одиннадцать букв в диагнозе

Ты знаешь, что я устал. Ты знаешь, что я болен. Но это не имеет значения, Я знаю, что ты прогонишь меня снова

      Джейсон помнит свой первый приступ, как будто он был вчера. Он снится ему в кошмарах, всплывает в воспоминаниях, призраком нависает при любом упоминании матери. Джейсон никогда не забудет, как кислота разъедала его легкие изнутри, пока он лежал на полу в луже уже холодной крови, что вытекла из изрезанных рук его матери, которые он держал в своих ладонях. Как внутри все горело, а он не отрываясь смотрел в ее уже потухшие глаза. Как ткани его легких распадались от воздействия средства для уборки, а он сжимался в комок не в силах кричать от боли или звать на помощь. Как Джейсон чувствовал металлический запах и холод ее кожи, а сам бился в агонии горящих легких. Или как его разум убеждал его в этом.       Парарибулит. Слово в графе «Диагноз» в свидетельстве о смерти его матери. Слово, которое день за днем убивало ее всеми возможными способами, а маленький Джейсон мог только беспомощно наблюдать. Болезнь, от которой его мама горела, замерзала, захлебывалась, задыхалась, а подросток Джейсон мог только проталкивать таблетки ей в рот, заливая водой. Болезнь, с реальностью ощущений которой его мама не справилась и покончила с собой.       Парарибулит. Слово в графе «Диагноз» в медицинской карте Джейсона. Болезнь нервной системы, которая выражается приступами, когда его разум убеждает его в том, чего на самом деле не происходит. За день он может ощутить, как его тело сгорает в огне, как он тонет и не может выплыть, как его покрывает толстый слой льда, как его пронзает лезвиями насквозь, а в реальности же он просто корчится на полу и кричит от боли, физического воплощения которой просто нет.       Колчек пьет лекарства, исправно посещает врача, который выписывает ему рецепт за рецептом. Спускает тысячи долларов, которые берет в кредит в банке или в долг у друзей, потому что сам он не в состоянии даже выйти на улицу, не то что работать. Только таблетки не помогают, они не лечат, а только снимают приступы. Вспышек не становится меньше, они продолжают возникать в самые неожиданные моменты, и это тяжело. Это изматывает, Джейсон ходит по кругу из таблеток и приступов, ища выход. Или хотя бы отвилку, которая помогла бы ему отвлечься.       Джейсон курит на балконе, и внезапный порыв ветра доводит его тело до мгновенного обморожения, от которого ему нестерпимо больно. Джейсон курит в комнате, и запах скопившегося дыма заставляет его разум думать, что они заперты в горящем здании и задыхаются углекислым газом.       — Знаешь, со стороны это похоже на панические атаки. Ну, те приступы, когда ты не можешь вдохнуть, — как-то говорит Ник, но Джейсон нихера с ним не согласен. Это в сто раз больнее, это в тысячи раз убивающе. Это смерть за смертью, пока его сознание не отключается, перезагружаясь. Или пока таблетки не начинают действовать.       Травка спасает, по крайней мере первое время. Приступы под действием наркотиков ощущаются иначе, они размытые, будто нереальные. Джейсона будто утаскивает в свою нору Кролик из Алисы в стране чудес, все такое же яркое и ненастоящее. Его разум падает с высоты, разбиваясь о скалы, его разум протыкает себя сотней ножей, его разум пьет антифриз из миленьких маленьких чашечек под улыбкой Чеширского кота, но его тело не чувствует ничего из этого. Приступы ощущаются наркотическими приходами, как самые ебанутые и яркие из них, но не так, будто это происходит на самом деле. Джейсону нравится.       Настолько, что он попадает в больницу с передозом. Он лежит там в одиночестве, к нему никого не пускают, только медсестра приходит поменять капельницу и проверить, жив ли он. Джейсону…странно. Он несколько дней не чувствует ничего, его тело и разум не занимаются той ебанутой хуйней, которой они занимаются с того самого первого приступа парарибулита, и это ощущается как рай на земле. Спокойствие, которого долго не было, ощущение, которое Джейсон давным-давно забыл как чувствовать.       — Наслаждайтесь, — дергает уголком губ доктор Кинг, собранная и невозмутимая женщина. Она предупреждает, что приступы могут вернуться в любой момент, и это будет самое худшее, что он ощущал за всю болезнь.       И это правда, это происходит именно так, как она говорила. Джейсон не помнит, чтобы он когда-нибудь кричал так сильно, как в ту ночь. Он кричит во весь голос, он кричит, но это не уменьшает его боли ни на грамм. Его разум будто собрал подборку самых страшных моментов и засунул все в один приступ. Колчек захлебывается горячей лавой, в которой тонет, его тело варится в этой раскаленной жиже, а легкие будто заполняются водой. Его разум не понимает, что проецировать в первую очередь, его тело не понимает, что чувствовать в первую очередь, поэтому они выдают все и сразу, и это ощущается как ядерный взрыв локального масштаба. В ту ночь Джейсон не уверен, что его сердце просто не остановится, не выдержав.       Когда он приходит в сознание, медсестра мягко улыбается ему, поглаживая по мокрым насквозь волосам, и хвалит его. Он справился. Его выписывают через несколько дней, и его жизнь будто откатывается до последнего сохранения. Джейсон снова не выходит из дома, общается лишь с Ником, который приносит ему продукты, и Джоуи, с которым они играют в настолки по выходным. Джейсон снова пьет таблетки, набивает синяки в приступах и в который раз еле наскребает на оплату квартиры, выполняя какие-то легкие задания для студентов за деньги. Он снова падает в нору за Кроликом, только в этот раз эта нора — его серая зацикленная жизнь.       К Джейсону приходит отец. Впервые с того времени, как он съехал от него, выпустившись из школы. Они молча сидят на кухне, отец пьет чай, Джейсон — воду, чтобы минимизировать возможность возникновения нового приступа. Отец спрашивает у него, как он, а Джейсон не видит смысла в этом диалоге. Он ответит, что у него все нормально, отец кивнет, и они снова будут молчать и смотреть в стол перед собой. Джейсон не хочет всего этого, он не хочет видеть человека, которому настолько наплевать на него, что он за десять лет ни разу не позвонил, которому настолько наплевать на него, что он за десять лет ни разу не прислал ни доллара на лекарства, которому настолько наплевать, жив он или умер. Человека, который не сберег его мать.       Джейсон начинает издалека, начинает самым спокойным тоном, на какой только способен. Он высказывает отцу все свои обиды, выплескивает на него всю ту вину, что он испытывает за самоубийство мамы, хотя виноват в этом был не он. Виноват был отец, который не заботился, который не поддерживал, заставлял работать и делать дела по дому, заставлял ходить в магазин и растить ребенка. Виноват был отец, которому было все равно на них обоих, когда мама задыхалась на полу, а шестилетний Джейсон стоял рядом и не знал как помочь, виноват был его отец, который в этот момент просто продолжал читать газету. Джейсон кричит на всю квартиру об этом, он кричит о том, что это отец во всем виноват, что он ужасен, что ему наплевать, что на него, что было наплевать на мать.       — Я любил ее! — мистер Колчек не сдерживается, кричит на сына в ответ с отчаянием раненого зверя. Он вскакивает со своего места, чтобы быть с Джейсоном наравне, чтобы высказать все лицо в лицо, бедром задевая ящик со столовыми приборами. Они звенят, негромко, но слышно, он не обращает на это внимания, это ведь пустяк.       А Джейсон в их звоне слышит звук падения гильз и чувствует, как все его тело превращается в решето от этих пуль. И совсем не метафорически или метамфетамически. Он падает на колени и кричит от резкой боли разорванных мышц, сухожилий и внутренних органов. Джейсон заваливается на бок, скребет пальцами по плитке, чувствуя, как они скользят от вытекающей из него крови, видит то, как в спешке из его поля зрения удаляется отец, и беспомощно тянется за ним в мольбе о помощи. Джейсон чувствует себя таким жалким и покинутым, когда слышит хлопок входной двери, чувствует металлический запах и он будто снова там, с трупом матери, а таблетки на столе, в сотнях километров от его простреленной руки. Он не помнит, как в адской агонии стягивает телефон на пол, как по его экрану идет трещина, как он набирает 911 и заученно выдает информацию о себе: кто он, где он, что с ним. Джейсон никогда не знает, успел ли закончить фразу перед тем, как отключиться от боли.       