you had to kill me, but it killed you just the same

У них красивая церемония, много света, сияющих огоньков и цветов. Гости, снующие там и здесь. Ленты, обтягивающие лестничные перила, сверкающие столовые приборы и новые шторы. Никаких изъянов. Альфред это все проверил сам. Всем казалось, что он беспокоится больше, чем нужно. Марта мягко сжимала его ладонь и просила: — Не волнуйся. — Это моя работа. Заботиться о вас и о поместье. Она светилась от счастья, улыбалась, пальцами скользя по предметам в доме. Она будто хотела сказать: посмотрите. Посмотрите, это теперь и мой дом. Наш дом. Альфред чертил круги пальцем на пыльном столе в пустующей спальне. Эти комнаты были закрыты, в них никто не жил, убирались там реже, чем в остальном доме. Так сказал Томас. Без объяснения причин. Альфред был этому даже рад, поэтому не стал расспрашивать (конечно, дело не в том, что он уважал границы). Здесь было тихо, пусто. А у дворецкого будущей семьи Уэйнов были ключи от всех замков в доме. Мертвые комнаты нравились ему больше, чем живые. Хотя бы потому, что сюда никто не приходил. Особенно Томас. У них красивая церемония, огромный торт и букет, от которого у Альфреда слезятся глаза. У них красивая церемония… В какой-то момент ему кажется, что все его решения были ошибкой. Главная из них, конечно, приезд в Америку. Пенниуорт неплохо учился в школе и слушал мать: он знает, что ошибки можно исправлять. Он покупает тайком билет до Лондона, готовится к разговору с Томасом, думает, как начнет его с привычного «мистер Уэйн». Они попрощаются, а Альфред так и не начнет называть его по имени. Мистер Уэйн чудом остается жить после того, как в него стреляют. Снова. У Альфреда руки в крови, а в кармане билет на утренний рейс. Он хочет разорвать всех на части, он хочет, он так сильно хочет сбежать. Вернуться к работе в клубе, пить в одиночестве, крутить романы с танцовщицами. Томас держится за жуткое кровавое пятно на своей рубашке, когда опускается на землю, прикрывая глаза. Улыбается. Пенниуорт помнит, как подавал ему эту рубашку перед завтраком. Вместе с новыми запонками. — Я в порядке, — говорит Уэйн. Альфред злится. Альфред хочет кричать: но я нет. Я не в порядке. Я хочу убить их всех, я хочу драться, я хочу. Уехать. Я не в порядке. Альфред шепчет на выдохе, и его голос дрожит: — Томас. Он цепляется пальцами за чужую рубашку, пока не приходит помощь. Он не спит всю ночь, ходит по своей спальне, ходит по мертвым комнатам. Там его находит Марта. — Спасибо. Это, конечно, должен сказать он сам, когда проснется, но… спасибо. — Я делаю свою работу, — отвечает Альфред. Ему очень хочется рассмеяться, потому что в голове крутится только одна глупая мысль. Альфред думает: он назвал его по имени. Альфред думает: пожалуйста, не вспомни это. Томас не вспоминает. Альфред так сильно хочет сбежать. И сжигает билет. У них красивая церемония. А у Альфреда руки в крови. И кошмары, где он не успел, где он уехал и получил письмо в черном конверте. От букета слезятся глаза, и Пенниуорт держится чуть поодаль. Внутри зарождается старое, почти забытое, желание разбить кому-нибудь нос. Он отвечает на вопросы, общается с гостями и рассказывает смешные истории. Он принимает всех, как подобает дворецкому Уэйнов. Томас смеется на другом конце комнаты и почти разбивает свой бокал. Альфреду отчаянно хочется устроить какой-нибудь беспорядок. Хочется пересечь комнату, схватить его за запястье. Мистер Уэйн, можно вас на пару слов? Альфреду хочется целоваться, прятаться за шторами, прятаться в мертвых комнатах, прятаться в живых. Прятаться в спальне Томаса, снимать запонки, расстегивать пуговицы на рубашке. Действовать в обратном порядке. Называть его по имени бесконечно, пальцами зарываясь в волосы, пока там, на первом этаже цветы, ленты, гости. Марта. Он не делает ничего не потому, что это неправильно. Какое ему дело до границ и морали, он спал с теми, кто свободен, он спал с теми, кто уже в отношениях, с теми, кто в браке. Он не делает ничего, потому что Марта говорит: — Ты уже часть семьи. Ты ведь знаешь, что всегда можешь обратиться, если тебе что-то нужно. Он отвечает: — Конечно. Он хочет сказать: мне нужен он. Я хочу его. Альфред ничего не делает, потому что видит, как они, обнявшись, танцуют под конец вечера. Двигаются медленно, это даже не танец, они качаются под музыку, уставшие и… счастливые. Это почти больно. А потом он сталкивается взглядом с Томасом. И вдруг понимает: он помнит. Отчаяние и дрожь в голосе, свое имя. Он помнит, он знает про билет, он оставил мертвые комнаты для себя, чтобы было куда сбежать. Альфред знает: если он сейчас поднимется туда, где рисует круги на столе, Томас пойдет за ним. Он позволит себя целовать, он позволит ему что угодно. Потому что хочет, потому что это желание бьется у него где-то внутри и мешает жить придуманную им идеальную жизнь. Ту жизнь, в которой Томаса Уэйна совсем не влечет к мужчинам. Ту жизнь, в которой его совсем не влечет к Альфреду. Пенниуорт знает, что он думает. Он думает: это неправильно. У него должна быть семья, наследник. Красивые фотографии в рамках. Красивая жизнь в рамках. Альфред легко бы мог выйти из комнаты и подняться наверх. Ключ лежит в кармане пиджака. Дождаться его и сказать: я не в порядке. Томас, я не в порядке. Потанцуешь со мной? В пыльной комнате, где он сжигал билет, где он хотел целоваться, где он курил, когда кошмары не давали спать. — Потанцуете со мной? — спрашивает Альфред, воруя цветок из букета и вставляя его за ухо. — Миссис Уэйн? Марта смеется и протягивает руку. — Звучит непривычно. Альфред улыбается в ответ, и глаза предательски слезятся. От букета.