы, тут же отстраняясь. — С возвращением. Я в тебе не сомневался! — громко заявляет Рюсуй вместо приветствия. — Спасибо, — выдыхает Цукаса, едва заметно улыбаясь. — Еда на столе, привезли совсем недавно, еще горячая. — Рюсуй проводит руками по его шее. — Победу нужно отметить, выбирай все, что угодно! И загляни в винную карту, она занятная. Цукаса лишь мотает головой, подхватывая сумку и унося ее в зал. Бросает через плечо: — Слишком устал. И у меня... — ...диета, — с усмешкой заканчивает за него Рюсуй. Цукаса уже столько раз отказывал ему выпить, что, когда он наконец согласится, они успеют переехать жить на Марс, не меньше. Вообще они пили вместе всего один раз — когда Рюсуй официально стал совершеннолетним. И то только потому, что до этого он обхаживал Цукасу несколько долгих недель. Но оно того стоило. А сегодня ни у него, ни у Цукасы нет сил на длительные уговоры, но однажды он точно снова ему сдастся — всегда сдается, даже если на это уходят месяцы. И Рюсую это в нем нравится. Пару секунд он сбоку наблюдает за Цукасой: как он неторопливо разбирает сумку, зевает и медленно набирает в грудь воздуха. Ткань на спине и груди натягивается при движениях рук, сквозь спортивки проступают округлые ягодицы, и Рюсуй не отказывает себе в удовольствии попялиться — ему можно, в конце концов. В два шага сократив расстояние между ними, он прижимается к широкой спине, обнимая. Цукаса напрягается, но почти сразу обмякает и расслабляется, кладя руки поверх его. Жар его тела просачивается даже сквозь майку. Пахнет мускусом, ментоловым гелем для душа и едва уловимо парфюмом, который Рюсуй подарил ему недавно. Грудь под руками размеренно поднимается, и он вслушивается в спокойное дыхание. Оставляет на шее целомудренный поцелуй, ведет ладонями ниже по животу, едва доходя до резинки спортивок, и тут же перемещает их на плечи, мазнув по открытым ключицам. Рюсуй собирает его хвост в жгут и перекидывает набок, чтобы не мешался. Рюсуй мягко надавливает на мышцы — точно знает, как правильно. В прошлом году Цукаса на одном из матчей повредил плечо, поэтому Рюсуй нанял профессиональных массажистов, заодно сам обучился базовым движениям, просто на всякий случай. Тогда Цукаса отнекивался, что такого рода помощь ему вообще не нужна, и вообще он «в отличной форме, а это разбрасывание деньгами». Но когда Рюсуй, поднаторев, предложил сделать массаж своими руками, он только закатил глаза, но не отказался. И ему точно понравилось, хотя поначалу Рюсуй и косячил. Цукаса вытягивает шею, наклоняя голову, и Рюсуй уверенно обхватывает ее пальцами. Ему даже не нужно смотреть, чтобы знать — глаза Цукасы закрыты, складочка между бровей разгладилась, рот слегка приоткрыт. Надавив сильнее, Рюсуй подталкивает его к дивану и, развернув, усаживает. Цукаса тяжело вздыхает. Смотрит из-под ресниц. «Недоволен?» — проносится в голове Рюсуя. Хмыкнув, он наклоняется и продолжает разминать его шею и руки. С нажимом проводит по локтям и предплечьям, мимолетно касаясь кистей. Снова возвращается к плечам, затем мягкими движениями спускается к груди, от нее — ведет по ключицам и шее ладонями, почти смыкая пальцы у загривка. Рюсуй вдыхает. Майка облегает торс Цукасы, словно вторая кожа, ладони сжаты в замок, и он совсем не двигается. Еще раз очертив руками напряженные мышцы, Рюсуй оставляет невесомый поцелуй на его волосах. Спускается губами ниже, проводит по коже шеи, слегка прикусывая. Цукаса почти незаметно вздрагивает, когда он прикасается языком к чувствительному месту за ухом и широко облизывает, шаря руками по груди, задевая ладонями соски. Кровь в венах превращается в лаву, приливает к паху, и Рюсуй чувствует, как возбуждение волнами проходит по телу. Поцеловав Цукасу под линией челюсти, он сжимает руками его бедра. Цукаса косится из-под ресниц и, отведя взгляд в сторону, четко говорит: — Не здесь. Рюсуй еще раз целует его в шею и первым уходит в спальню. Цукаса появляется в проходе, замирая. Подсвечиваемый последними огнями заката, он похож на сошедшее с небес