Это уже становится привычкой — приходить в сознание от нежных поглаживаний по волосам. Медсестра службы спасения мягко улыбается ему и говорит, что поставила ему укол с препаратом от парарибулита. Она представляется Клариссой, подмигивает ему, и теперь вместо таблеток во время приступов Джейсон тянется за телефоном, чтобы позвать на помощь и очнуться от нежных поглаживаний по волосам и мягкой улыбки.       В свободные от смен дни Кларисса приходит к Джейсону в гости, они смотрят тупые комедии и видео с котятами на Ютубе. Джейсон смеется, забывая на какое-то время о том, что он ненормальный, и тянется поцеловать подругу. Она отвечает ему, а оторвавшись, грустно улыбается и говорит, что у нее есть девушка, ее зовут Рейчел, у нее мягкие светлые волосы и она самый лучший специалист в заболеваниях нервной системы. Джейсон все понимает, Джейсон ни в коем случае ни к чему не принуждает, просто в тот вечер, когда Кларисса уходит домой, он понимает, насколько он одинок и что он останется таким на всю свою жизнь.       Ведь никто не хочет связываться с таким парнем, как он, он пробовал так много раз, что сбился со счета. Все начинается в интернете, Джейсон пишет максимально неловкий подкат, девушка или парень отвечает, они разговаривают сутками напролет, через неделю он приглашает их в кафе у своего дома. И все идет хорошо, может быть даже без приступа на первом свидании, но он рано или поздно случается. И тогда он видит испуганные глаза своих партнеров, пока задыхается или горит, тогда он видит извиняющуюся улыбку своих партнеров, когда приходит в себя в больнице. Они уходят, они все всегда уходят. И Джейсону от этого хочется выть.       После каждой неудачи он говорит себе, что с него хватит, что он больше никогда не будет заводить знакомства, что он больше никогда не привяжется к человеку, просто потому, что ему не хватает человеческого тепла и общения, больше нет. Но потом он снова заполняет анкету на сайте знакомств и начинает по новой. Так он знакомится с Салимом.       Когда Джейсон впервые видит его профиль, он не думает, что это надолго. Ведь что он получит от общения с мужчиной на десять лет старше него самого, верно? Вот только Джейсон ошибается. Общение с Салимом оказывается лучшим, что случалось с ним за последние годы. Они говорят обо всем, о науке, о технике, об истории их стран, о неудачном браке Салима и его сыне, о друзьях Джейсона. Только Джейсон молчит об одном. Он врет о своих родителях, об учебе, о работе, не рассказывает о своей болезни, ведь они никогда с Салимом не увидятся. Они живут в разных странах, на разных континентах и их связывает лишь диалог в мессенджере. Все под контролем.       Так убеждает себя Джейсон, пока не получает от Салима фотографию билетов до его города. Салим звонит ему радостный, говорит протяжное «сюрприииз», и Джейсон чувствует, как его накрывает приступом. Только на этот раз он задыхается не потому, что он тонет или выпал из самолета, а потому, что у него самая обычная паническая атака. Потому что Салим прилетит к нему. Потому что Салим узнает.       Они продолжают общаться как раньше, в сообщениях Салима проскальзывает несдерживаемое нетерпение от предстоящей встречи, а Джейсон с каждым днем все ближе и ближе к тому, чтобы лишиться дорогого человека, которого сумел обрести в сознательном возрасте. Джейсона с каждым днем все сильнее накрывает чувством безнадежности и неизбежности, ведь он все ближе к тому моменту, когда Салим просто уйдет. Ведь Джейсон болен, ведь Джейсон ему все это время врал.       