Паранойя

      Мимо пилтоверского моста пронеслась тень и скрылась в ночной тьме. Ее шаги тихо, почти бесшумно раздавались эхом по угрожающе-пустынным улочкам Зауна. Длинные косы развевались по ветру, когда блеклый силуэт взобрался на верхушку одного из домов в этом ужасающем подземном царстве. Отсюда открывался завораживающий вид на крыши Пилтовера. Некогда эти богатые колонны, блестящие купола, царственные башни были символом города, а сейчас… от них остались одни камни.       На эту крышу приводила ее сестра. Джинкс обвела презрительным взглядом заплесневелые стены, загаженный пол под ногами и, как всегда, едкий запах, успевший просочиться сквозь щели. После смерти Силко Заун превратился в глубокую яму. Все, что строилось при нем, мгновенно рушилось. Этот хаос начался с ее же рук — в тот день, когда она его убила.       Джинкс села на край, слегка поёжившись от холода, свесив ноги и ссутулив плечи. В руках она вертела пистолет, глядя под ноги, куда-то вниз. После того дня много что произошло… От ее решающего выстрела Пилтовер потерпел завораживающее крушение, и город сошёл с ума. Внизу тоже было неспокойно. С тех пор она не видела ни сестру, ни Севику, помощницу Силко, и скрывалась где могла. Смерть Силко ударила по ней сильнее, чем она могла представить. Она постоянно слышала его голос. Куда бы она ни пошла, что бы она ни делала — везде был он.       Джинкс вздрогнула, услышав чей-то писк, и, вскинув голову, мгновенно выстрелила куда-то в угол. Писк прекратился.        — Это всего лишь крыса, — сказала она себе, скорее убеждая.        — «А ты уверена в этом, Джинкс? Крыса, или твоя сестра пришла за тобой, приведя миротворцев?» — осуждающе проговорило эхо Силко, одновременно с насмешкой и глубоким сочувствием.       Он всегда появлялся из ниоткуда. Внезапно, когда Джинкс ждала его меньше всего. И каждый чёртов раз он представал перед ней страшным, уродливым монстром — так она считала. Его лицо преобразилось, стало каким-то иным. Та часть лица, поражённая токсичными водами Зауна, казалась ей сплошным шрамом с ободранной кожей. Странно то, что в остальном он был собой, и только лицо — это некогда родное и до боли знакомое лицо — стало таким чужим и мерзким.       Она мучительно стиснула голову холодными пальцами. Грудную клетку изнутри сдавил очередной стон, готовый вырваться наружу. Джинкс стиснула зубы, чтобы не закричать.        — Нет, не она, — выдавила девушка, зажмурившись, пытаясь прогнать его из головы. — Не она! — сорвалась на негромкий восклик.       Не смотря на него и даже не повернув головы, Джинкс швырнула пистолет куда-то в угол и зажмурилась. «Хоть бы он ушёл… пожалуйста, уходи скорее. Ты меня пугаешь. Я себя пугаю. Ты делаешь только хуже».       Тело, напряженное до предела, реагировало на каждую фантазию. Ее мышцы сдавило в каких-то невидимых тисках. Она дергала себя за волосы и сидела так, пока снова не услышала его голос.        — «Это было верным решением», — как бы с одобрением заверил ее Силко. Она была готова поклясться, что почувствовала на своих плечах его ладони — теперь уже холодные и безжизненные. От этого она безумно засмеялась.        — Верным? — расхохоталась она. — Я взорвала половину города!        — «Ты поступила верно, дитя», — ей показалось, что он наклонился к ней: ещё чуть-чуть, и она почувствует его дыхание. — «Мы показали им».       Она не ответила. Из глаз брызнули беспомощные слёзы. В конце-концов Джинкс сглотнула и выпрямилась, глядя куда-то в пустоту.        — Зря ты меня спас. Я должна была умереть. Без тебя жизнь не мила.       Теперь пришла очередь молчать ему.        — «Я не мог позволить тебе умереть. Ты моя дочь, милая. Ты — мое наследие. И я всегда буду рядом с тобой».       Она устало усмехнулась.        — Да, теперь нас осталось только двое. Я и моя паранойя.