божество. Сквозь тонкий хлопок неприлично просвечивают соски, руки засунуты в карманы. Рюсуй спускается взглядом ниже и видит у паха топорщащуюся ткань. Ухмыльнувшись, он зачесывает волосы рукой. Да уж. Глаза Цукасы хищно следят за Рюсуем, дыхание становится поверхностным, почти незаметным. Под таким взглядом сердце начинает частить, а инстинкты глухо шепчут об опасности: прятаться, бежать и не оглядываться, уйти как можно дальше. По спине пробегают мурашки, но Рюсуй не отступает, никогда не отступит — он слишком долго хотел Цукасу, чтобы так просто его оставить. На мгновение Цукаса хмурится, но не разрывает зрительный контакт. Кажется, Рюсуй слышит только стук собственной крови, все остальные звуки доносятся будто из-под толщи воды. Облизав пересохшие губы, он не успевает сделать вдох: Цукаса целует его первым, напористо и горячо. Обнимает руками чуть ниже талии, заставляя наклониться назад. Облизывает кромку зубов, щеку и прикусывает верхнюю губу. Рюсуй цепляется руками за его плечи, царапая короткими ногтями, дышит через раз и кусает за язык. Цукаса прижимается всем телом, нарочно стараясь вплавить Рюсуя в себя, выгравировав под ребрами собственное имя. Будто бы его там нет уже несколько лет. Рюсуй чувствует, как сильно бьется сердце Цукасы, и хмыкает: не одного его ведет. Осознание приятным теплом разливается под кожей, на секунду приглушая разогнавшееся по венам возбуждение. Ведя кончиком носа по шее, Цукаса просовывает колено ему между ног и теснит к кровати. Рюсуй грубо хватает его за ягодицы, сминая, и кое-как балансирует на ватных ногах. Целует Цукасу в уголок мягких губ, легко пробегается пальцами по позвоночнику и зарывается в лохматый хвост. Чуть-чуть отодвинувшись, всматривается в подернутые пеленой глаза напротив и резко снимает резинку, распуская волосы. Они тут же волнами спадают на спину и грудь Цукасы, обрамляя красивое лицо. Рюсуй дергает за прядь и оставляет под линией челюсти яркий засос. Цукаса неодобрительно шипит сквозь зубы — не любит, когда на видных местах остаются метки, — и сильнее толкает его к кровати. Рюсуй закидывает ногу ему на талию и, утянув за собой, падает на мягкое одеяло. Он приподнимает бедра, потираясь сквозь ткань, и не сдерживает рвущийся стон. Жадно водя руками по подтянутому телу, Рюсуй забирается руками под майку, оглаживает ребра, бока и пресс, и снимает ее, отбрасывая в сторону. На животе Цукасы мелькают свежие царапины, на боку светлеет полученный в июльском бою синяк. Рюсуй аккуратно дотрагивается до него, хмурится: ему не нравится видеть на Цукасе новые боевые отметины. Он сползает ниже, заставляя Цукасу опереться на руки, и целует синяк, а затем — каждую царапину. Чувствует, как под губами напрягаются мышцы, и как у Цукасы постепенно учащается дыхание. Несмотря на постоянную занятость, он уже где-то успел загореть. Хоть они оба и редко появляются на открытом солнце, загар к Цукасе прилипает сразу и намертво, красиво подчеркивая мышцы. Теперь кожа Цукасы снова блестит золотом, сияя, и Рюсуй засматривается, стараясь сохранить все в памяти. Чтобы убедиться, что все это ему не мерещится, он жадно проводит ладонями по груди, целует Цукасу под солнечным сплетением и одним толчком роняет на бок. Надавливает на плечо, заставляя лечь на спину, и оказывается сверху. Чуть ерзает, удобнее устраивая ноги по бокам его бедер. Цукаса прикрывает глаза и вопросительно приподнимает бровь. — Можно я сегодня?.. — буднично спрашивает Рюсуй, но хриплый голос выдает его с головой. Цукаса снова подвисает — небось, рассчитывает будущий ущерб — и, спустя вечность, кивает. Рюсуй не уверен, но, кажется, сейчас вся удача мира на его стороне: Цукаса нечасто соглашается быть снизу. И он воспользуется его разрешением на полную. Он снова проезжается пахом и окончательно перехватывает инициативу: берет лицо Цукасы в обе ладони и влажно целует. Гладит кончиками пальцев скулы — они горят так же, как и все его тело, — зарывается пальцами в непослушные волосы, углубляя поцелуй и заставляя открыть рот шире. Цукаса