Как она учила

Миссис Поузли! — шепнул мистер Мун на ухо старушке, которая внимательно наблюдала за тем, как Гюнтер и Розита пытаются «нежно» станцевать вальс к новому шоу. — Да, мистер Мун, — миссис Поузли подошла к нему. — Знайте… Я тут подумал… — начал мистер Мун, почесав макушку, — несите подарок для Розиты прямо сейчас. — Сейчас? Но мы же планировали… — засуетилась старушка, разводя тощими руками в стороны. — Знаю! — поспешно прервал её Мун. — Знаю… — вздохнул Мун и потёр переносицу. — Как видите, график у нас напряжённый… Нужно сделать это сегодня. Пока все в сборе. А почему пока все в сборе? Разве не всегда все в сборе? Нет… Прошло около двух лет с того радостного момента, когда шоу «Не от мира всего» принесло театру Муна необычайную популярность. Все были рады тогда. У всех внутри была зажжена искра. Однако, надолго ли? Эш тогда часами сидела наедине с гитарой и с вдохновением. Она всё сочиняла и сочиняла взрывные хиты, чтобы затем их представить мистеру Муну. Да и Клэй Кэллоуэй всегда был рад принять её у себя дома. Эш была счастлива от того, что ей удалось всё-таки разбудить в нём прежнюю страсть к музыке. Эта страсть заряжала и её. Розита была бесконечно счастлива от того, что переборола свой страх. И что её детская мечта наконец-то стала реальностью. Усталость мужа от тяжёлой работы как рукой сняло! Она видела в его глазах гордость… Впервые за столько времени. Он как будто снова смотрел на неё, как на женщину. Снова ценил её. Замечал. Гюнтер был неугомонен. Он чувствовал себя родным в этой обстановке. Чувствовал, что ему всегда тут рады. Что никто не считает его дураком или чересчур надоедливым. Он выкладывался на все сто и на репетициях и на выступлениях. Гюнтер и сейчас такой… Разве в силах что-то затушить пламя, разгоревшееся в его сердце? Мина тоже нашла своё счастье. И, кстати, не потеряла его. Её обожаемый мороженщик всё так же с ней. Всё также ей верен и считает её скромной богиней. А Джонни-то как был счастлив! Когда он заходил в танцевальный класс, то все замолкали, включая Клауса Кикенклобера. Он твёрдо знал, что обезьяна его уважает. И уважает уже навсегда. Какую бы ошибку Джонни не сделал. Такой уж этот странный Кикенклобер. Если презирает — до того момента, пока не покажешь ему свою силу. Пока не покажешь, что ты чего-то да стоишь. Вот Джонни тогда и показал на сцене. Кикенклобер оценил. Кстати, именно Кикенклобер первый заметил, что с Джонни что-то не так. Но долго не мог понять, в чём дело. Пока до него вдруг не дошло: та самая «гопница» с переулка больше не приходит в театр, не приходит на выступления Джонни и не срывает его — Кикенклобера — уроки. «Да. Давно её не видно, — подумал тогда Клаус. — Очень уж давно». И после двухчасовых расспросов обезьяны, потом мистера Муна, а после и всех остальных — Джонни раскололся. Все узнали — Нуши уехала. Ну, была какая-то девчонка. А когда не стало, то никто и не заметил. Кроме Джонни… И вот он сейчас стоит и смотрит на уставшую, но счастливую Розиту; на Эш, которая настраивает гитару, чтобы спеть для именинницы; на Гюнтера, который кажется весьма доволен таким стечением обстоятельств — он так усердно танцевал этот «вальс», что совершенно выбился из сил; на Мину, что крепко-крепко, по-слоновьи, обнимает Розиту. На Муна. Прерывисто вздыхающего. Джонни искренне надеется, что от радости. Иначе чего бы мистер Мун так улыбался и толкал Миссис Поузли в плечо? Снова все в сборе, как и раньше. Только от этого ещё паршивее внутри. Парень то сжимает кулаки, то разжимает их. Он начинает понимать, что не может жизнь всегда быть лёгкой. Печаль имеет место быть в его душе наравне со счастьем. Так надо. Так нужно. Если Нуши уехала, значит — так надо. Она сделала свой выбор, и он никогда её не упрекнёт. Лишь аккуратно обнимет, если она всё-таки надумает вернуться. Джонни чувствует внутри уже не жжение от тихо бьющегося сердца, а то, что оно начинает биться сильнее и упорнее. Оно хочет жить, и он — Джонни — тоже будет. Куда уж он денется… Джонни тихо хлопает в ладоши, когда Мина заканчивает петь для расплакавшейся Розиты. И, как и все, подходит, чтобы обнять её. Джонни будет жить. И жить счастливо! Как Нуши учила… «— Ты ещё Малыш, Джонни, — усмехнулась Нуши. — Ты когда-нибудь поймёшь, что ничто не должно быть именно так, как ты этого хочешь. Есть счастливые моменты. Есть грустные. Почему счастье ты принимаешь как должное, а от всего остального отказываешься? — Нуши сделала глоток газировки. — Я уеду — это печально. И ты не знаешь куда — это тоже печально. И не знаешь — вернусь или нет, — девушка запнулась, поймав на себе застекленевший взгляд Джонни. — Всегда танцуй, как будто в последний раз, — наконец выдавила она. — И не забивай голову всякой фигнёй, О’кей? — Нуши отвернулась и уставилась в окно. — Я хочу чего-то нового, Джонни. Здесь меня… — она перестала смотреть в окно и просто опустила голову, — ничего не держит.» Нуши знала — она врёт. А вот Джонни поверил… «Мне становится легче, — подумал сейчас Джонни. — Взрослею». — Эй, Джонни! Что-то не так? — весело спросил мистер Мун, заметив, что парень уже полчаса ковыряет ложечкой праздничный торт, который приготовила Мина. — Всё впорядке, мистер Мун, — улыбнулся Джонни и поднял с пола глаз миссис Поузли. «Теперь уже точно в порядке». Джонни решил — он снова будет прежним. Перестанет страдать попусту. Всё, наконец, встало на свои места. Чтобы ни случилось, танцевать Джонни не перестанет. И забивать голову фигнёй больше не будет. Как Нуши учила. Джонни скорчил рожицу, веселя плачущего поросёнка, у которого братец отобрал игрушку. Да, у Розиты всегда шумно дома.