Безумное чаепитие

Когда я в первый раз вижу его у своего кабинета, я удивляюсь. Не показываю, конечно, своих эмоций, но сюрприз сделан по всем правилам: Гарри Поттер, привалившийся спиной к холодной каменной кладке у кабинета Зельеварения – это последнее, что я ожидаю увидеть, возвращаясь с собрания Темного Лорда. Он ничего не объясняет, я не спрашиваю. Вскакивая и исподлобья быстро осматривая меня, видимо, на предмет увечий, он терпеливо ждет наказания за нахождение вне общежития после отбоя. И я впервые не могу на нем сорваться. Пробурчав что-то, чтоб ему ясно было, что он может уже проваливать, я устало закрываю дверь перед его носом. Он приходит с завидным постоянством. Понятия не имею, откуда он всегда знает о сборах Пожирателей. Точно не от Дамблдора – я не всегда успеваю тому сообщить: Темный Лорд непредсказуем и непоследователен, его собрания носят совершенно хаотичный характер. Когда однажды он не появляется, я немного беспокоюсь. Не настолько, чтобы срочно идти искать взбалмошного мальчишку по всему замку, но вполне достаточно для того, чтоб на следующий день, обнаружив его, спокойнейшим образом жующего сэндвич за завтраком, облегченно вздохнуть. Это не мешает мне, впрочем, снять с него баллы на зельях. Мне даже не приходится придираться специально — ему мой предмет совершенно не дается. А он, между прочим, удивляет меня еще раз – решает извиниться, что пропустил торжественную встречу меня, возвращающегося из логова врага. Бормочет что-то про Больничное крыло, боль в шраме и бессонную ночь. — С чего вы взяли, что мне интересно по какой причине вы решили вчера не подпирать мою дверь? – не ждет же он от меня признаний, что я рад видеть его в добром здравии. — Я просто подумал, что, может быть, вы волновались, сэр, — стоит, отводит глаза и явно нервничает, ожидая ответа. — Да я вообще не заметил, что вы пропустили свой бессменный караул, — лукавлю, но срабатывает. Мальчишка вздыхает, забирает сумку, которую плюхнул на мой стол поверх сочинений своего курса и, опустив голову, уходит из кабинета. Я смотрю ему вслед и ощущаю что-то, чему не могу подобрать названия. Кажется, магглы говорят при этом, что на душе кошки скребут. Или это не тот случай? Неважно. Но однозначно именно кошки виноваты в том, что, обнаруживая Гарри в следующий раз — я немного недоумеваю, почему он решил посетить меня просто так, не в день собрания у Лорда — спокойно сидящего на полу у кабинета и старательно выводящего свои каракули на каком-то пергаменте (кажется, в сочинении по Зельеварению – теперь становится ясно, почему у него всегда такая ерунда написана, с таким-то отношением к учебе), у меня вырывается: — Выпьете чаю, мистер Поттер? – встречаясь с его испуганным взглядом, я с трудом сдерживаю усмешку. Вот как, оказывается, можно запугать бесстрашного Гарри Поттера. Знал бы – давно пригласил, а то отработки на него еще со второго курса не действуют. — Располагайтесь, — говорю ему, указывая на кресло у камина. Призываю палочкой две чашки, чайничек и блюдо с печеньем. Заклинанием кипячу воду, завариваю чай. Он посматривает на меня с любопытством, но молчит. Закончив с приготовлениями, протягиваю ему напиток: — Сахар, молоко, лимон? — Что, простите? — переводит взгляд с моих рук на чашку и спешно добавляет, краснея: — Ничего не надо, спасибо, — я пожимаю плечами, призываю кувшинчик молока и добавляю себе немного. Молчим. Он отчаянно сжимает в пальцах сосуд с обжигающе горячим напитком и украдкой посматривает на меня, думая, что я не вижу этих странных взглядов. Беру свою чашку, делаю небольшой глоток и ставлю ее обратно на столик между креслами. Напряжение, кажется, становится материальным и я, отставляя чай в очередной