обнимает его поперек спины, прижимает к себе, и Рюсуй сгорает под этими прикосновениями, словно спичка в пожаре. Ему хочется теснее и ближе, и он вспоминает о так и не снятой рубашке. Разрывает поцелуй и подрагивающими руками пытается ее расстегнуть — идея плохая с самого начала, но попытаться все-таки стоит. Дальше второй пуговицы дело не уходит, поэтому Рюсуй плюет на эту затею и в два больших движения выныривает из рубашки, отправляя к майке на полу. У Цукасы, лежащего под ним, наконец сбивается дыхание, и он быстрым движением облизывает губы. Загорелый, со своими рельефными мышцами и широкой грудью, он будит в Рюсуе что-то страшное. Страшно голодное. Рюсуй слизывает капельку пота с его ключицы, вызывая судорожный вздох. Проводит языком по яремной впадине, ведет ниже, прикусывая сосок и тут же легко целуя, сжимает руками грудь. Собственный стояк неприятно упирается в ткань белья, но Рюсуй умеет терпеть. Он целует Цукасу в живот, оставляя засос под пупком, и оглаживает бедра, которые почему-то еще спрятаны под одеждой. Ведет губами вдоль резинки спортивок, слышит сверху тихий стон и, поднявшись, стягивает их вместе с бельем. Почти падая обратно, Рюсуй коленом раздвигает ноги Цукасы и трется щекой о внутреннюю сторону бедра, невесомо прижимаясь губами. Краем глаза отмечает мурашки на коже и сжатые кулаки, переводит взгляд на часто вздымающуюся грудь и, спустившись еще ниже, прикусывает кожу под коленом. Следы зубов вряд ли останутся — жаль, что Цукасу вообще сложно как-то пометить, но эта мысль тает в голове так же быстро, как и терпение. Рюсуй дотрагивается до набухшего члена Цукасы, пару раз проводит ладонью, размазывая выступающую смазку. Цукасу слегка выгибает, он тихо выдыхает. Свободной рукой Рюсуй придерживает его за бедро и оставляет на нем дорожку поцелуев. Цукаса вздрагивает, когда Рюсуй языком ныряет между ногой и пахом, нарочно задевая яйца, и затем, резко поднявшись, накрывает губами головку. Дразняще обведя ее, берет в рот целиком, медленно двигая головой, и Цукаса наконец-то глухо стонет, вжимаясь затылком в простыню. Рюсуй чувствует, как в его волосы зарываются пальцы. Немного надавливают, заставляя насадиться глубже: Цукаса не настаивает, только просит, мягко намекая. Как ему можно отказать? Рюсуй едва не давится, вбирая почти до горла, дышит через нос и языком очерчивает каждую выступающую венку. От такого энтузиазма по подбородку течет слюна, а в уголках глаз собираются слезы, но жалеть совершенно не о чем — от каждого движения внутри что-то вспыхивает, приятно разгоняя кровь. Хватка в волосах становится крепче, и в тот момент, когда Цукаса уже готов потерять контроль, Рюсуй с влажным причмокиванием выпускает его член изо рта. Дернув плечом, закусывает щеку изнутри. Держаться с каждой секундой становится только тяжелее, поэтому Рюсуй старается не думать о собственном возбуждении — так легче. Хотя с Цукасой вообще никогда не было и не бывает легко — ни при первом знакомстве, ни на первом свидании, ни сейчас. Но так даже интереснее, правда? Стараясь отвлечься, Рюсуй осыпает его лицо и шею поцелуями. Приподнимется на руках и вдруг почти стукается с Цукасой лбами: тот тоже подается навстречу, проводит крупными ладонями по его груди, подцепляет ногтем ремень брюк и чуть не вырывает его из петель. Контроль ни к черту? Это самое приятное. Хмыкнув, Рюсуй берется за застежку сам, чтобы помочь, но Цукаса не позволяет — отводит его руку в сторону и кусает Рюсуя за мочку уха. Расстегивать ремень и у него явно получается лучше: он всегда быстро приходит в себя. Следом за ремнем Цукаса принимается за брюки, не снимая белья, и Рюсуй улыбается этой его неторопливости. У него самого уже плывет перед глазами. Рюсуй инстинктивно тянется вслед, ерзая, но Цукаса не обращает на это внимания: почти аккуратно складывает брюки и кладет руку на его член поверх ткани. Подавившись вдохом, Рюсуй довольно стонет: наверное, он все-таки не доживет до конца. На боксерах уже виднеется след от смазки, тело покрыто испариной, и