***
Путешествие прошло терпимо. Чайльд почти не общался с Люмин, говоря коротко и только по делу. Не смотря на то, что было в золотой палате, его, видимо, никак не тяготила компания девушки. Только, разве что, раздражала. А Люмин пропала совсем. Чувства, которые она начала испытывать к нему в самом начале их знакомства, никуда не делись, и от такого длительного пребывания рядом с ним только усилились: она начала замечать то, что раньше проскальзывало мимо ее взгляда. Например, пустые глаза и сосредоточенное выражение лица Аякса, когда он дрался с помощью лука, выверяя каждый свой шаг. И дерзкий взгляд, расслабленные движения, азарт и неприкрытое удовольствие в каждом его вздохе, когда в руках оказывались его клинки. И даже сейчас, стоя на палубе, вдыхая прохладный морской воздух, Люмин, случайно наткнувшись на Чайльда, сразу понимает, чем он занят. Понимает по его слегка приподнятым уголкам губ, но серьезному взгляду, по закушенной костяшке указательного пальца и даже его позе, что он читает, видимо, не в первый раз, письмо своей сестры, Тони. Письма младшего брата он читал иначе: лежа на какой-нибудь горизонтальной поверхности, закинув руку за голову, открыто усмехаясь изложенному на бумаге. Взгляд иногда перескакивал со строчки на строчку, пытаясь уловить суть написанного маленьким ребенком. Иногда Люмин слышала его тихий беззаботный смех и неразборчивый шепот, комментирующий проделки Тевкра. Люмин неожиданно почувствовала накатывающие волны обжигающего холода, будто только сейчас осознала, насколько сильно она погрязла в этом всем. Ладони вспотели, а сердце забилось так сильно, что девушка слышала каждый его хаотичный рваный удар. - Перестань. Люмин вскинула голову. Негромкий раздраженный голос ударил словно набатом по голове. Девушка на секунду зажмурилась, пытаясь взять себя в руки, и, собравшись с силами, открыто посмотрела на Тарталью. - О чем ты? - ее голос едва дрожит, и Тарталья ухмыляется. Зло. Холодно. Он ловко поднимается с какого-то ящика, бережно сворачивая бумагу и пряча ее в карман. Подходит к Люмин. Непозволительно близко, так, что девушка, делая неосторожный глубокий вдох, наполняет себя запахом моря, прохладного ветра и его неповторимого аромата. Делает шаг назад, робкий, необдуманный, показывающий, как давит на нее стоящий рядом мужчина. В синих, как само море, глазах блещет одна тьма. Ни одной теплой искры к ней, только холод, раздражение, издевка. То, что делает больнее всего. Но не только девушке, но и ему самому. Хочется схватить его за плечи, трясти изо всех сил, криком добиваясь ответа, за что он ее возненавидел? Что стало с ним? А главное, когда? Это Люмин должна была злиться, должна была презирать его за то, что он пытался сделать с Ли Юэ. Но каким-то непостижимым образом влюбилась в Предвестника. Богам наверняка просто стало скучно, и они решили развлечься, никак иначе Люмин не могла объяснить вспыхнувшие чувства к тому, кого в лучшем случае должна была просто игнорировать как нечто сопутствующее вопреки ее воле конечной цели. - Ты думаешь, я не вижу? - ровно произносит Тарталья, приближаясь к Люмин еще ближе, и она чувствует, как сердце вновь заходится в каком-то сумасшедшем темпе, ведь девушка ощущает тепло его дыхания на своем лице. Закрывает глаза, пытаясь отойти как можно дальше, но мачта не дает этого сделать. Спина упирается в толстый брус и бежать дальше некуда. Сейчас девушка не думает о своей гордости, о его внезапной ненависти. Хочет только одного: не сорваться и не впиться в его губы поцелуем, который постоянно преследует ее во снах. Только в них Аякс смотрит на девушку с нежностью и