Дальше - только вместе

      Антон совершенно не понимал, чего хотел добиться, когда с утра крутясь перед зеркалом, натягивал что-то столь неординарное для парня его возраста. Но уже сейчас, стоя перед дверью кабинета, в котором он должен сдать экзамен, давать попятную было поздно. — Ну, что, Арсений Сергеевич, посмотрим, как вы справитесь с этим, — тепло улыбнувшись своим ожиданиям, парень вздохнул полной грудью и, постучав в кабинет, в котором экзамен уже начался, потянул ручку двери, не давая себе возможности передумать. — Извините, Арсений Сергеевич, можно? — поинтересовался Антон, войдя в аудиторию, и замер возле закрывшийся за ним двери.       В кабинете повисла идеальная тишина, а его педагог стоял, облокотившись о свой стол, скрестив руки на груди, и взглядом голубых глаз под пушистыми ресницами оглядывал почти полностью заполненную аудиторию. — Шастун… — педагог повернул голову на опоздавшего студента, приковав свой взгляд к скинувшему с головы нежно-пыльно-розового капюшона худи и так открыто и по-доброму улыбающемуся парню. — Арсений Сергеевич? — подал голос Антон, улицезрев, какой эффект своим внешним видом произвёл на учителя. Он усмехнулся, пока голубые глаза бегали по его белым кроссовкам, поднимались вверх по чёрным тонким чулкам с ажурной лентой выше колена, короткой чёрно-белой в крупную клетку, доходящей до середины голого бедра, юбке, вверх по худи, которая закрыла половину юбки, доходя до бёдер, подвёрнутым до локтей рукавам, а в количестве металлических браслетов на каждой руке, кольцах на длинных изящных пальцах он потерялся, так и не поднявшись к усмехающимся губам.       Шастун делает шаг вперёд, так и не дождавшись ответа. И ещё один. Арсений по-прежнему молчит, и он подходит вплотную, протягивая руку к разложенным на столе билетам, слегка касаясь чужого бедра. Попов дёргается, уходя от касания, берёт себя в руки и кивает, позволяя Антону выбрать билет. — Будешь отвечать последним, раз опоздал, Шастун.       Антон демонстративно обречённо вздыхает, а внутри ликует. Да это же чистой воды предложение: остаться вдвоём в кабинете. Экзамен он может и потом пересдать, зря что ли столько времени изучал эту чёртову астрофизику? Но сегодня на преподавателя у него другие планы.       Антон несколько раз провёл рукой, не касаясь, над билетами, закусив губу, бросил и тут же отвёл взгляд обратно с внимательных голубых глаз, которые следили за его чёрными, короткими ногтями: соответствовать образу, так соответствовать, а хер ли нет?       Шаст не верил в магию, но от одного из нескольких билетов исходила ощутимая прохлада, поэтому, недолго думая, он схватил именно его. Повернув его к себе, буркнул номер варианта. Мужчина, внимательно следящий за ним, кивнул, сделав пометку в журнале.       Антон пробежался взглядом по заполненной аудитории, и свободное место оказалось лишь на первом ряду. Ощущая тяжёлый холодный взгляд на себе, он лёгкой походкой, нарочно вильнув бедром, прошёл к оставшейся парте.       Теперь он мог без каких-либо проблем сам глядеть на учителя, который не отводил взгляда от его колен, ведь первые парты не имели закрывающей планки, и Антон воспользовался этим. Поставил одну ногу на пол, а вторую подогнул под себя, как бы невзначай прикрываясь пяткой, и поправил юбку. Он приложил палец к губам, кусая щёки изнутри, подождал, пока Арсений поднимет свой взгляд и посмотрит на его губы.       Парень демонстративно облизнул их и опустил взгляд на шестнадцатый билет, краем уха слушая вопрос. — Так, мои дорогие, если кто-то готов, милости просим, — оглядев аудиторию и вернувшись на свой стул, произнёс Арсений Сергеевич.       