раз, отчетливо чувствую, что что-то произойдет. Поэтому когда Гарри, почти бросив свою чашку на столик, вскидывается и, хватая меня за ворот мантии, яростно впивается в мой рот, я почти не удивляюсь. Отстраненно думая, что мог бы давно обо всем догадаться, отвечаю на поцелуй. Мальчишка, конечно же, этого совсем не ожидает — от избытка эмоций стонет так, что меня пробирает. Позволяю ему насладиться еще несколько секунд, затем мягко отодвигаю его от себя. — И не собираюсь извиняться, — смотрит нахально. Лохматый, с раскрасневшимися щеками и сбившимся от поцелуя дыханием он упрямо смотрит мне в глаза. — Чудовище, — говорю почти нежно и, притягивая к себе, целую уже сам. Чудовище довольно урчит, ему радостно вторят мои вредные кошки. "Спелись", — думаю я. Но эта мысль оказывается последней четко сформулированной, больше я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме нежных пальцев, добравшихся до пуговиц моего сюртука, и сумасшедших глаз, изучающих мою реакцию. — Кажется, ты боишься, Гарри, — он весь дрожит. — Я боюсь, что ты передумаешь, — я качаю головой и вместо ответа целую его в уголок губ. Завтра я могу не вернуться с очередного собрания, так что вряд ли успею раскаяться в том, что мы сейчас собираемся сделать. Но вот если сейчас я все прекращу, то точно пожалею об этом перед смертью. Он добирается до моего живота, его прикосновения посылают по моему телу сильные импульсы. Я с трудом держу себя в руках, давая ему время исследовать мое тело — неспешно целую в висок, провожу языком по мочке уха, немного прикусываю ее, вызывая еще один сводящий меня с ума стон. — Пойдем, — шепчу ему на ухо. Ему не нужно долго объяснять, кажется, он только на занятиях притворяется идиотом. В спальне он моментально скидывает с себя одежду, будто бы все еще опасаясь, что я могу его выгнать, и стоит передо мной смущенно, но не скрывая своего возбуждения. Я не успеваю подумать о том, что все происходящее очень неправильно – будто бы прочитав это на моем лице, он притягивает меня к себе и, коснувшись возбужденным членом моей мантии, стонет на ухо – понял, чем меня можно пронять, паршивец. Прикрываю глаза и, уже не сдерживаясь, обнимаю его за плечи, провожу руками по спине, добираюсь до его ягодиц, поглаживаю их, едва касаясь, а потом с силой сжимаю. Он выгибается, выставляя напоказ беззащитную шею, и я тянусь к ней, впиваюсь губами, чувствуя, как в его горле вибрирует вырывающийся стон. — Га-а-арри! — не выдерживаю я. Стягиваю с себя мантию, она летит на пол. Туда же, чуть погодя, отправляются брюки и сюртук. Гарри пытается помочь, но я отталкиваю его руки и, разведя полы рубашки, избавляюсь от лишних пуговиц. Он хмыкает, видя мою несдержанность, но на его лице я читаю немного недоверчивую радость. Улыбаюсь ему уголками губ, и он бросается целовать мое лицо, держа его обеими ладонями. — Ты такой нетерпеливый, Га-а-арри, — умышленно тяну его имя и наблюдаю, как глаза мальчишки подергиваются дымкой. Усмехаюсь, увлекаю его за собой на кровать и немного морщусь от прикосновения к холодному покрывалу. — Не бойся, все будет хорошо, — он кивает, и я бережно касаюсь его тела, провожу рукой по бедру, целую его в ключицу, подбираясь к соску. Он возбужден до предела, так что, когда я обвожу языком темный вздыбившийся бугорок и одновременно обхватываю рукой напряженный член, он выгибается дугой и кончает. А я чуть было не следую его примеру от одного только осознания причастности к его сумасшедшему оргазму. Смотрю на мальчишку, изучающего мое лицо с восхищением, благодарностью и какой-то неизмеримой нежностью. Сил у него хватает только на то, чтобы притянуть меня к себе и, обняв, пробормотать: — Люблю тебя, — я каменею, чуть