теплом во взгляде, а не пронзает ее холодными иглами презрения к ней. Внезапно сжавшиеся на ее подбородке сильные пальцы вынуждают Люмин открыть глаза и гордо поднять голову. Чайльд насмешливо хмыкает от этого демонстративного жеста. Сжав пальцы еще сильнее, с удовольствием рассматривает нежное лицо девушки, которая упрямо не отводит взгляд, игнорируя расползавшуюся из-под мужских пальцев боль. - Я вижу каждый твой липкий взгляд, чувствую его на своем теле. Постоянно. Даже во время битвы. Удивительно, как тебя еще не убили. Интересно, как бы на причину подобного исхода отреагировал твой святой Архонт, - холодный смех пронзает Люмин сильнее, чем осознание того факта, что Тарталья давно обо всем знает. А она-то была уверена, что остается незаметной в своих наблюдениях. Яркий румянец расцветает на девичьих щеках. Слезы начинают щипать глаза и Люмин наконец пытается вырваться. Отталкивает Чайльда руками со всей силы, но не может даже сдвинуть его с места. Близость сильного горячего тела и такие злые холодные слова пробуждают в душе девушки настоящую истерику. Она открывает рот, чтобы что-то крикнуть ему в лицо, что-то такое же горькое и обидное, но не успевает. Чайльд молниеносно хватает девушку, рывком разворачивая к себе спиной. Одной рукой крепко обхватывает талию, второй зажимает рот и всем своим телом прижимает к мачте. Люмин пытается вырваться, но ладони почему-то безжизненны и пусты. И теперь ей становится по-настоящему страшно, весь запал мгновенно иссякает - без силы стихии ей не справится с мужчиной. Тело моментально обмякает в сильных руках. Да, она испытывает страх, но не из-за того, что Чайльд может с ней что-то сделать: с каждой секундой, несмотря на все происходящее, истосковавшаяся по этим прикосновениям сама душа начинает реагировать все острее на долгожданную близость, и это больнее всего. - Неужели испугалась? - горячий шепот обволакивает сознание Люмин, делая ее все более податливой в руках Тартальи. - Я не могу тебе раскрыть все тайны, но есть кое-что на наших кораблях, что не дает чужаку использовать свою силу, даже если этому чужаку не нужен глаз Бога. Сойдешь на берег, и все вернется на круги своя. Но о чем это я, - театральная наигранная пауза ударила по и так натянутым нервам Люмин, и она снова дернулась в железной хватке крепких рук. Безрезультатно. - Ах, да. Оставь обожание и наивную влюбленность в своих взглядах своему распрекрасному Архонту, не распыляйся на нас двоих. Ведь это ему ты буквально заглядываешь в рот. Бросила поиски своего брата из-за него, ведь должна быть у такого поступка какая-то большая основа, чем просто уважение, а? Или ты просто двуличная пустая сука, которой плевать на свою семью? Я даже не знаю, какой вариант в моих глазах замарает тебя меньше. Внезапная свобода от кольца крепких рук на мгновение дезориентирует Люмин. Она резко оборачивается и, не обдумывая свои действия, заносит ладонь, но не успевает наградить это красивое лицо пощечиной: рука крепкой хваткой поймана в нескольких сантиметрах от лица Аякса. Его глаза зажгли опасным огнем ярость и злость. В мгновение ока девушка вновь оказывается вдавленной в злосчастную мачту. От сильного удара на миг перехватывает дыхание, и Люмин не сдерживает болезненный стон, почувствовав хватку на своих руках во много раз крепче предыдущей. - Посмей еще только раз даже подумать о подобном, твой любимейший Архонт будет искать твои милые пальчики по всему каменному лесу, ты поняла меня? Люмин слегка потряхивает от легких разрядов тока, пробегающих по телу Чайльда. Девушка смотрит прямо в его глаза, понимая, что какая-то очевидная мысль никак