Так и началась вереница сменяющих друг друга студентов, а Антон, чтобы не скучать, решил-таки действительно ответить на вопросы билета. Парень почесал затылок, м-да. Что-то он знает точно: например, ответы на второй вопрос «Конечные стадии звёздной эволюции для звезд разных масс», «Белые карлики, нейтронные звезды, чёрные дыры». На это он хоть что-то в состоянии ответить.       Что же делать с третьим вопросом, он пока не решил, а первый пропустил и начал со второго. Перечитав вопрос про покрытие звезды астероидом трижды, так и не вспомнил ни одной формулы. Так Антон забил на третий вопрос.       А что же первый? Гамма-излучение ядер — одно из немного, что Шастун откровенно любил в нелюбимом предмете любимого преподавателя.       Знал бы вообще этот чёртов Арсений Сергеевич, каких усилий Антону стоит удерживаться в университете год за годом, скольких бессонных ночей, потраченных на зубрёжку и разбор всего этого материала, он провёл над учебниками и какой его дёрнул вообще пойти учиться к нему.       Наверное, это было плохой идеей — выбирать институт и профессию из-за преподавателя. Но что сделано, то сделано. И сейчас Антон уже ни о чём не жалел, особенно теперь, когда до заветного момента остались только друзья: Позов сидел перед его носом, отвечая на свои вопросы билета Попову, а Серёжа бросал задумчивые взгляды на Шастуна, будто до сих пор не верил, что то, о чём ранее рассказывал ему и Димке Антон, решится исполнить.       Но вот решился же. Антон подмигивает Матвиенко и склоняет голову обратно к билету, задумчиво раздумывая над тем, как всё пройдёт и сдастся ли Арсений Сергеевич его загребущим ручонкам? Ну а хули нет то, когда только да, блядь, да.       Димка, закончив с ответом и забрав зачётку, поглядел на Антона, показав ему большой палец. Шастун еле успел скрыть свой смешок в ладони, но это всё равно заметил Арсений, который глянул на него поверх головы отвечающего Серёжи. — Ну что ж, ладно, допустим, Матвиенко. Сдали, — ставя роспись в зачётке, сообщил Попов. — Юппи! — не удержался Серёжа, счастливо улыбнувшись. Арсений приподнял бровь, но, взглянув на хихикающих парней, хмыкнул, провожая Матвиенко взглядом. — Ну что же, Шастун. Остались вы один. Надеюсь, вы подготовились, или, как обычно, импровизировать будете? — спросил откинувшийся на спинку стула Арсений Сергеевич. — Конечно импровизировать! — радостно сообщил Антон, поднявшись с места. Парень с радостью отметил, что преподаватель следил за каждым его шагом, и даже не обратил внимание, когда подросток подошёл к двери кабинета, закрыв её на ключ. — Антон? — услышав скрежет, молодой мужчина оторвал свой взгляд от Шастуновской задницы в блядско-короткой юбке, которая ещё и так соблазнительно качалась при каждом его шаге, и поглядел на парня, который развернулся у двери и пошёл обратно к своей парте. Антон, немного нагнувшись и на несколько секунд прижавшись грудью к парте, проклиная себя за блядское поведение, дотянулся до билета и листочка с пометками. Но сегодня всё летело из его рук. Только вот, он ещё не понял: хорошо это или плохо.       Так билет улетел на пол, а Арсений заинтересованно наблюдал за происходящим. И чёрт бы с ним, с Антоном, который закрыл их в кабинете. А вдруг боится, что кто-то лишний увидит его сексапильную юбочку и тоже захочет себе такую? Зачем ему конкуренты? Попов понимал, что в том откровенном бреде, который крутится в его голове, когда он не может оторвать взгляда от нагнувшегося за билетом парня, нет ничего адекватного. Тут скорее разум пытался защитить сам себя, не в силах справиться с флюидами яркого безумного парня, который своими выкрутасами доводил до... исступления? До исступления и нервной трясучки на каждом экзамене, зачёте, проверочной.       