Проклятое Озеро

Озеро всегда было там. На западе, в тени деревьев, спрятанное от посторонних глаз зарослями дикой ежевики. Все деревенские знали, где оно, но мало кто видел вживую. Тёмыч натыкался на Озеро каждый раз, как покидал границу поселения. Даже когда не хотел этого. Даже когда шел в обход южной тропкой через сопку. Оно не отпускало. Но и не Звало. Тёмыч ходил к Озеру, сколько себя помнил. И знал, что он был один такой. Если кто, наслушавшись россказней, хотел поглядеть на Озеро своими глазами, то он шел по известной всем дороге. Вот только Озера не находил. Что ребятня, что туристы, что пьяные обалдуи, все они блуждали кругами да не могли попасть в желаемое место. Кое-кому все же удавалось лицезреть эту проклятую воду своими глазами. Эти люди не вопили о планах найти заветное место, нет. Они забирались на крыши своих домов перед рассветом, сидели там несколько часов, затем тихо спускались и спокойно уходили в лес. И больше не возвращались. Эти люди слышали Зов. Тёмыч в молодые годы шарахался от всей этой чертовщины, частенько спал с включенным светом и пытался запить страх алкоголем. Не вышло прогнать своих демонов, зато прогнал пьянством жену. С годами, однако, стало полегче. Люди все также уходили к Озеру. Не часто, раз в пятилетку примерно. Деревенские качали головами и продолжали жить по-своему. Небо не падало. Заметив на висках седые волосы, Тёмыч плюнул и махнул на страх рукой. Будет, что будет. Только лампу все также включал по ночам. Но бросил пить. Дни привычно то летели пулей, то тянулись как городские вечерние пробки. Ноги словно сами натыкались на проклятый берег, стоило Тёмычу выйти по грибы в октябре или на рыбалку туманным июньским утром. Ранней весной одним памятным годом направился Тёмыч к приятелю. Шагал утречком по тропке, ломая тяжелыми сапогами тонкий лёд на лужах да почесывая седые космы, от которых на шестом десятке уже мало что осталось. Махнул рукой мальчишкам, катившим велосипеды к старенькой школе; кивнул соседкам-старушкам, что потягивали утренний чай на скамейке у ворот; завернув за угол, почистил о сочную траву подошву сапог, да вышел на асфальтовую главную дорогу, года два как доделанную. Там уже, мимо пары больших богатых домов да тройки магазинчиков, добрался до длинного двухэтажного здания школы. Зашел сбоку с подъездной дорожки, отер о ступеньки сапоги, выкурил сигаретку под железным козырьком, глядя на серое небо, и только потом зашел внутрь. — Э, Тёмыч, утречка, — гнусаво воскликнул школьный сторож, Миха, улыбаясь во все двадцать три оставшихся после бурной молодости зуба. — Чаю будешь? — Буду, — кивнул Тёмыч, падая на косой стул у окна. Заварили чай, пахнущий лесом и детством. Достали к нему из закромов новомодные мягкие вафли да сухарики с изюмом. Поговорили о делах, о ремонте в доме престарелых, и новой спортивной площадке для школьников. Обсудили избалованную молодежь и забитые водостоки. Миха пожаловался на сына-бездельника и нахваливал умницу-невестку. Тёмыч кивал, поддакивал и думал о жене, которая по слухам неплохо живет в городе. Отправила вроде дочку в университет в прошлом году. Да… Чай допили, собрались расходиться, как в деревянную дверь торопливо постучали. На пороге сжалась от холода девчушка. Старенькое желтое пальтишко испачкано мазками синей краски, рюкзак — в лохмотья изрезан. Девчонка взрослая, глаза вон накрашены, а смотрит волчонком. — Дядь Мих, нитки дадите? Мать за рюкзак прибьет. Ни следа слез в голосе. Тёмыч хмыкнул, подозревая, что кто-то из одноклассников девчонки завтра найдет дохлую мышь в сумке или уйдет домой с разбитым носом. Если не уже. Поставили чайник вновь. Достали шоколадные конфеты с ароматом ананаса. Тёмыч крутил ручку на стареньком радио, ловил музыкальную волну. Миха профессионально штопал черную ткань рюкзака, а девчушка оттирала синюю краску с пальто влажными салфетками. Извела три маленькие пачки, но привела одежду в приличный вид. Пока гостья складывала в рюкзак тетрадки, почти не пострадавшие, Тёмыч рассматривал мелкие разноцветные розочки из атласных лент, булавками приколотые в черной ткани. Он их сразу и не заметил. Подумал, умеет ли делать такие невестка Михи или дочка жены. Посмеялся сам с себя, попрощался, поблагодарил за чай да пошел по своим делам. Следующий рассвет Тёмыч встречал, спускаясь с сопки. Он потом так и не мог вспомнить, зачем вообще вышел из дома в ту ночь. Зато утром в лесу наткнулся на знакомые голые ветки ежевики. Остановился Тёмыч в паре шагов от них. Думал перевести дух, приветственно кивнуть Озеру да отправиться назад в деревню, но тут заметил метрах в пятнадцати слева желтое пальтишко. Знакомая девчушка, словно завороженная, направлялась