Держаться за руки приятно.

      Их смех, кажется, слышала вся округа. Последняя битва за диски была совсем недавно, и теперь остатки адреналина вытекают рекой. Хочется расплакаться и смеяться часами одновременно под эту чарующую музыку из проигрывателя. Хочется обнять весь мир, но вместе с тем только одного человека на противоположной стороне скамейки. И они заглушают тревогу о будущем несмешными шутками и заражающим смехом, бурными, громкими рассказами о своих мыслях во время битвы и тихими вздохами облегчения.       Пластинка закончила играть, и Томми вытащил её из проигрывателя, быстро пряча в эндер сундук в его доме. Мало ли. Возвращаясь назад, из-за листвы дерева он заметил пододвигающегося ближе к центру Таббо, но ничего не сказал, также сел чуть ближе.       Настала минута приятной тишины. Лёгкий ветер трепал волосы мальчишек, задувал под одежду, заставляя ежиться, солнце чуть припекало кожу. Если прислушаться, можно услышать шелест листьев и дыхание парней, едва слышные порыкивания монстров в холодных пещерах и журчание случайного потока воды, вылитого из ведра и по неосторожности забытого.       Тепло. Ещё теплее с чужой рукой на своей. Это уже стало традицией, держаться за руки почти всегда, ощущать поддержку и наслаждаться каплей нежности от близкого человека.       Томми сжимает руку Таббо сильнее, на секунду задерживаясь так, а затем резко поднимает их руки высоко к солнцу и трясёт.       — Мы сделали это! – кричит он во всё горло, заливаясь смехом. Таббо тоже начинает смеяться, безуспешно пытаясь вырвать свою руку из-за слишком сильных потряхиваний, боясь, что после её придётся пришивать обратно.       Это предательство резало сердце не хуже холодного металла меча. Всё произошло так быстро, они не могли ничего понять первые пол минуты точно, однако уже валялись на полу с проткнутой грудью и раненым сердцем. Никто не мог предположить, что Эрет так просто предаст своих ближайших друзей. Вот что творит с людьми жажда власти, да?       Солёные слезы от боли и обиды в последние минуты жизни вырывались наружу. Хотелось умереть побыстрей, однако мечи не задели жизненно-важных органов, и умирать приходилось, скручиваясь в агонии, от потери крови. Крики уже стихли из-за сорванного голоса, а болевой шок прошёл слишком быстро.       Рука скребет по полу ногтями, пытаясь заглушить боль другой, менее важной, и неожиданно натыкается на что-то холодное. Чужая рука. Рука Таббо. Раньше такая тёплая и крепкая, сейчас - ледяная, безжизненная и лишь еле подергивающаяся.       Таббо почти умер. Остались считанные минуты.       И Томми в последний раз в этой жизни взял в свою руку ладонь Таббо, сжимая слишком сильно для обычного всплеска эмоций, чуть царапая ногтями уже руку Таббо. Всхлипы стали сильнее.       Неожиданно, ладонь Таббо тоже слегка сжалась, видимо из последних сил Таббо оставался в сознании, и даже так пытался поддержать его. Чувство любви к другу влилось в кашу смешанных эмоций. Благодарность и появившееся чувство спокойствия разлились по ослабшим рукам и онемевшему телу. Рука Таббо совсем ослабла и выскользнула из некрепкой более хватки Томми.       По крайней мере, у них впереди ещё целых две жизни, полные счастья и тепла.       Рука в крепкой хватке второго, Томми ни за что не отпустит его руку сейчас. Не тогда, когда этот придурок сам в лапы в дьяволу лезет!       — Он не убьёт тебя, он, блять, не убьёт тебя! Ему нужен я! Он не собирается нас убивать. Слушай, что мы сделаем, мы прорвёмся до портала, мы можем добежать весь путь да моего- — Таббо выдохнул в раздражении. Томми продолжал быстро-быстро бубнить составляемый на ходу план, крепче сжимая руку Таббо и притягивая его ближе к себе, чтобы у мальчика и мысли не было попытаться приблизиться к Дриму. Он, блять, скорее руку ему вырвет, чем отпустит его!       Но брюнет не слушал Томми, его слова будто заглушились осознанием того, что смерти не избежать. Оно такое отрезвляюще холодное и спокойное. Он устал.       — Мы будем мертвы, прежде чем доберемся до портала. Слишком большое расстояние, — резко прервал Таббо Томми спокойным, размеренным тоном. Чужая рука на своей ощущалась тепло, домашне, но ей нужно было отпустить. — Всё в порядке. Мы повеселились. Это.. Это- это было весело, — слишком много горечи в голосе для решившего умереть человека.       — Почему ты так просто принял это? Не принимай это так просто сейчас! — паника была слишком заметной. Томми убрал свою руку в страхе, чтобы, потеряв ощущение чужого тепла и испугавшись ещё больше, что это тепло больше никогда не будет в его жизни, вновь схватить её, сжимая настько сильно, насколько возможно. Чужой маленький вдох от причиняемой боли не помог ему успокоиться ни капельки, разве что Томми перестал так сильно впивать погрызанные ногти в кожу, но держал всё также крепко.       Логичные выводы Таббо о том, что им некуда бежать из этой дыры, лишь сильнее ранили.       — Всё хорошо, мы повеселились немного, и.. О, вот и наш единственный выход пропал, — лифт, на котором они спустились сюда, уехал обратно на верх. — И, да, это был наш единственный вариант. И.. Да, всё кончено.       Всё кончено.       — Мы повеселились немного, это было правда весело. Знаешь, всё хорошее должно подойти к концу когда-нибудь? Я думаю, я думаю, это будет.. Это будет моим концом, так сказать, — Томми потряс головой, беря уже обе руки Таббо в свои, сжимая их, желая ощутить, что они всё ещё принадлежат живому человеку. Уже нет?...       — Но что я без тебя?       — Ты сам.       Слезы упали на сцепленные ладони, дальше скатились на каменный пол.       — То есть ты принял это? Ты в поряд-       — Да, всё.. Всё в порядке. Всё в порядке, хей.       Ещё больше слез упало на каменный пол. Такой же чёрный, как и эмоции двух мальчиков сейчас. Таббо высвободил свои руки и положил их на плечи Томми, притягивая его в последние объятья.       — Это и было впорядке, мы сказали наши прощания уже, ещё в самом начале. Это.. Он говорит, что я пешка — это шах и мат. Это всё. Это конец, — он взглянул за плечо Томми, до этого не решавшийся поднять глаза с пола, чтобы посмотреть на наслаждающегося своим пребыванием здесь Дрима, опёршегося на свой острый незеритовый топор. И отступил. Обошёл Томми, и развернулся к Дриму спиной, чтобы последним, что он видел перед смертью, был не он, а его лучший друг. Сделал пару шагов спиной ближе к Дриму.       Томми потянулся к нему, сделал несколько маленьких, дрожащих шагов, и вновь взял его за руку. Не будь сейчас такой момент, Таббо обязательно бросил бы что-то вроде "ПрилипчивыйИннит". Но он этого не сделал, лишь сжал чужую руку. Умирать всё равно страшно.       Слышен взмах чужого топора, холодный, пугающий звук, эхом отражающийся от далёких стен.       Томми не смог заставить себя смотреть на смерть своего лучшего друга, он крепко зажмурил глаза.       — Панз..?       — Прости, Дрим, но тебе стоило платить мне больше.       Волна чувств и адреналина захватила Томми. Они пришли! Они, мать твою, пришли! Впервые в жизни, впервые в жизни они пришли к ним!       — Вы пришли! — вырвалось само по себе. Но взгляд упал за спину друга. Топор всё ещё над его головой, нужно что-то делать, быстро.       Резко дернув Таббо к себе, почти заставив его упасть, и почти таща его за собой, он побежал в сторону появившейся группы людей со всей возможной скоростью.       — Таббо, назад, назад!!! — кричал Томми, забегая за спину Сапнапа.       Спасибо. Боже, спасибо, что всё так обернулось.       Он больше не отпустит Таббо.       Таббо стоял там минуты две, глядя в пустоту.       Как это, Томми умер? Как это, Томми умер в этой тюрьме от рук больного садиста? Как это, Сэм, а?!       Безвыходная злоба от отчаяния начала бросаться на всех, кого можно. Сэм даже не удосужился лично рассказать ему о смерти его лучшего друга! И чего Джек такой расстроенный, он же какого-то хрена ненавидел Томми! И вообще какого хуя этот зелёный придурок вообще посмел хоть пальцем тронуть его Томми?!       Он резко ощетинился от навязчивых мыслей пойти и раскрасить зелёные рожи этих придурков в красный, как раз под цвет Рождества, надеюсь, за полгода не заживёт.       Взглянув в сторону Ранбу, который стоял рядом и неловко держал в руках строительные материалы для их нового отеля, он нахмурился и отвернулся, быстро засеменив в направлении тюрьмы. Лишь бы Ранбу не пошел за ним, лишь бы не пошел. Таббо совершенно не хотел, чтобы его муж видел его в таком состоянии.       Но Ранбу пошел. Чуть позади, своими длинными ногами и размеренными шагами, чтобы нечаянно не перегнать Таббо и не нервировать его ещё больше.       Чёрные, гигантские стены тюрьмы показались слишком быстро, чтобы успокоиться хоть на каплю за время пути. Они нависали над Таббо, слишком сильно напоминая стены бывшего Л'Мэнбурга. Он не любил находиться здесь, ненавидел всеми фибрами души, если конкретнее, слишком много воспоминаний с чёрными стенами то тут, то там, аж блевать тянет. Но он заходит внутрь, проходя через всё ещё не закрытый Сэмом портал.       И первое же, что он видит – Сэма, склонившегося над мертвым телом Томми прямо на полу в приёмной.       Мир остановился во второй раз. Точно. Это... Последняя жизнь Томми.       Он умер.       И больше не вернётся.       Мир рухнул. И он больше не ощущал тёплых рук Ранбу на своей спине. Не слышал, как его зовут по имени и ударов чужих слез о чёрную плитку пола. Лишь темнота вокруг и ледяная рука Томми в его собственных тёплых ладонях.       Холод резал кожу ножом.       Томми мёртв.       Теперь осталась лишь темнота.       Его рука тёплая и мягкая, кожа нежная, лишь оскверненная небольшими бороздами шрамов от воды. Она большая, полностью покрывает руку Таббо. И она нежно поглаживает пальцами ладонь, вместо того, чтобы грубо сжать и постоянно куда-то тянуть за собой, будто пытаясь вырвать её. Она определённо должна быть лучше грубых касаний часто грязных рук Томми. Но почему-то он скучает по ним. По нему.       Слезы больше не вгрызаются в чужую грудь шрамами, всхлипы и крики больше не заглушают холодный ветер и скрип снега за тёплыми стенами, дрожь больше не сотрясает маленькое тело.       Здесь и сейчас Таббо тепло и уютно, и он улыбается, успокаивая этим Ранбу и Майкла. Всё хорошо, он переживёт это.       ...       Он не сможет.