не может улечься в ее голове. Тарталья постоянно говорит о Мораксе, говорит о нем со злобой, раздражением... Ревностью? Какие чувства он хотел искоренить в себе? Неужели?... Люмин хочется смеяться и плакать одновременно. Этого просто не может быть, но это многое бы объяснило. Не понимая, что движет ею: разбитое сердце или же низменное желание отомстить за эту самую боль, девушка тянется вперед и, едва касаясь мужских губ, шепчет: - Я уверена, что мой любимейший Архонт будет очень расстроен, если хоть волосок упадет с головы его драгоценной помощницы. Ты так не думаешь? Видел же, как сильно он заботится обо мне. А о тебе? Отстраняясь, Люмин видит сузившиеся, наполненные яростью, глаза, которые буквально заставляют ее проглотить последние слова. Несколько секунд тишины, в которой, казалось, даже воздух трещит от напряжения, дают волнению и страху захлестнуть с головой. Теперь Люмин отчетливо понимает, что ступила на опасную территорию, и на этой территории, помеченной ревностью и всепоглощающим чувством собственничества, она не боец. Но чувства, воющие в голове громче раненого зверя, заглушают здравый смысл. Ей больно. Душа - будто сброшенная на пол мозаика, сметенная волнами бушующего моря в глазах напротив, рассыпается на мелкие части. Потерянная, разбросанная по самым укромным уголкам мира - заново не собрать. Слезы текут по щекам, но девушка этого не замечает. А от нежного прикосновения к чувствительной коже хочется рыдать в голос, ведь понимает, что все это иллюзия, и слова станут прямой противоположностью действиям. - Бедная девочка, - насмешливо говорит Тарталья, и Люмин обреченно поднимает на него взгляд. - Ты совсем потерялась в нем, да? Наверное, это неудивительно. Сила и величие всегда манят. Но ты не напугаешь меня своим Архонтом. Если ты забыла, я бросил ему вызов и готов был либо умереть, либо отправить его в Селестию. И я могу сделать это снова в любой момент. - Лжец, - на выдохе произносит Люмин. - Какой же ты лжец. Сил держать себя в руках больше нет. Девушка подается вперед и впивается поцелуем в мужские губы. Обвивает растерявшегося от неожиданного напора Чайльда руками, пальцами зарываясь в его мягкие волнистые волосы. Как же она скучала по этому ощущению. И пусть хоть Бездна разверзнется сейчас под ней, сожалений не будет. Ответ не заставляет себя ждать. Жесткие влажные губы, сильная хватка одной руки на обнаженном бедре под поднятым платьем, вторая рука в ее волосах. Наматывает их на кулак, тянет назад, открывая доступ к шее. Люмин судорожно вдыхает, чувствуя, как Чайльд покрывает грубыми и сильными укусами ее шею и ключицы. Боль сильнее удовольствия, и Люмин жмурит глаза, но не отстраняется, лишь сильнее льнет к желанному телу. Чайльд отрывается от истерзанной шеи и, не глядя Люмин в глаза, разворачивает ее спиной к себе. Его движения поспешны, грубы, но девушка чувствует накатывающее волнами удовольствие. Она так давно этого хотела, так долго мечтала... И теперь, когда она знала, что больше это не повторится никогда, было легко игнорировать жестокость и злобу Тартальи, сквозящие в каждом его прикосновении: тело упорно воспринимало только близость так глупо полюбившегося человека, который наказывал Люмин за то, к чему она не имела ни малейшего отношения, и девушка с радостью принимает это наказание. - Интересно, понравится ли твоему Архонту осознавать, что ты принадлежала другому? Люмин до боли закусывает губу, чтобы своим ответом не оттолкнуть Предвестника от себя. Держась руками за мачту, закрыв глаза, полностью отдаваясь ощущениям, она едва сдерживается, чтобы не простонать его настоящее имя. Аякс. Аякс. Аякс. Ответ на свой вопрос ты сможешь узнать сам, когда я скажу, что все это время любила только тебя.***