Да о чём говорить, если Арсений забыл, что Шастун, вообще-то, должен что-то ему рассказывать, а не вот этот вот кордебалет с его участием, ведь листок падает уже в четвёртый раз, а Попов лишь любуется, даже привстаёт, облокотившись на стол вытянутыми руками, чтобы видеть было лучше. — Да, скотина! Ну сколько можно! — хнычет Антон, наклоняясь уже в пятый раз за глупым ускользающим из его рук листком. И не важно: случайно или специально — парень не слышит отрицательных высказываний от педагога, а когда, встав и в очередной раз уронив чёртов листок, приподнимает глаза и хочет понять реакцию Арсения, злорадно ухмыляется. Попов прокашливается, отвернувшись, и плюхается обратно на стул.       Разогнувшись, Антон с силой опускает листок на парту, заставляя его лежать, под громкое звяканье браслетов, но вот не задача — ручка от сильной вибрации удара приходит в движение и падает на пол, укатываясь под учительский стол. Демонстративно тяжело вздохнув, парень отодвигает второй стул, на которой садились отвечающее студенты, и лезет под стол.       А Арсений не знает, куда ему смотреть: то ли на откляченную задницу, то ли на лицо и руки парня, которые находились непозволительно близко к его ногам. Антон тянется рукой, силясь дотянуться до ручки, которая укатывалась от его пальцев всё дальше, стоило только коснуться её. Шастун уже не сдерживался, матерясь вслух. — Да, ты, фигня ползучая, иди ко мне! Ну не-ет! — простонал Антон, когда ручка укатилась дальше за пределы стула, на котором сидел Арсений. Парень глянул на учителя, и, набравшись смелости, подполз ближе, забираясь полностью под стол и протягивая руку за взбесившимся пишущим предметом меж разведённых ног Попова. — Кхм, — прокашлялся Арсений. Антон так и замер с тянущейся рукой, подняв недовольные глаза на учителя, полулежа на полу, — Антон, вам не кажется, что это не совсем однозначная поза?       Вот падла, он ещё и смеётся! А Шастуну не смешно! Эта дебильная ручка точно подвластна инопланетянину! Иначе она бы не могла так точно уворачиваться от его цепких рук! И не важно, что они дырявые как сито, хотя, скорее, как решето. — Простите, Арсений Сергеевич, эта всё чёртова ручка! — возмутился в ответ парень и полез дальше под стул. — Антон! — предостерегающе позвал Арсений, но было поздно — Шаст ударился головой об ножку, и теперь сидел как побитая собака под столом и вертел головой, силясь прогнать искры из глаз.       Арсений протянул к парню руку, и, схватив за запястье, потянул на себя. Он планировал, что тот вылезет сбоку и встанет, но это же Антон. Он пошёл напрямик — вылез прямо между Поповым и столом, расставив ноги, тем самым оказываясь прижатым к предмету мебели. Недолго думая, парень плюхнулся на него сверху, а шокированный таким развитием событий Арсений так резко встал, что стул сам отодвинулся, опасно качнувшись. Мужчина лишь вздрогнул, когда Шастун, глупо улыбаясь, переместил его запястье со своей руки на своё обнажённое бедро — юбка задралась, еле-еле оставаясь в допустимых нормах приличия. — Шастун, — Арсений сглотнул, переводя взгляд со своей руки, которая так и осталась лежать на абсолютно гладком бедре — отсутствие волосков на нём привело мужчину в трепет — на лицо парня, — что там у тебя за вопросы были? — М-м-м, — тянет Антон, задумчиво поднимая взгляд в потолок, а после обхватывает бёдра мужчины своими ногами, прижимая к себе, — Арсений Сергеевич, — томно выдыхает парень, заставляя мурашки пройти по спине преподавателя, — а, может, ну его? Билет в смысле… — шепчет Шаст, прижимаясь к ошарашенному преподавателю. — То есть, как? Ну его? А ты сюда зачем пришёл тогда? — Непонимающе интересуется Попов, поглядывая на свою руку, которой так и хочется сжать эту тонкую, гладкую ляжку. Да и вовсе схватить парня за ягодицы и мять, мять и ещё раз мять! Зря что ли Антон столько времени светил своей задницей? — За Вами, — тихо хмыкнув, наблюдая как у Арсения на лице прорисовывается непонимание, отвечает Антон. Н-да, парень явно знает, чего хочет.       