В день икс Ник привозит его в аэропорт и смотрит на Джейсона своим щенячьим грустным взглядом, понимая, что сейчас крутится в этой покрытой кепкой голове. Кепка потрепанная, выцветшая на солнце, Джейсон купил ее в сэкондхэнде, чтобы снизить число возможных раздражителей парарибулита. Он сидит рядом с Ником на пассажирском сидении и колупает рисунок из башен и звезд на кепке, лишь бы занять чем-то руки. Зачем вообще кто-то нарисовал именно это? Зачем он соврал Салиму? Зачем он вообще приехал?       Зачем он вообще влюбился?       Эта мысль пронзает Джейсона, когда он видит Салима в толпе выходящих из зоны прилета людей. Колчек стоит в отдалении от толпы встречающих и неловко машет рукой, привлекая внимание мужчины к своей персоне. Салим улыбается, идет к нему широким радостным шагом, и с каждым его шагом Джейсон умирает внутри, ведь он этого не заслуживает, он Салима не заслуживает. Осман не сбавляя скорости бросает дорожную сумку на пол и с ходу заключает Джейсона в объятия. Разум Колчека просто перестает работать, сбоит, выдает звуки ошибок и предупреждающие окна. Джейсон закрывает глаза и неловко обнимает Салима в ответ. Джейсона очень давно никто так не обнимал.       Пока они идут к такси, Джейсон незаметно поправляет широкий браслет, скрывающий татуировку парарибулитика на руке.       Он позволяет себе забыться, просто быть тем Джейсоном, образ которого создал для Салима. Джейсон смеется, внимательно наблюдает за тем, как смеется Салим, запоминает, как звучит его смех, его голос, его запах. На сухую проглатывает таблетку, чтобы отсрочить приступ, пока Салим регистрируется в отеле. Джейсон даже хлопает его по плечу, пока они идут по улице в сторону кофейни (они идут по улице, по переполненной людьми и звуками улице), настолько ему с мужчиной комфортно. Они пьют кофе за нескончаемыми историями из их жизней, Джейсону давно не было так спокойно в общественном месте, но он все равно выпивает еще одну таблетку, пока Салим уходит в туалет. Просто чтобы еще ненадолго отсрочить приступ, просто чтобы еще ненадолго отсрочить его уход.       При общении с Салимом Джейсон забывает обо всем, что связано с его безрадостной и бесперспективной стороной жизни. В том числе и о том, что кофе ему нельзя, тем более мешать его с таблетками. Джейсон забывает, и это происходит. Происходит то, чего он так боялся.       — Он либо спешит на свидание, либо на праздник к ребенку, — говорит Салим, обращая внимание Джейсона на бегущего по другой стороне улицы мужчину, держащего в руках завернутого в прозрачную упаковочную бумагу плюшевого медведя с большим красным бантом сверху. Джейсону хватает мгновения.       Мгновения, чтобы почувствовать, что ему не хватает воздуха, мгновения, чтобы увидеть, как мир перед ним размывается от упаковки, что надели ему на голову и затянули на шее большим красным бантом. Джейсон задыхается, сгибается пополам, скребя пальцами по шее, лишь бы развязать этот бант, лишь бы дать себе возможность вдохнуть спасительного кислорода. Джейсон просто хочет дышать, но только лишь изрезает пальцы в мясо об острые края этой красной ленты. Он чувствует, как его хватают за запястья, не давая помочь себе, он смотрит на Салима умоляюще, прося отпустить и дать себя освободить, но видит лишь неприкрытый ужас и непонимание того, что с ним происходит. Джейсона бьет в конвульсиях, он уже не различает ни лицо Салима, ни столпившихся вокруг них людей. Он слышит, как шелестит пакет на его голове и как взволнованно звучит голос Салима, пытающегося до него докричаться, зовущего на помощь и просящего вызвать скорую. У Джейсона уже нет сил вырываться из хватки мужчины, и это убивает его, сил хватает только на то, чтобы перекатиться на бок и чуть приспустить браслет на запястье, открывая татуировку. Последнее, что помнит Джейсон перед тем, как отключиться, это чужой женский голос, спрашивающий, где его таблетки, и растерянное лицо Салима, который так и не понимает, что происходит с Джейсоном.       