Кануть в небытие

Перед страхом смерти каждый из нас становится слишком беспомощным, жалким, отвратительным. В нежелании уйти в забвение и из памяти по-особенному близких Эрен чисто сердечно желал лишь одного: завершить этот кошмарный и длинный сон. Словно не по его велению чудовища прошлись по чужим территориям и сровняли с землей целые города, а вместе с ними унесли за собой миллионы чистых и миллиарды грешных душ. Будто не по его вине друзьям, которые готовы были встать за него в любой из возможных ситуаций, но эта стала исключением, пришлось бороться против пылающего ненавистью огня в глазах Йегера. И якобы не из-за его ядовитых слов самая бесценная сейчас держит в руках уже мёртвую голову смысла своей жизни. Ощущение, будто он впал в отвратительно-длинную кому и сейчас нужно лишь широко открыть глаза, и тогда перед тобой будет прекрасный цветущий мир, который кажется слишком-слишком огромным. И что после этого он возьмёт за руку Микасу, поведет в самый красивый сад, существующий на их землях, и будет горячо выцеловывать узоры на ее бледной коже; в мире нет войны, все это лишь на потертых страницах учебников по истории, у каждого своя размеренная, простая, человеческая жизнь, отделенная от всего этого кошмара, а он может бесконечно упиваться своим личным и таким трепетным счастьем. Но этого всего нет и уже никогда не будет просто потому, что жизнь не предоставила им ни единого выбора и надежды на что-то светлое. Лишь из-за этого пришлось отречься от всех своих желаний, которые он с такой любовью хранил где-то под ребрами, не давая узнать о них остальным. Но как же он жалеет. В жалости абсолютно нет смысла, но людское ему не чуждо: именно в последний момент приходит осознание, что решить можно все и вариантов на самом деле огромное множество, стоило только тщательнее поискать. И в его нелепой смерти будто смысла уже тоже нет, он просто останется гнить под землёй, пока сверху проходит чья-то яркая, бурная жизнь. Там будет проходить и ее жизнь. Наверняка Микаса найдёт себе хорошего любящего мужчину, что будет ценить в ней всю ее дюжину прелести, у них появится много детей, которых она будет учить вышивать и рассказывать им сказки про великого спасителя. И все у неё будет как у всех. Но у Эрена так быть не может. Где-то свыше предписали. Он даже не может осознать в какой именно момент их судьбы так резко отделились и линии на руке протянулись по разным полюсам. Всегда казалось, что они должны разделить это на двоих, они ведь вместе навеки вечные — это аксиома, нечто неопровержимое. Но теперь все как-то иначе и, черт, она ведь всегда была готова идти с ним до конца. Но у жизни были на это свои планы. И Йегера это злит. Крайне злит, что теперь он просто исчезнет, так и не познав всей прелести высших человеческих чувств; ему не останется ничего, кроме того, чтобы кануть в отвратительное небытие и больше никогда не услышать пение птиц, журчание воды и ее нежного голоса. Он вообще не согласен. Не согласен, что жизнь предназначенной ему самой судьбой теперь никак не будет связана с его образом, мыслями, телом. В ней вообще его больше никогда не будет: ни через пятьдесят, ни через сто лет. И спустя некоторые годы, упиваясь семейным счастьем, она забудет даже цвет его глаз. Но Аккерман никогда не забудет то, ради чего готова была отдать целую жизнь без капли сожаления.