Попов морально не справляется с ситуацией и перестаёт контролировать свои руки: пальцы сами впутываются в мягкие волосы, а рука, лежащая на бедре, скользит по нежной коже вверх, вызывая мурашки. Антон вздрагивает, тянется к мужчине, но тот приходит в себя, резко выдохнув. — Нет, Арсений Сергеевич, так не пойдёт, — улыбается подросток, ощущая как учитель пытается отстраниться, но замирает после его слов. — Ах, значит таков ты, Антон Шастун. — констатирует факт Арсений. — Такой, какой есть. Уж извините. Я учусь здесь только ради Вас, — шепчет Шаст, ластясь к чужой груди.       По лицу Арсения пробегает гамма эмоций, в том числе и удивление — он хмурит брови, кусает губу, задумчиво возвращает пальцы в мягкие волосы парня, который мурлычет на его груди. — Антон, — мягче зовёт он, — к чему ты это? — Я… — Шастун сглатывает. Он не боится произнести слова вслух, он боится, что его не примут, — люблю Вас, — выдыхает на одном дыхании, прячет глаза, утыкаясь носом в чёрную хлопковую рубашку Арсения и сильнее прижимает учителя к себе. — Ты… что? — уточняет Попов, задумчиво перебирая пальцами его кудряшки. — Люблю Вас, — настойчиво повторяет Антон, сильнее обхватывая Арсения своими ногами.       Тишина длится слишком долго, Шастун осторожно выглядывает из своего импровизированного укрытия, встречаясь с голубыми глазами, которые с прищуром смотрят на него.       Арсений успокаивающе проводит рукой по его волосам. — Антон, давай мы вернёмся к теме нашей встречи — экзамену. — Какой Вы зануда! — надув щёки, отвечает подросток. Хоть парню и девятнадцать, это не мешает ему вести себя так, как ему хочется, — Арсений Сергеевич, — тянет Антон, блестя зелёными глазами.       Улыбаясь, Попов игнорирует реплику парня. — Итак, Антон, какой там билет? — он перегибается через плечо подростка и находит цифры в журнале, — шестнадцатый билет, значит? Я слушаю. — Арсений Сергеевич! — восклицает парень. — А можно я Вам, по любви, натурой отдам? — дует по-детски губы Шастун. Такое странное сочетание слов, которые говорит парень, и его непосредственной мимики вводит Арсения в транс, и он реагирует не сразу, заставляя Антона напрягаться и нервничать. — Натурой… — тягуче повторяет Арсений, оглядывая Антона, заставляя вздрогнуть под пристальным нечитаемым взглядом неповторимых голубых глаз, которые окантованы чёрными пушистыми ресницами, и что дарили ему чувство нереальности рядом с этим мужчиной. Нереальным казалось всё: от самого Арсения, до всего что с ним связано; предмет, который он вёл, с упоением рассказывая интересные истории, зачарованно и с таким тёплым добром всегда подбадривая и помогая своим ученикам. В такого преподавателя невозможно не влюбиться — вот Антон и влюбился.       Но подросток, в отличии от всех своих сокурсников, знал больше. Ему посчастливилось видеть Арсения, когда тот приходил каждый год в его школу, проводя профориентацию для девятых и одиннадцатых классов. Шаст тогда учился в седьмом и, увидев его, просто не смог забыть эти невообразимо красивые глаза, которые столько лет преследовали его после. В восьмом классе он заранее узнал о приходе Арсения и «случайно» столкнулся с ним в коридоре, налетев, и так и завис в его руках, вглядываясь и запоминая причудливый рисунок радужки. И так из года в год. От встречи до встречи. В один единственный день.       