Рюсуй встряхивает волосами, убирая челку назад. Кипяток разбегается по венам, тугой ком сворачивается под животом, все жарче с каждой секундой. Рюсуй поджимает пальцы на ногах и подставляется, пытаясь прижаться сильнее: Цукаса держит его на грани, не давая ее переступить. Приподняв его голову за подбородок, Рюсуй долго целует, давя ладонью на грудь, и думает: пора. Пора, пора, пора. В ответ Цукаса понимающе мычит и ложится на спину, послушно разводя колени. От этого выдох застревает в горле, а вся кровь собирается внизу, где-то очень далеко от мозга. Рюсуй резко втягивает носом воздух, снимает с себя белье и сглатывает. Кончики пальцев покалывает от предвкушения, разгоряченную кожу холодит прикосновениями августовский ветерок. Он бегло оглядывается — вся комната залита теплым закатом, заглядывающим в окна. На такой высоте можно позволить себе не прятаться за шторами. Рюсуй садится на пятки и ищет в ворохе одеял смазку. Цукаса под ним молчит, его кожа переливается под лучами, и Рюсуй прослеживает путь одного из них пальцем: от ребер до бедра. Потом он жадно проводит раскрытыми ладонями по груди, стараясь охватить всего Цукасу сразу, не упустив ни единого сантиметра. Очерчивая рельефные мышцы, касается плотных кубиков пресса, оглаживает бока, ведя до колен, и проводит по округлым икрам. Если бы Рюсуй был пожаром, то он бы давно уже спалил все вокруг, включая самого себя. Цукасы — прикосновений к нему, разговоров с ним, секса, поцелуев, времени, его всего — ему всегда мало. Смазка находится в самом углу кровати. Рюсуй хватает ее и тут же щелкает колпачком, открывая. Цукаса понимает без слов — шире разводит длинные ноги, не говоря ни слова. Его волосы разбросаны по подушкам, пара прядок липнет к шее, и Рюсуй замирает, просто смотря. Застывает, завороженный, как перед произведением искусства. Открыв глаза, Цукаса ловит его взгляд и неспешно приподнимается на локтях, слегка хмурясь. На его языке, насколько Рюсуй успел его узнать, это значит: пора бы что-то делать. Но Рюсуй только подкладывает подушку ему под поясницу, беззвучно шикает, улыбаясь, и снова смотрит. Ему никогда и не будет достаточно. Он видит Цукасу ежедневно: на тренировках, видео и интервью, в душе, в постели по утрам и на кухне после пробежки. На банкетах, в самолете и в супермаркетах — и этого всегда было и будет не хватать. Поэтому в такие моменты Рюсуй позволяет себе наслаждаться, наблюдая и впитывая. И он знает — по большей части, Цукаса не особо против того, чтобы побыть немного его личной Венерой. Рюсуй тратит на это еще немного драгоценных секунд и выливает смазку на пальцы, разогревая. Гель сладко пахнет грушей, и он коротко усмехается. Успокаивающе поглаживая Цукасу по лодыжке, вводит внутрь один палец. Цукаса шумно сопит и сводит брови у переносицы, сжимаясь и не давая двигаться, и Рюсуй целует его в мокрый висок. Под пушистыми ресницами зрачки Цукасы почти заполняют радужку. Цвет его глаз напоминает темный шоколад — горький, как и характер, и Рюсуй успевает только подумать о том, как это красиво. Наверное, он говорит это вслух: Цукаса открывает рот, наверняка, чтобы что-то возразить, но Рюсуй пользуется этой возможностью — и напористо целует. Грудь Цукасы поднимается резко и рвано, и Рюсуй наваливается сильнее, добавляя второй палец. Лежи, будто говорит он, поглаживая везде, куда только дотягивается. Пожалуйста. В голове привычно пусто — как всегда, когда Цукаса выбивает его за предел разумного. Рюсуй отпускает себя, выкидывая все ненужное и сосредотачиваясь только на нем. Он снова спускается поцелуями к паху, выписывает языком незамысловатый узор и вводит третий палец. Дыхание сбивается, приходится вдыхать глубже. Цукаса же, приоткрыв рот, лежит с закрытыми глазами, больше не хмуря брови — и дышит размеренно, будто совсем успокоился. Рюсуй осторожно, чтобы не задеть царапины даже случайно, гладит костяшками от кисти до плеча. Приоткрыв правый глаз, Цукаса лениво следит за ним, словно замерший перед охотой лев. Рюсуй пропускает шелковистую прядку