высвобождаясь, тянусь за палочкой и применяю к нам очищающее. В глаза ему не смотрю, но он, кажется, сам ищет мой взгляд. Тянется рукой, зарывается в мои волосы, приподнимается на локте и повторяет, касаясь губами моего уха: — Я. Тебя. Люблю. — Мистер Поттер, кажется, вам пора в свою башню. — Кажется, мы перешли на ты, — он успешно игнорирует мои слова, проводя языком по мочке моего уха, одновременно рукой поглаживая меня по бедру, — и если тебе не нравится, я больше не буду говорить тебе, что люблю. Реагируя на ласки, мое тело бессовестно меня предает. Разворачиваясь к несносному упрямцу, впиваюсь ему в губы и рычу: — В твоем возрасте ты бы и в подушку свою влюбился, кончив от трения с ней, — он стонет мне в рот и, оторвавшись, бормочет: — Какая разница, обо что я трусь, если я кончаю, представляя тебя? – мне нечем крыть, я беззвучно хватаю воздух, и он пользуется этим, ухмыляется своей невыносимой сводящей меня с ума улыбкой и тянется к моему паху. Я только прикрываю глаза. От ощущения теплого неумелого рта на моем возбужденном члене меня накрывает волной удовольствия. Я сдаюсь. Притягиваю этого нахала к себе, провожу пальцем по его губам, одновременно пытливо смотря ему в глаза. В них нет страха, только безграничное доверие и нетерпение, поддаваясь которому он начинает ерзать на кровати, пытаясь подобраться ко мне поближе. Останавливаю его, он непонимающе смотрит на меня. — Смазка, — его глаза округляются, видимо, он совершенно не думал о столь прозаичных вещах. Усмехаюсь, тянусь к палочке, призываю тюбик из ванной. Теперь вижу опаску в зеленых глазах чудовища. Но уже поздно. Решившись, я не собираюсь отступать. И он, видимо осознав, а, может быть, и сам желая того же, вздыхает и раскрывается навстречу моей руке. Аккуратно растягиваю его изнутри пальцами, он смотрит на меня, почти не мигая, зажав губу зубами. Я знаю, что в этом мало приятного, и еле слышно бормочу ему успокаивающие слова, второй рукой лаская его живот, дотрагиваясь до сосков, проводя рукой по бедру. Он вздрагивает, когда мой член оказывается между его ног, но не позволяет себе отстраниться. Я тянусь к нему и целую его шею, он дрожит от возбуждения и страха, но, когда я рукой обхватываю его член, стонет от удовольствия. Я пользуюсь моментом и немного вхожу в него. Ему больно, он неловко дергается, и я обнимаю его обеими руками, подтягивая к себе ближе. — Потерпи, Га-а-арри, потерпи немного, — он выдыхает, и я продвигаюсь глубже. К тому моменту, как я полностью оказываюсь в нем, мы, кажется, находимся на разных полюсах ощущений – я схожу с ума от удовольствия, он не может вдохнуть от боли. Я замираю, почти не дышу и жду хоть какого-то отклика от зажмурившегося мальчишки. — Давай, — хрипит он, будто бы понимая, что я уже практически не могу сдерживаться. И я с облегчением подаюсь еще чуть-чуть вперед. — О-о-ох. – он вцепляется в мои плечи, царапает спину, но я двигаюсь медленно, на пределе своих возможностей, и во время одного толчка он, наконец, изумленно распахивает глаза: — Еще! – стонет он, и я спешу выполнить его желание, одновременно начиная двигаться быстрее, сжимая его в своих объятиях. Столь сильные ощущения становятся для него откровенным потрясением – едва до себя дотронувшись, он кончает с моим именем на губах: — Северуссс! – и я не выдерживаю, сжимаю его бедра, стону в голос и взрываюсь оргазмом. Машинально накладывая очищающие, я тянусь за покрывалом и укрываю Гарри. Он благодарно смотрит на меня сквозь ресницы и проваливается в сон. А я еще долго лежу на боку, перебираю рукой его жесткие непослушные волосы и думаю, что я ни о чем не жалею, и что пропади оно все пропадом, но я обязательно еще не раз приглашу Гарри на чашечку чаю.