И когда пришёл момент поступления в институт, Антон выяснил всё: в каком вузе преподаёт, на каком курсе, кого курирует, и вот и пришёл «к нему».       Только Шастун не знал, что Арсений запомнил подростка, который тогда, в той школе, свалился ему в руки. И увидев его среди своих студентов, отчего-то совершенно не удивился. Сердце только предательски ёкнуло. — И что ты будешь делать, если я вдруг для тебя единственного сделаю исключение из абсолютно всех своих жизненных правил? — любопытствуя, уточнил Попов. — А Вы как думаете, Арсений Сергеевич? — протянув его отчество, Антон ехидно усмехнулся, вглядываясь в голубые глаза.       Рука Арсения замерла на границе с юбкой, ощутив приятную ткань в контрасте с бархатистой кожей. — Ты для меня её нацепил? — поддев ткань пальцем, уточнил учитель.       Антон расслабленно улыбнулся, кивнув. — Вам же так нравится… — Тебе идёт, — Арсений хмыкнул, подлезая рукой под юбку. — Ну же, Антон, не молчи, я жду ответы на свои вопросы.       Парень вздрогнул, ощутив, как пальцы ухмыльнувшегося Арсения коснулись его в непозволительной близости от паха. Он выдохнул, замерев, выжидая касания, но и рука на его бедре замерла следом. — Я… буду счастлив, — сглотнув, озвучил Антон. Стоило ему заговорить, Арсений возобновил движение, медленно тягуче продвигая рукой, оглаживая миллиметр за миллиметром. — Билет, Антон, рассказывай, иначе я остановлюсь, — пригрозил Арсений, приблизившись к шее парня, коснувшись её еле ощутимо губами, вынуждая говорить. Лишь бы не останавливался, лишь бы не прекращал! — Антон? Мне остановиться? — отстраняясь, спросил Арсений.       Шастун, закусив губу, силился вспомнить хотя бы один вопрос и срочно! — А-а-а! — подал он голос. — Что-то там было про звёзды… — Звёзды? Продолжа-ай. — протянул мужчина, касаясь влажным языком порозовевшего уха. — М-м-м, — промычал Антон, ощущая, как мужчина прикусывает его кожу, — звёзды… Они… Ах, — не сдерживается Шастун, ведь пальцы Арсения забрались под худи и коснулась талии, — они зарождаются под… — тяжелый выдох, — из газового облака и пыли.       Арсений делал всё, чтобы Антон не мог соображать. Его руки скользили по телу, сжимаясь на талии, гладили и рисовали причудливые узоры на ней. Губы же порхали по шее, язык касался покрывающейся мурашками кожи. — Антон, мы что, в пятом классе? — Попов улыбается, прикусывая венку на шее. — Или это для тебя слишком сложно?       Мужчина, отстранившись, попытался заглянуть в помутневший омут напротив, а Антон лишь пытался не потонуть в прекрасных голубых глазах вновь. — Когда Вы рядом, я не могу думать, — сипло выдохнув, ответил Шаст. — И как же ты мне все зачёты ранее сдавал? — хмыкнул Арсений, борясь с желанием впиться во влажные губы напротив. И руки свои держать приходится — этот парень… Да что он с ним делает? Попов залип в эту невинную и открытую улыбку ещё несколько лет назад. Вот же чудовище. Да он с ним каждый раз по краю ходил, и вот тот самый край, за который он ступил.       Парень сглатывает и хватает Арсения за рубашку, тянет к своим губам. Целует сам: жадно, властно, очень и очень торопливо. Мужчина не дышит — смотрит, как дрожит парень, как зелёные глаза безотрывно следят за ним, как в них плещется море бескрайней зелени. Попов словно в тайге, очарованный прекрасной кроной сочных цветов, величественными деревьями, раскиданными по земле, а он стоит и смотрит вверх — в зелёные верхушки и просветы яркого неба.       