Увидимся?

— Кагеяма, просто пообещай, что все будет хорошо, что я справлюсь, что я смогу? — Он лежал на его груди, пустым взглядом бегая по палате. Не было сил на истерику и боль. А Тобио скрывая слезы, улыбался смотря на своё единственное солнце.  — Конечно, Шое, ты справишься, а даже если нет, то не отпускай моей руки — Он поднял его лицо к своему, показывая свои настоящие эмоции, доказывая, что так и будет.  — Я пойду с тобой даже на тот свет, ты веришь мне? — Шоё верил, даже семья не была с ним столько, сколько был он.  — Кагеяма, почему все так? Почему? Почему я не могу быть волейболистом? Почему я сейчас в больнице, не на соревнованиях? Почему ты не на соревнованиях? Оставь меня.  — Нет, придурок. — Сорвался темноволосый на крик, резко разворачивая его личное лето к себе. — Хината, мы же друзья, я тебя никогда не оставлю. Пока ты не вилечишься — не отпущу. Забудь о другом. — Он прижал его к себе, укрывая от всего мира. Он его спасёт ценой всего. Тихие всхлипы и скромный закат протекающий по всей палате и двое, что цеплялись за ветер будущего вместе, но тот был слишком силён, ударяя их раз за разом. Долго ли осталось Хинате жить с его-то скорым развитием болезни и грустных взглядов врачей? Никто не знал. И надежд не давал. В один из дней, когда уже совсем тяжко стало, Кагеяма принял решение, что срочно требуется перевозить его в другую больницу. Шли дни, недели, месяцы, Шоё даже выписали, он лечился дома, где рядом всегда был друг возлюбленный, который и сам бросил спорт, отдав себя своему любимому. Когда-то он постригся ради него так же налысо, как и стриг Шоё, а сейчас смотрит на этот короткий ёжик, и счастливую улыбку, он справляется и он сможет. Он никогда и ни в кого так не поверит.

***

Так ему думалось, пока он возвращался в спорт и двигался вперёд, желая сделать предложение своему солнцу, но надежды разбились в прах, когда Шоё сказал, что он просто на недельку в больницу для проверки и вернулся из неё в чёртовом гробу. Надев кольцо ему на палец на его похоронах, он поцеловал холодное тело отпуская слезы, которые ударялись по улыбчивым морщинкам, что намертво разгладились.  — Мы скоро увидимся, моё единственное солнце. Две семьи знали, они понимали. Возможный, последний раз смотреть на него. Все знали, что он пойдёт за ним до самого конца, он не останется тут. Они готовы к этому и слез не осталось. Было невыносимо смотреть на живого мертвеца, чья жизнь закончилась за доли секунд. Он больше не плакал, уходя с кладбища, он не оборачивался, не смотрел, шёл, ехал, лишь бы быстрее в их обитель. Быстрее к нему. В его объятия. Заходя в квартиру, где все было пропитано солнцем и улыбкой его души, которая никогда больше не улыбнётся — он зарыдал и не успокаивался, срываясь на крик, вырывая волосы на голове. Ища его любимые вещи, разрывая на лоскуты, связывая, мотая, создавая обруч спасения. И вот… Он готов. Готова и петля из запаха и любви, что заложена в этих вещах. Быстрый шаг, почти рывок, а потом и последние мысли: Я иду домой, моя радость. И правда. Покинув мир живых, он ждал его в долине мёртвых, он так сильно плакал, что и глаз скоро видно не было бы. Он не верил, но ждал, что Кагеяма придёт, что пойдёт за ним даже после смерти, и он пошёл.  — Я дома, моя любовь, я рядом. — Долгие слезы, объятия. Казалось, что никогда не было так хорошо вместе, как сейчас.