Чайльд скорее почувствовал, чем услышал, чье-то приближение. Интуитивно понял, кто это, но тем не менее напрягся, зная, что последует дальше. И правда. Руки, ласково опустившиеся на его плечи, начали аккуратными движениями разминать затекшие напряженные мышцы. Он хотел было вырваться из этого плена, но крепко сжавшиеся пальцы с силой надавили на его тело, заставляя остаться на месте. - Ты пьян, - шепнул на ухо до дрожи любимый голос, и Тарталья зажмурился, осознавая, что как раньше вряд ли будет. Теперь эти мягкие, бархатные интонации обрушились на него неподъемным грузом: он не заслужил. Ничего из этого. Чайльд уронил голову на сложенные на столе руки и надломленным хриплым голосом едва слышно пробормотал: - Уйди, прошу. Я не должен быть рядом с тобой ни сейчас, ни когда-либо. Я все разрушил. Как обычно. Только это я и умею. Кресло, в котором сидел Тарталья, в одно мгновение оказалось развернутым. Он вскинул голову, против воли встречаясь с расплавленным золотом в глазах напротив. Чайльд ожидал увидеть в этих глазах разочарование, осуждение, гнев, презрение, но золотые радужки были полны только понимания, искреннего сочувствия и гребаной нежности. - Ты ничего не испортил, Аякс, - и снова мягкость в спокойном голосе, которая делает больнее во стократ самой изощренной пытки. Чжун Ли снял перчатку и ласково коснулся костяшками пальцев щеки Чайльда. Такая простая ласка не смогла оставить его равнодушным, и, не сдержавшись, Тарталья вцепился пальцами в запястье Архонта, поворачивая голову и вжимаясь лицом в его раскрытую ладонь. - Хотя я совсем не понимаю твоих мотивов. Что подтолкнуло тебя к этому? Чайльд бы посмеялся сейчас из-за любопытства в голосе Чжун Ли и его извечного желания разобраться в эмоциях людей, но было не до этого. Сказать хоть слово об этом было невероятно тяжело. Дыхание сперло в груди, и Тарталья с ужасом понял, что на него начали накатывать волны чистейшей паники. Вот сейчас он признается в том, что и так лежит на поверхности, и Моракс окончательно поймет, какой Аякс на самом деле - эгоистичный, аморальный, двуличный и бессердечный - не с врагами даже, а с теми, кто был ему хоть немного близок. Увидит как на яву и поймет, что он представляет собой на самом деле. - Моя глупость, - выдавил из себя Чайльд, позволяя себя одну единственную слабость: нежные хаотичные поцелуи, покрывающие руку Чжун Ли. Пальцы, сжавшие подбородок Тартальи, подняли его голову вверх. Глаза в глаза. Смотреть прямо в эти золотистые радужки нет сил, Чайльд ведь уверен, что сейчас Моракс одним взглядом вынет из него душу, вывернет ее наизнанку, оставив самого Тарталью барахтаться в ворохе боли и дерьма; в пропасти, в которую он сам себя загнал. Чжун Ли молчал, не отводя взгляда. Его не удовлетворил этот ответ. Что это вообще значит? Аякс не был глупым. Ни разу за все то время, что он его знал. - Ты помнишь, что обещал мне, Аякс? Правда. Только она. Ты прекрасно знаешь, что воспринимать иное я не могу. Резко все изменилось. Тарталья вдруг осознал, что кресло, в котором он сидел, откинутое в сторону, с громким звуком влетело в стену, а сам Чайльд возвышается над до сих пор сидящем на коленях Чжун Ли. Неконтролируемые разряды тока вновь пробегают по напряженным рукам, а губы кривятся в какой-то звериной ухмылке, которую так хочется содрать со своего лица. Чжун Ли не должен видеть его таким. Не сейчас, когда Тарталья должен вымаливать прощение за свою ошибку без надежды на его получение. Вместо этого он потерял контроль над собой, окутывая