Парень не отрываясь от губ, перехватывает ладонь учителя и, опустив её на свой пах, сжимает пальцы, заставляя Арсения чувствовать его напряжённый член. Мужчина протяжно выдыхает в губы, слизывая с них стон, а подросток улыбается, не отпуская. — Антон, — зовёт его мужчина. Арсению не нравится, что правила игры ему навязали, он собирался пытать мальчишку вопросами, пока тот не посыплется, а Шастун вот так ловко заткнул его, не позволив даже довести затею хотя бы до кульминации. Попову оно было нужно, чтобы прийти в себя, он — взрослый мужчина и именно он должен как-то образумить парня и себя. Во всяком случае, так думал он сам, а пока мучил его, успел бы очухаться. Но Антон не даёт прийти в себя, не даёт осознать. Ведь Шастун нужен Арсению не меньше, чем Попов Антону. Хоть он и скрывал это так сильно и долго, даже от себя.       Но нужно как-то прийти в себя, и, возможно, стоит утащить подростка отсюда? Этот кабинет — не место для секса. А в том, что он будет Арсений не сомневается, но, может, всё-таки не здесь?       Антон перехватывает руки Арсения и кладёт на край своего белья. — Снимай, — тихий приказ. А парень, склонив голову, задирает юбку и смотрит с таким требованием в глазах, что Попов подчиняется — стягивает трусы.       Так что, секс всё-таки будет прямо тут? На столе? — бежит в голове, а он облизывает губы. Арсений оглаживает голые бёдра, а в душе демоны танцуют, заставляя как можно скорее взять мальчишку. А он то похоже и не против совсем — прижимается, урчит, смотрит в глаза, отвлекает, и мужчина пропускает момент, когда его ремень расстёгнут, а всё лишнее спущено. — Антон… — жалобный стон — последняя надежда на разум, — я же тебя потом не отпущу. — И не отпускай. Никогда, слышишь? — шепчет парень, заглядывая в голубые глаза. — Я больше не смогу без Вас.       Арсений упирается ладонями в стол, опускает голову и закрывает веки. Несколько секунд. Ему нужно всего несколько секунд, он хочет осознать, что собрался трахать этого парня на этом чёртовом столе. И он это сделает. Жалеет лишь об одном — почему они начинают свои отношения с секса, а не с похода в кино? Или чего-то романтичного.       Услышав характерный звук, он открывает глаза, и с замиранием наблюдает, как Антон, закусив губу, раскатывает по его члену презерватив. Срывает последние тормоза, и Арсений одним рывком скидывает всё со стола: бумаги, тетради, журнал, телефон, бельё — всё улетает на пол. Мужчина давит парню на грудь, заставляя лечь на спину. Он подтягивает к себе его задницу, и упирается головкой в сжатые мышцы.       Антон не даёт аккуратничать, насаживается сам, сцепляя длинные ноги на пояснице Попова. Кусая губы, парень скулит, хочет быстрее, но Арсений останавливает. Вцепляется в бёдра, заставляя просто терпеть, пока сам мужчина целует кожу через чёрную тонкую ткань чулка, водит по нему пальцами и рисует языком причудливые цепочки. — Пожалуйста, — скулит Антон, — выеби меня уже, я слишком долго ждал, ещё — не выдержу, — скулёж переходит в рык.       Арсений отрывается от его прекрасных ног — он с ними ещё успеет наиграться позже. Сейчас первостепенное — Антон, который так нужен, Антон, без которого он больше себя не видит, Антон, который необходим как воздух, Антон который и есть кислород и вода, без которых Арсений умрёт.       Толчок, один, второй, третий — Шастун прикрывает глаза, пытаясь не сойти с ума от так давно ожидаемого наслаждения. Попов наклоняется к нему, упираясь руками о стол, разглядывая дрожащие ресницы, Шаст кусает губы, сдерживаясь, прижимает свои руки ко рту, браслеты звякают на каждом толчке, пока Арсений не перехватывает длинные руки и не закидывает над головой, опуская их на стол.       