Когда Колчек приходит в себя, он не ощущает нежных поглаживаний по волосам и рядом нет медсестры, что мягко улыбалась бы ему. В маленькой одиночной палате, выделенной в приемном отделении специально для парарибулитиков, темно и одиноко. К нему не проникает никаких звуков извне, он будто в вакууме, и эти первые мгновения ощущаются тем же спокойствием, что и несколько дней в больнице тогда, после передоза. Только все это рушится воспоминанием о том, как он сюда попал и кто его сюда привез. Джейсон нажимает кнопку вызова медсестры, чтобы поскорее убраться отсюда в свою квартиру и больше никогда не выходить из нее и не заводить никаких знакомств, что приводили бы к бесконечно глупым влюбленностям.       Медсестра оказывается совсем молоденькой девочкой, она тоненьким голосом задает ему стандартные вопросы, получая ответы безжизненным голосом, заполняя форму на планшете, и поправляет капельницу, когда Джейсон ложится на бок, перед тем как уйти. Джейсон закрывает глаза, позволяя себе окунуться в пучину сожалений, когда медсестра, уже положив руку на ручку двери, говорит ему, что у него есть посетитель и он очень хотел бы зайти. Она спрашивает у него разрешения, видимо, новенькая, но Джейсон решает игнорировать ее. К нему нельзя никого пускать, он знает это, а если этого не знает она, это не его проблемы.       Он думает об этом всего мгновение после хлопка двери, пока не различает шаги в сторону своей койки. Джейсон не поднимает головы, смотрит на ухоженные мужские ботинки благородного коричневого цвета и темные джинсы. Он знает, где уже видел их, знает обладателя. И если честно, удивлен и не удивлен одновременно видеть его здесь. А от нежных поглаживаний по волосам его рвет на части.       Джейсон грубит, отвечает холодно и просит уйти, просит оставить его в покое, просит извиняющеся улыбнуться и исчезнуть, как делали все до него. Салим не делает этого, Салим берет его за руку, целует его татуировку, мягко улыбается и уверяет, что они справятся. Вместе.       Салим узнает Джейсона заново. Он узнает, что его мать не погибла от рака, а совершила самоубийство, не выдержав приступа. Он узнает, что Джейсон не учился на экономическом факультете со спортивной стипендией, а проходил всякие курсы онлайн и никогда не бывал в кампусе. Салим узнает, что Джейсон не работает, а постоянно сидит дома, и у него куча долгов. Салим узнает, что Джейсон болен, и это ставит все по полочкам.       От этого вся жизнь Джейсона по взмаху волшебной палочки не перестает быть нескончаемым потоком боли от приступов. В его жизни все те же баночки с таблетками, все тот же запрет на сигареты и алкоголь. Все те же игры разума, все те же страхи выйти на улицу. Только теперь у него есть Салим. Который рядом, который заботится о нем, который поддерживает. Салим не заставляет его работать, но ненавязчиво помогает выбирать и проходить учебные онлайн курсы, чтобы получить навыки в интересной ему сфере. Салим не заставляет его делать дела по дому, но плавно включает в процесс. Салим не заставляет его ходить на улицу, лишь вывозит на ночные загородные пикники, подальше от многолюдного шума города. Салим не заставляет его растить ребенка, он знакомит его со взрослым Зейном, который знает еще больше интересных фактов, чем его отец с Джейсоном вместе взятые, и которому не терпится поделиться своими знаниями.       Салиму не все равно на Джейсона, как было все равно его отцу на его мать. Салиму на Джейсона не все равно, и это так разительно отличается от того, кто чему он привык.       Салиму не все равно, ему больно от приступов Джейсона в той же степени, что и самому Джейсону. Ему страшно от приступов Джейсона, сколько бы лет они ни жили вместе. Салим никогда к этому не привыкнет, к этому просто невозможно привыкнуть. Невозможно не чувствовать ничего, когда твой любимый человек, человек, которого ты выбрал сопровождать тебя всю жизнь, корчится на полу в узком коридоре и кричит от боли так, что срывает голос. Невозможно оставаться равнодушным, когда он царапает себя до крови, не различая реальность и приступ. Невозможно не бросаться в панике к аптечке за уже набранными шприцами с лекарством. Очень сложно глубоко дышать, чтобы успокоить свои дрожащие руки и поставить Джейсону укол.       