пространство вокруг себя ненавистью и болью, которая проникла в самое его нутро. Чжун Ли поднялся. Выражение его лица не изменилось. Все то же каменное непоколебимое спокойствие, только в глазах яркой искрой мелькнула какая-то нечитаемая эмоция, которая мгновенно пропала, не дав сконцентрированному на своей вспышке ярости Тарталье ни шанса на ее разгадку. - Ты! Ни черта так и не понял, да?! Гребаная ревность окончательно сорвала мне тормоза. Не знаю, какие там порядки у Архонтов, но что мешало тебе поддаться ее вечным щенячьим взглядам и этому слепому обожанию и поклонению? Я узнавал в ней себя, понимаешь? - Тарталья горько рассмеялся, непроизвольно отступая от Архонта все дальше. Навредить ему Чайльд, конечно, не смог бы, даже если бы захотел, но чувствуя, как последние крупицы самоконтроля покидают его тело, хотелось быть дальше. Даже намек на причинение хоть какой-то боли Чжун Ли для него был настоящим богохульством. - Это я так смотрел на тебя. И я это знаю. Это я ловил каждое твое слово, готов был стоять перед тобой на коленях и выполнять любой твой приказ. Это я поклонялся тебе каждую секунду после нашей встречи. И ты знаешь, почему это происходит со мной. Ведь я люблю тебя больше всего, что есть в моей чертовой жизни. Ради тебя я готов был предать Царицу, бросить вызов всей Селестии, спалить весь этот поганый мир до тла. Потому что люблю. Так сильно, как не сможет выразить словами ни один проклятый бард. Глаза начало жечь. Чайльд зажмурился, впиваясь руками в свои волосы. Больше всего сейчас хотелось только одного - испариться. Просто исчезнуть. И не чувствовать той боли, которая каждым словом, словно клинками, выворачивает его наизнанку. Но надо собраться, ведь Чжун Ли попросил правду. И он ее заслужил. - Такой же я увидел Люмин. И только за это я готов был перерезать ей глотку. Думаешь, я бы сожалел об этом? Горький смех, вырвавшийся из груди Чайльда, заставил Чжун Ли вздрогнуть. Как он допустил это? Как смог позволить Аяксу чувствовать всю эту боль и душевные метания? Он все исправит, обязательно, но сначала даст ему выплеснуть все то, что гложило его душу столько времени. - Тогда, в палате, я сдерживал себя. Видят Архонты, как я старался. Перед каждым движением я вспоминал тебя, представлял тебя на ее месте, и только это останавливало мои руки от фатального удара. Я активировал форму духа только по одной причине: чтобы она вымотала меня, лишила сил на совершение ошибки, которая причинила бы боль тебе. Но я хотел. Как же сильно я хотел... - Тарталья вдруг искренне рассмеялся, но этот смех острыми когтями впился в грудную клетку Чжун Ли, сбивая его дыхание. - И, представляешь, она видела в тебе только Бога. Только Архонта. И никого больше. А любила она меня. Бестолковая. Внезапно Чайльд замолчал. В неверии дотронулся до своей щеки и пальцем смахнул влагу, прочертившую дорожку от уголка глаза до подбородка. - Какого хрена?... Чжун Ли больше не выдержал. Несколько стремительных шагов, и он сжимает Аякса в крепких объятиях, не обращая внимания на разряды тока, что непроизвольно вырываются из каждой клетки его тела. - Отпусти, Чжун Ли, прошу... Чайльду пришлось приложить неимоверное усилие, чтобы усмирить стихию. Даже в таком состоянии он не мог позволить себе подвергать Чжун Ли хоть какой-то боли. Руки, до этого пытавшиеся оттолкнуть Архонта, безвольно опустились. Еще несколько минут крепких объятий в безмолвной тишине, и Чайльд начинает чувствовать, как его отпускает. Дышать становится легче, резь в глазах больше не беспокоит, а руки перестают дрожать. Чжун Ли тоже чувствует эти изменения, а потому чуть отодвигается