Парень, открыв глаза, потянулся к мужчине, но не достал до его губ. Попов восхищался этими просящими глазами, тянущимися к нему губами, длинными руками, которые он сжимал в своих пальцах. Но всё-таки склонился, чтобы заставить парня стонать тише, слизывая стоны с его губ — всё же, их могли подслушать и прости-прощай любимая работа. Мало того, что совратил парня, собственного студента, так ещё и в своей же аудитории. Спасибо, что хоть подросток совершеннолетний, а то совсем весело было бы дрочить на Антона за решёткой. — Антон, — тихо зовёт Арсений, — будь со мной, — мужчина упирается лбом в плечо, отпустив руки и перехватив под спину, прижимает к себе, подняв Шаста со стола. Парень повисает на нём, пока Арсений сам не садится на стол, развернувшись, но не отпустив своего мальчишку. — Не думал, что вы позволите мне… — Антону тяжело подобрать слова, но он упирается ногами в стол и, поддаваясь поддерживающим рукам, движется сам. — Я тебе ещё и не такое позволю, — Арсений потом пожалеет об этой откровенности, но промолчать не может.       Им не надышаться друг другом, хочется больше, ближе, хочется рядом и навсегда, хочется просыпаться вместе, засыпать, завтракать, ругаться, хочется любить и быть любимым. Рядом с Антоном ему хочется просто жить.       Но позволит ли им жизнь это? Смогут ли пройти через все проблемы и остаться вместе?       Преодолеют. Смогут. Справятся.       Всё это не важно сейчас.       Антон чувствует, как Арсений, теперь уже его Арсений, напрягается под ним, обнимает и тянет к себе. — Арсений, — выдох. Антон откидывает голову, ощущая, как пальцы скользят по его члену, и он сжимается, кончая в его руку, — Сергеевич, — вдох — он прикрывает глаза, упираясь в плечо, но не останавливается, хотя сил нет вообще. Ноги сильно дрожат, хочется замереть и остановить мгновение, но мужчина ещё не кончил — Антон старается, держится, хотя каждую мышцу сковало от навалившегося наслаждения. — Антон… — тихий стон в ответ. Арсений держит его, стараясь не перепачкать, но контролировать это сейчас не так просто. Толчок, ещё один, и, сильнее прижав к себе Шастуна, он кончает, тяжело дыша, от чего кудряшки парня на его груди шевелятся. Так забавно. Так хочется прижаться и закопаться в них, прикрыв глаза. — М-м-м, — тянет парень, приподняв влажный лоб, и, устало улыбнувшись, смотрит глаза в глаза, зелень и небо. Идеальный тандем. — Я никогда тебя не отпущу, — притягивая парня к своей груди вновь, шепчет Арсений, отводя перемазанную руку в сторону. — Я это запомню, а потом буду Вас шантажировать, — улыбается Шастун, потеревшись носом, о его шею.       Мужчина лишь хмыкает — ему очень не хочется отпускать тёплого и такого нужного Антона, но сидеть без опоры, ещё и удерживая обоих, сложно.       Шастун слезает сам и подаёт руку — Арсений и не понял, до того как попытался встать, что ноги не чувствует, поэтому остался сидеть.       Пока Арсений вспоминал, где у него салфетки и есть ли вообще, Антон справился со своими трусами, оправил юбку, и, выловив-таки салфетки из стола — вот же наглый ребёнок, — сам залез, сам нашёл, сам достал, подал их Попову. Мужчина был готов простить ему всё за эту самую искреннюю улыбку. — Вставайте, Арсений Сергеевич, Вам ещё принимать мой зачёт, а после нас ждёт весёлая ночка, — фыркнул Антон, наблюдая как у его преподавателя поднимаются брови. — Ну а что? Вы сами сказали, что не отпустите.       Арсений лишь тепло улыбнулся, прижимая наглого подростка к себе. — Не отпущу.