сквозь хлесткие тонкие ветки прямо к темной проклятой воде. Тёмыч чертыхнулся. Зов — дело определенное. Вспомнил атласные розочки и взгляд волчонка, сплюнул, перекрестился и направился следом за девчушкой. Озеро было таким же, как и всегда. Узкая полоса берега из острых черных камней. Старенький деревянный причал, неизвестно кем, зачем и когда построенный. Черная вода, идущая мелкой рябью даже в безветренную погоду и никогда не отражающая небо. Словно кусочек бездны на земле. Тёмыч повертел головой. Подметил упавшую еловую ветку на берегу. Перевел взгляд на девчушку, быстро идущую по причалу. Не успеет. Тёмыч ринулся следом, гулко топая по отсыревшим доскам, ухватился за ворот желтого пальто, но слишком поздно и слишком резко. Вместе с прыгнувшей девчушкой старика потянуло вниз. Ледяная жидкость моментально сковала тело цепями. Тёмыч словно окунулся в нефть — под водой было темнее, чем в самую беззвездную ночь. Ткань пальто рывком выскользнула из окоченевших пальцев. Он рассеяно водил руками вокруг себя, пытаясь нащупать девчушку, но ничего не нашел. Попробовал выплыть на поверхность, но огненно-горячие руки, схватившие за ноги, не дали даже двинуться в сторону воздуха. Много рук, горячих словно сковородки, хватали за штаны, потяжелевшую куртку, седые волосы и замерзшие пальцы. Хватали и тянули вниз. В какой-то момент рот заполнил вкус тины и гнилых яблок. Тёмыч успел подумать, что погибнет все же в Озере, но все же так и не познав Зов, пугавший его всю сознательную жизнь. Даже успел испытать тень удовлетворения от этой мысли. Вот только погибнуть не успел. Чужие ледяные руки вцепились к его куртку на плечах и потянули вверх. Затем перехватили подмышками и потянули сильнее. Раскаленные ладони держали Тёмыча всего пару мгновений, словно ради приличия, а потом резко отпустили. С чужой помощью Тёмыч вылез на мокрые доски причала, долго выкашливал черную воду, которая будто въелась в его внутренности, да переводил дыхание. Спасителем его оказался парнишка, вроде из казах. Пытался отдышаться да улыбался, довольный собой. — Живой, старик? Тёмыч окинул острым взглядом пальтишко да ботинки, что явно стоили больше всего его дома вместе с кошкой, десятком куриц и выводком тараканов. — Живой. — Ну и хорошо. Молчали долго, вглядывались в воду. Черная гладь привычно шла мелкой рябью. Тёмыч дрожащими покрасневшими от ожогов руками медленно застегивал замок на мокрой тяжелой куртке. Ощупал мокрую пачку сигарет в кармане. — Не ходи сюда больше, — тихо посоветовал мальчишка, протягивая курево и зажигалку. Тёмыч посмеялся и медленно закурил. — Всю жизнь пытаюсь, да никак. Мальчишка поглядел на него с интересом, но промолчал. — Не местный, а? — Даа, мимо проходил. Тёмыч хмыкнул. Мимо Озера просто так не проходят. — Как звать-то? — спросил он, отдавая сигареты и зажигалку владельцу. — Артур. — Спасибо, Артур. Мальчишка кивнул, вновь нацепив на лицо довольную улыбку, окинул Озеро мимолетным взглядом, засунул руки в карманы черного дорогущего пальто, явно не предназначенного для прогулок по лесу, и направился прочь с причала. Тёмыч следом за ним поднялся на ноги. — Эй, Артур! Мальчишка обернулся. — Девчушку не мог вытащить? Зачем меня-то? Тот покачал головой. — Ее Звали, а тебя нет. — Знаешь про эту чертовщину что еще? Как убрать это? — Никак. И все. Никаких подробностей. Тёмыч раздосадованно цыкнул. Атласные розочки стояли перед глазами. Кожу жгло от проклятых ладоней. Еловая ветка также лежала на камнях. — Возьми с собой, — посоветовал Тёмыч, махнув на ветку рукой. — Завари иголки. Чай вкусный и полезный. Мальчишка удивился, но ветку подобрал, поблагодарил и скрылся за кустами. Тёмыч постоял на берегу еще немного, смахивая с щек горячие слезы дрожащими руками. Зло кинул в воду пару камней, но они даже не нарушили естественную рябь озера. Словно и не было их. В деревне пару дней поохали и погоревали, а затем будто забыли о девчушке в желтом пальто. Словно и не было ее. Зачем говорить? Зачем вспоминать? Это был Зов. Все знали. И знали, что тут ничего не поделать. Такое случается. Никто не возвращается с Озера. Это ведь невозможно. Тёмыч все также ходил по улочкам. Он вновь и вновь натыкался на проклятый берег, но к воде не подходил. Он возвращался. Это возможно. Он вспоминал мальчишку в дорогом пальто и сильную хватку на плечах. «Проходил мимо». И это возможно. Тёмыч купил на воскресном базаре платочек с атласными цветами и повесил его в рамке над столом на кухне. Он надеялся, что когда-нибудь, возможно, жизнь людей в деревне станет чуточку лучше и безопаснее. Не из-за него, явно не скоро, но когда-то. Возможно. Тёмыч в это верил. Он больше не спал с включенным светом. И не ел яблок.