Ни слова.

Несмотря на позднее время, он только закончил расставлять контейнеры с артефактами в алфавитном порядке, а она вернулась после двух суток отсутствия. На корабле тишина, и только её в такт притопывающая в ожидании ножка и пение слышны в грузовом отсеке. Единственная причина, по которой наследница древней крови здесь — его поношенный вид: ткань форменного мундира сдалась под передрягами, что постоянно приключались с командой Фьюри. Кто поверил бы из оставшихся одиннадцати консулов, что их соратник, безумный яростью в бою, не гнушается шитьём и вышивкой и звонко смеётся. И распахивает шире глаза во внимании на каждую историю скромного исследователя. «Талос, Я не думала о нас в этом смысле». Археолог опускает последнюю кисть в ячейку контейнера, и лорд несколько раз привычно быстро прикладывает обмер, записывая цифры в датапад. Всё время лейтенант смотрит прямо перед собой, будто припоминая, как неспешно могут раскрываться её ресницы и отгоняя эти мысли прочь. Она по-прежнему тихонько напевает, затем отстраняется, поджав губы, и, жестом предлагая повернуться кругом, улыбается. Он наиграно вздыхает, и Каллиг механически шагает вперёд наперевес с обмером — оба они оказываются слишком близко. Лейтенант чуть спешно отворачивается. И попутно молится, чтоб количество её взмахов рук иссякло быстрей, и кожа перестала чувствовать дыхание. «Ты очень мил, когда увлечён». Он перестаёт думать и смотрит перед собой в одну точку: кончики пальцев упрямо упираются в спину — плечи, шея, высота мундира, обхват талии… берёт его за руку поднимая ладонь, чтоб обмерить рукав, и пальцы в ответ сами предательски едва заметно сжимаются вокруг. Тишина. Абсолютная тишина, исключая вибрацию гипердрайва. Она затаила дыхание и всё ещё держит руку в своей руке, поглаживая в ответ аристократично тонкие пальцы. И жадно вцепилась в другое плечо, зарываясь носом за воротник, целуя невесомо шею. Талос Дреллик в одночасье перестал быть лояльным лейтенантом, врачом, археологом, учёным. Оборачивается, целуя желанный рот в ответ, нежно и настойчиво, будто лечит рану. Зачем она вышла за другого? Почему разум и расчёт решили привязать к себе другого ручным ворнскром? Почему его выправка отделила с самого начала от этих рук и от этого света? Но сейчас именно Талос небрежно стягивает с Повелительницы бесценную ритуальную тунику, спешно, непослушными руками, растягивая ткань, и именно её руки гладят его лицо с добрыми морщинками в уголках глаз. Она целует их, когда лейтенант закрывает дверь, упираясь, поглаживает его грудь похолодевшими пальцами. Нежная и меняющаяся как вода, способная усилием воли разрывать врагов при помощи Силы, она оставляет влажные следы на шее и подбородке, помогая стянуть лиф. Мужчина настойчиво трётся о низ живота, вызывая сладкую дрожь и стон, когда ласкает и покусывает напряжённую грудь, спуская форменный ремень. Она одного с ним роста, но сейчас чуть выше, чем прилично — над ним, сидя на коробках притягивает к себе, слегка кусая и посасывая в поцелуе, дразнится и отдаётся, обвивая ногами. Вопреки прелюдии, он двигается медленно и бережно: помнит не только о властных приказах, но и о рабском прошлом его лорда. И все знания тают в её радужке, и она ловит глоток то поцелуя, то воздуха, а её мягкое тело будто не отпускает, пожиная его любовь. Он целует кончики теплеющих пальцев, и она улыбается в истоме. Он отстраняется, придерживаясь за углы контейнера, целует колени и ямочку бедра под уголком чуть выступающей под кожей косточки. И, по-прежнему заперев в объятиях, любуется тем, как она приходит в себя, принимая её благодарную ласку. Талос сидит на верстаке, откуда недавно смахивал пыль и каменную крошку после исследований, в невесёлой задумчивости качает ногами, как после сдачи экзаменов по истории когда-то давно, когда он был ещё подростком. Когда знание изысков линий крови ситхов и умение реанимировать умирающего были самыми большими его достижениями. А в темноте склада заблудился её запах, и на коже влага застывает глубокими следами.