сквозь пальцы и прижимается к ее кончику губами, вдыхая. От Цукасы пахнет так привычно и знакомо, что иногда это даже пугает. Пожар в груди Рюсуя разгорается с новой силой, выжигая последние здравые мысли. Прядь падает на вспотевшую грудь, и Рюсуй целует Цукасу под подбородком. Когда три пальца входят почти свободно, Рюсуй убирает руку, достает из-под подушки презерватив, открывает его, раскатывая по члену и щедро выливая на него смазку. Цукаса напрягается, почти незаметно силясь свести ноги вместе, но Рюсуй придерживает его, целует в шею и шепчет на грани слышимости: — Давай не так. — И добавляет: — Пожалуйста, постарайся расслабиться. Уши Цукасы стремительно краснеют. Огонь внутри Рюсуя захватывает руки и ноги, расползаясь от груди все дальше. Цукаса ловко переворачивается на живот, и Рюсуй рвано выдыхает: его спина вся влажная от пота, а мышцы плавно перекатываются под кожей. Снова засмотревшись, Рюсуй проводит по ним ладонями и сглатывает. Цукасу хочется трогать. Всегда, будь то мимолетное касание, объятия или поцелуи. И Рюсуй не простил бы себе ни одно из упущенных прикосновений. Он осторожно прикусывает кожу на пояснице и сминает руками ягодицы. Следы от ладоней на гладкой коже мгновенно исчезают, как бы сильно он ни сжимал, и Рюсуй почти щиплет напоследок, тут же гладя покрасневшее место. Цукаса неслышно цыкает и кидает на него раздраженный взгляд через плечо. Рюсуй в ответ фыркает и целует его в щеку, наваливаясь сверху. Сил сдерживаться нет, и он наконец-то может медленно, миллиметр за миллиметром, войти. Цукаса упирается лбом в скрещенные руки, внутри него — туго и горячо, и Рюсуй, кажется, близок к тому, чтобы сгореть без всяких сожалений прямо на месте. Он слышит, как Цукаса медленно выдыхает через рот, и повторяет за ним. Зарывается носом в мягкие волосы, толкаясь еще. Облизывает загривок, тут же кусая, и мажет поцелуями по плечам. Надавливая руками, проходится по внутренней стороне бедра, поднимаясь выше, сжимает талию и на следующем толчке входит до упора. Пот скатывается по спине, сердце бешено стучит в горле, и ноги начинают подрагивать. Рюсуй еще пару раз двигается, приноравливаясь. На очередном толчке Цукаса запрокидывает голову назад, дернувшись, и Рюсуй понимает, что попал по чувствительной точке. Стараясь попасть в нужный угол еще раз, он толкается все резче, наращивая темп. В какой-то момент Цукаса начинает подмахивать — бедрами, опираясь ладонями в простыню, и Рюсуй чувствует, что такими темпами долго точно не протянет. Мягко надавив между лопаток, он заставляет Цукасу лечь на грудь, выставив подтянутую задницу, и одной рукой накручивает вьющиеся волосы на кулак. Движения становятся хаотичными — Рюсуй сбивается с ритма и закусывает нижнюю губу. Цукаса под ним гортанно стонет, выгибая шею, и это становится последней каплей. Рюсуй резко дергает его за волосы и кончает. Спустя пару секунд замечает мокрые испачканные простыни под Цукасой и довольно хмыкает: без рук? Затем целует его в правую лопатку и аккуратно выходит, снимая презерватив. В мышцах поселилось тепло, как после хорошей тренировки, и двигаться совсем не хочется, поэтому он падает на кровать рядом, стараясь восстановить дыхание. Повернувшись на бок, выводит круги пальцами на спине Цукасы. Тот лежит, отвернувшись лицом к шкафу, и не шевелится, восстанавливая дыхание. Рюсуй мягко трогает его за плечо, привлекая внимание. Цукаса медленно поворачивается. — Кажется, я забыл тебя поздравить, — довольно улыбается Рюсуй. — Вот — поздравляю. Ты был великолепен, как всегда. Цукаса кивает, поднимаясь с кровати, и идет в душ, оставляя его одного на влажной постели. Сладко потянувшись, Рюсуй закидывает руки за голову. Смотрит удаляющейся спине вслед и думает, что, возможно, после того, как у Цукасы закончится сетка, стоит предложить ему съездить куда-нибудь вместе еще — не по деловым вопросам и не в формате командировок. Чтобы все синяки и старые травмы зажили, царапины исчезли, а у Рюсуя, наконец, появилось время воплотить в жизнь все свои желания.