Но абсолютно естественно падать на пол рядом с ним, укладывая его голову к себе на колени в ожидании, когда лекарство подействует. Нормально нежно гладить его по волосам, другой рукой крепко сжимая его запястья. Нормально жмуриться от зеркальной боли, когда Джейсон ревет диким зверем, пойманным в капкан.       — Я понимаю, почему мама покончила с собой, ведь это так больно, — шепчет Джейсон, когда приступ отпускает его под действием препарата, и для Салима естественно прижать его к себе и плакать ему в шею от таких слов. Потому что Салим боится, что когда-то он не справится, не успеет, не поможет, проглядит, и как шестнадцатилетний Джейсон найдет любимого человека на полу в луже холодной крови.       Джейсон понимает это, но ничего не может сделать. Им обоим тяжело, они застряли в этой жизни из цикличных качелей хороших и плохих дней, и Джейсон не знает, как им помочь. Ведь они оба не хотят друг от друга спасаться. Любят. Любят друг друга, даже когда они выбираются в бар и какой-то мудак обливает Джейсона пивом, вызывая приступ. Джейсону тогда ужасно стыдно, он сидит на барном стуле, уткнувшись лбом в грудь Салима, и просит у него прощения за то, что испортил им вечер, еще и весь мокрый и воняет пивом. Салим берет его лицо в свои ладони, упрямо повторяя, вбивая в эту покрытую кепкой козырьком назад голову, что он ничего не испортил. Он мог уйти, он мог уйти сотни раз до этого, но он не уходит, он заказывает бокал пива и обливается им, чтобы развеселить Джейсона. Любит его.       Любят.       Любят друг друга, даже когда приятные поцелуи Салима, которые он оставляет по всему телу Джейсона, начинают превращаться в разъедающие его плоть язвы. Салим слишком увлечен, выцеловывая любимое тело под собой, а Джейсон слишком любит его, чтобы сказать что-то, что разрушит момент. Он терпит, судорожно вздыхая, что Салим путает со вздохами возбуждения. Джейсон смаргивает слезы, сжимает зубы покрепче и откидывает голову назад. Салим поднимается поцелуями выше, прокладывает дорожку по его горлу, и тогда Джейсон не выдерживает и стонет от боли. Салим меняется в поведении, резко, становится собранным и готовым оказать ему помощь, какая бы ни потребовалась. Джейсон смотрит на его все так же, как в первый раз, волнующееся лицо сквозь слезы и предупреждает, что у него приступ. Он просит не трогать его, просит дать ему пространство, объясняет, что с ним, и стонет, постоянно стонет от нестерпимой боли по всему телу, где его касался Салим своими губами.       Джейсону больно, и не только физически, но и душевно. Это больно, говорить, что нежные проявления любви твоего любимого разъедают тебя в прямом смысле. Это больно, потому что это неправда, потому что это все его больная голова, это не он сам, это не его тело так реагирует. Джейсон плачет, и Салим подскакивает с кровати, чтобы принести свежей воды для таблеток, но Джейсон хватает его за руку, останавливая и тут же шипя от разъедающей тело боли. Он переживет этот приступ сам, без лекарств, он справится.       Но только если Салим останется с ним. Мужчина не уходит, он достает из шкафа самый мягкий плед и закутывает в него Джейсона, не касаясь его кожи своей. Салим садится в изголовье кровати и укладывает любимого к себе на грудь. Они не касаются друг друга в прямом понимании этого, Салим нежно ведет ладонями сквозь плед по плечам Джейсона, по его шее и груди, касается живота, что напрягается от щекотки.       — Это несправедливо, — говорит тихо Джейсон, не отрывая взгляд от баночки с таблетками на прикроватном столике. Он расслабляется телом, его разум говорит, что его завернули в прохладную материю, пропитанную лечебной мазью. Но в душе у него все те же язвы от того, что он снова подводит Салима. Вот от чего бежала мама. — Я люблю тебя.       — Я знаю, — охваченный приступом разум пропускает голос Салима как сквозь вату, но Джейсон все равно его слышит. Он всегда слышит Салима рядом с собой во время приступов. — Я люблю тебя, и я буду рядом.       Салим знает, что лучше не будет. Салим знает, что Джейсон устал, что он болен, но это не имеет значения. Он не уйдет, он останется и никогда не прогонит Джейсона.       Любит.       Любят.