назад, не разрывая объятий. Смотрит внимательно. Анализирует каждую эмоцию на этом красивом лице, не потерявшем ни грамма своей привлекательности даже в этой агонии. Прекрасен. Как и всегда. Сдержаться не получается. Он приникает к губам Аякса жадным поцелуем, будто пытаясь через эти прикосновения забрать всю боль, что так мучала его. Пара мгновений, и он получает ответ на свою ласку. Тихий стон, сорвавшийся с любимых губ, дает ощущение невероятной легкости. Архонт и не осознавал до этого мгновения, насколько его раздавила эта ситуация и душевные страдания Чайльда. Облегчение, которое он почувствовал, было неожиданным, и от того более сильным. Оторвавшись от губ Аякса, Чжун Ли постарался взять себя в руки, охлаждая свой пыл и оставляя на его лице и шее уже иные поцелуи, легкие и нежные, ласкающие эмоционально, а не физически. - Я люблю тебя, Аякс. Что бы ты не делал, я всегда буду на твоей стороне. Богу не положено быть таким, но после встречи с тобой я больше Чжун Ли, чем Моракс. Я положу весь мир к твоим ногам, если ты этого захочешь. И пока жив ты, я буду твоим. До последнего вздоха, твоего или моего, я буду любить тебя. Не знаю, как ты мог вообще хоть на секунду усомниться в этом, видимо, это моя вина. Опешивший от таких откровений, затуманенный лавиной разнообразных эмоций, Чайльд все равно уловил нечто, не понравившееся ему. Чжун Ли решил винить во всем себя? Как это глупо. Тарталья уже открыл было рот, чтобы возразить, но его безжалостно заткнули новым поцелуем, а чуть позже окутали обессиленное тело крепкими горячими объятиями. - Я заключу контракт с самим собой, Аякс. Контракт, стоящий выше всех ранее заключенных. - Чжун Ли нежно обхватил лицо Тартальи ладонями, словно нечто хрупкое и невероятно ценное, заставляя взгляд сапфировых глаз встретиться со своим собственным. - Я всегда буду любить тебя. Всегда буду выбирать только тебя. Даже если ты решишь когда-нибудь оставить меня и двигаться дальше, я все равно останусь твоим. Даже эрозия не заставит меня забыть тебя и те чувства, которые ты взрастил во мне. И пусть гнев камня поразит меня, если у меня хоть на секунду промелькнет мысль нарушить обещанное. - Не смей! - прорычал Чайльд, отталкивая наконец от себя Моракса. - Ты не посмеешь! Даже смертные не прощают подобного, а ты... Ты прекрасное божество. Ты самое восхитительное творение этого мира. Я и так зарвался, заигрался. Посмел осквернить тебя своими прикосновениями. Этого уже достаточно для того, чтобы уничтожить меня, растереть в порошок, как жалкое насекомое, посягнувшее на то, чего оно никогда не будет достойно. Несмотря на то, с какой болью и презрением к себе говорил Тарталья, Чжун Ли не смог сдержать мягкую полуулыбку. Глупец. Он просто не знает, что такое скверна. И не понимает, что Чжун Ли скорее утопит в этой скверне весь мир, чем отпустит Аякса от себя. - Контракт уже заключен, Аякс. Неужели ты думаешь, что мне нужно было твое разрешение? Только я могу решать, что осквернит меня и мою душу. Мне известно, какие демоны рвут тебя на части, - мужчина снова касается лица Чайльда, откидывая прядь непослушных, ярких, как само солнце, волос. - Но твоим демонам не взять верх надо мной. Аякс понимает, что, наверное, выглядит глупо. Широко распахнутые глаза выражают непомерное удивление, а приоткрытый рот силится выдавить хоть пару слов. Чжун Ли видит, какие эмоции овладели Тартальей, а потому просто вновь прижимает его к себе, зарываясь пальцами в мягкие рыжие пряди и вдыхая неповторимый запах любимого тела. Вот так было хорошо. Так можно было бы простоять еще шесть тысяч лет, и Чжун Ли все равно было бы мало.