Постоянство времени

      День сменял другой, сливаясь в единый поток и Гарри уже сбился со счета, какую неделю они с Гермионой провели внутри этой чертовой книги, в которую им угораздило попасть из-за его неугомонного желания влезать во всякие передряги.       Понедельник ничем не отличался от пятницы, за окном все также каждую ночь сияла полная луна, а из Запретного леса доносился вой огромных стай оборотней, рыщущих в поисках своей добычи, ставший привычным сопровождением их отхода ко сну.       «Ежедневный пророк» вновь стал писать исключительно о регулярных стычках с армией гоблинов, словно поставив сюжет на паузу после продвижения на один день, но даже в таком случае Гарри не мог не симпатизировать министру Гесфестусу Гору, который не предполагал компромиссов в борьбе с мятежниками. Он открыто разрешал каждому волшебнику обороняться всеми доступными средствами, а мракоборческий отдел был переведен на круглосуточный режим работы, выискивая лидеров восстания и имея право выносить приговор на месте.       Этого бы человека, да посадить на место Корнелиуса Фаджа… Да проблема Волдеморта и его шайки решилась бы в течение недели.       Это у гоблинов сейчас было преимущество в виде их огромной численности, а их укрытия было очень сложно находить из-за того, что гоблины прекрасно умели изолировать волшебство. Ничего не помогало, никакая магия не показывала четкой картины, и не один метод не работал, кроме как прочесывание страны буквально вручную.       Именно из-за этого текущее восстание продлится еще более десяти лет, ведь магов банально было слишком мало, чтобы разом накрыть все ячейки этих маленьких злобных убийц разом. Да еще и при этом хоть как-то сохранить лояльность Гринготтса, что было не менее важным. Зато любой, кто будет уличен в помощи или сочувствии гоблинам, на всякий случай, изолировался от общества и лишался волшебной палочки, пока кризис не разрешится в пользу Министерства.       Жизнь в Хогвартсе же тянулась своим чередом, напоминая все тот же блеклый маскарад, но зато каждый день проводя уроки Боевой магии, разбавленные редкими включениями иных дисциплин, тоже связанных с изучаемыми у профессора Пруэтта заклинаниями.       Например, появившиеся в расписании несколько пар по Зельеварению обучили их готовить особые отвары, помогающие быстрее восстановиться после пыток Круциатусом и избавиться от эффекта потряхивающегося тела, которое могло преследовать по несколько часов.       Другие же составы представляли собой сильнейшие яды, которые можно было заколдовывать на отложенные по времени эффекты, чтобы никто даже не понял, что именно убило человека. Или заставило его придушить ночью собственную семью. Или превратило в какое-нибудь чудовище, сохраняющее собственное сознание, но не способное контролировать жаждущее крови тело.       Словом, темная магия была очень разнообразна и изобретательна. И хотя молодые волшебники искренне считали, что не станут пользоваться настолько жестокими методами, но все же знать о них не помешает, чтобы обезопасить уже себя.       Еще одно зелье, очень сложное в изготовлении и обязательно требующее крови девственницы (на что Гермиона неопределенно хмыкнула и с улыбкой шепнула Гарри, что им крупно повезло с неторопливостью их постельных утех), давало возможность и вовсе игнорировать воздействие Круциатуса около тридцати минут.       Проблема была лишь в том, что оно было крайне токсичным и имело накопительный эффект, с каждым следующим применением уменьшая свою эффективность практически вдвое. И не важно, сколько времени прошло между приемами — за всю свою жизнь его можно было выпить всего раз пять-шесть, не больше, а потому не могло рассматриваться как постоянная защита.       — Чем-то напоминает Феликс Фелицис, — размышляла Гермиона после урока, когда они поднимались по лестнице из подземелий. — Будешь пользоваться им чаще раза в десятилетие — умрешь быстрее, чем от Авады.       — Но зато очень удачно умрешь, — мрачно усмехнулся Гарри. — Например от того, что тебя завалит перевернувшимся вагоном с золотом.       — Да если бы, — фыркнула она. — Скорее от того, что твоя магия выжжет тебя изнутри. Представляешь, как ей приходится стараться, чтобы весь день тебя преследовала удача?       — Нам бы она сейчас ой как не помешала…       Спустя бесконечное число попыток и занятий, растянувшихся на добрые пару недель, Гермионе, наконец-то, удалось обуздать свою темную сторону и применить Круциатус по отношению к темной фигуре, согнувшейся от нестерпимой боли у ее ног и орущей до срыва голосовых связок. Она не хотела, чтобы профессор Пруэтт заставил ее сделать это через очередную хитрую уловку, где жизнь Гарри на самом деле была бы подвержена опасности.       А потому она, как призналась позднее, представляла под маской лицо самого учителя, заставляющего их издеваться над своими собственными убеждениями. Гермиона ненавидела попавшуюся им в руку книгу о темной магии всей душой, а ее физическое воплощение в виде профессора Пруэтта стало тем самым триггером, которое зажгло ярость и ненависть в ее глазах.       Гарри даже показалось, что сначала она целилась палочкой именно в учителя, лишь в последний момент переведя ее кончик на неподвижную фигуру перед собой. Он видел, насколько Гермионе тяжело смотреть на корчившееся и кричащее тело. Но она не отпускала заклинание. Она продолжала удерживать чары, разрывая все связи со своим праведным прошлым и, похоже, на самом деле могла довести человека до состояния овоща еще быстрее, чем это смог бы сам Гарри, даже после похвалы от Пруэтта.       Гермиона как никто понимала, что жизнь в детской сказке с чудесным замком и милыми волшебными существами осталась позади. Только жестокая грязная реальность ожидала их в будущем, а потому Гермиона давила и давила внутреннюю жалось ко всему живому, слушая звуки пытки со льющимися из глаз слезами, разрывая внутренне «Я» и взращивая новую Гермиону, готовую к грядущей войне.       — Достаточно, — остановил ее профессор Пруэтт, вновь погрузив класс в тишину. — Поздравляю вас, леди Поттер. Тридцать очков Гриффиндору.       — Я здесь не ради очков, сэр! — выкрикнула она, пока слезы текли по ее щекам. — Мне они не нужны!       — Я знаю, — безразлично пожал плечами учитель. — Но вы их заработали своими стараниями, а я оцениваю понятными вам величинами. Или мне вместо них предложить вам сладкий пирожок с чаем?       — Предложите нам выход отсюда, сэр! — потребовала Гермиона. — Сколько нам еще обитать среди этих бесцветных стен?!       — Столько, сколько потребуется для завершения курса обучения, — даже не рассматривал иные варианты профессор. — Это был ваш выбор — обратиться ко мне. И я знаю, что вы хотите сделать по возвращению в реальность.       — И вы отпустите нас, когда мы закончим? — шокированно спросила Гермиона. — Позволите нам уничтожить вас, сэр?       — Во мне не заложена необходимость вам мешать, — пожал плечами профессор Пруэтт. — А мои создатели применили достаточно защитных заклинаний, чтобы я практически гарантировал вам безуспешность ваших попыток. Вы же понимаете, что даже если сейчас запустите в меня самую настоящую Аваду, то не причините мне никакого вреда?       — Но…       — Я лишь инструмент, леди Поттер, — пояснял он. — Темный и наполненный самыми жуткими знаниями. Но сутью я ничем не отличаюсь от учебника по Трансфигурации, только действую чуть иными методами. Порой весьма жестокими, да, но зато очень эффективными.       — Тогда я очень удивлена, почему ваши создатели еще не заставили вас порезать меня и Гарри на куски, сэр, — скривилась Гермиона, утирая слезы.       — Потому что однажды до вас все же дойдет суть, что темные маги не обязательно являются злыми и кровожадными маньяками, — пристально смотрел на нее профессор Пруэтт. — Просто им без разницы, как волшебник захочет воспользоваться полученными знаниями и какими методами добивается своего.       — Но…       — Поверьте, леди Поттер, — продолжал учитель, — окажись на вашем месте тот, чья цель захватить мир — я бы учил его порабощать народы и обрушивать цивилизации. Но вас же я учу противостоять подобному злу теми же средствами, какими зло будет бороться с вами. Учу вас жестокости и безжалостности ради того, чтобы ВЫ могли спасти себя в любой ситуации! Это же вам ясно?!       — Да, сэр, — сконфуженно уставилась Гермиона в пол. — Однако, я не изменю своего решения. Как раз для того, чтобы в следующий раз какой-нибудь псих не научился у вас всем этим страшным вещам, благодаря которым он и попытается этот мерлинов мир захватить!       — Ваше право, — усмехнулся он. — Мне даже будет интересно понаблюдать, выйдет ли у вас хотя бы попортить обложку… У Альбуса Дамблдора, к примеру, ничего не получилось, а потому он просто спрятал меня подальше с глаз долой.       Так вот кто изъял «Темные тайны тьмы» из библиотеки! Дамблдор, похоже, захотел воспользоваться ею для того, чтобы найти способ победить Волдеморта, а потом, испугавшись ее силы, решил безуспешно избавиться от нее? Не потому ли половина его тела теперь напоминала обугленную кожу, а сам он, судя по всему, пытался восстановиться после какой-то защитной магии?       Если дело было в этом, то им с Гермионой можно было даже не дергаться. До мастерства Дамблдора, даже после прохождения курса темной магии, им было, как до Марса пешком. Так что придется просто найти возможность спрятать эту книгу от посторонних глаз так далеко, где никто и никогда не сможет ее найти. Вот только, куда?       — Советую соседнюю галактику, мистер Поттер, — словно прочитал его мысли профессор Пруэтт. — А пока, будьте так добры, выйдите ко мне и встаньте напротив леди Поттер.       — Вы же знаете мою настоящую фамилию, не так ли? — прищурилась Гермиона, пока Гарри выполнял команду.       — Знаю, но вы сами установили такие правила перед госпожой Дервент, — пожал он плечами. — Не вижу смысла их нарушать.       Выйдя на середину класса, Гарри улыбнулся Гермионе, получил в ответ такую же улыбку и стал ждать новых распоряжений профессора Пруэтта. На самом деле, ему не очень понравилось происходящее, а внутри начало закрадываться нехорошее предчувствие, которое полностью оправдалось уже с первой фразы, произнесенной этим, с позволения сказать, человеком.       — Ваша новая задача — применить друг на друге заклятие Круциатус.       — ЧЕГО?! — синхронно воскликнули они, уставившись на Пруэтта во все глаза и чувствуя, как рука страха сжала их внутренние органы.       — Вы правильно меня расслышали, — вещал он. — И нет, это не наказание за ваше желание уничтожить меня в будущем. Но невозможно стать полноценным пользователем темной магии, если вы не способны силой воли полностью отречься от своих привязанностей. Ранее они помогали вам сломать вложенные обществом устои и обойти трудности, а теперь вы должны перебороть самих себя. Если это получится, то больше ничто не сможет вам помешать вершить свою судьбу.       — Я не буду этого делать! — первым выкрикнул Гарри.       — Я тоже! — закивала Гермиона.       — Тогда можете даже не мечтать о возвращении в реальный мир, — нехорошо сверкнули глаза Пруэтта. — Идите в свою комнату и живите там целую вечность. Хогвартс здесь окружен очень мощной магией, сквозь которую вы не сможете проникнуть, а значит либо вы выполните мое задание, либо останетесь здесь навсегда.       — Круцио! — с яростью выпалил Гарри, направив палочку на учителя, точно уверенный в том, что заклинание сработает безотказно.       — Глупый ход, мистер Поттер, — даже не поморщился Пруэтт. — Это бесполезно. Уходите и не возвращайтесь, пока не осознаете неотвратимость неизбежного.       Практически в тишине дойдя до самой вершины Астрономической башни, Гарри и Гермиона оперлись руками на ограждение и направили свои взгляды в сторону клонящегося к закату местного блеклого солнца.       Гарри не знал, о чем думает любимая девушка, но, скорее всего, о том же самом, о чем думал он. Новое задание Пруэтта было просто невыполнимым. Они никогда, ни при каких условиях не смогут использовать Круциатус друг на друге. А значит, им не светит закончить местный курс «обучения».       — Вот мы и узнали, как появляется местное население, — с усмешкой выплюнула Гермиона. — Не прошел задание и все — навсегда будешь бродить по этому Хогвартсу, словно призрак…       — Не самый худший конец, — прижал ее к себе Гарри. — По крайней мере, будем жить…       — Разве это жизнь? — хмыкнула она. — Мука похлеще, чем Круциатус… Я однажды разговаривала на этот счет с Почти Безголовым Ником. И он страшно сожалел, что остался в мире живых, вынужденный вечно обитать в одних и тех же стенах, без возможности уйти в загробный мир.       — Но какой теперь у нас выбор? — горестно усмехнулся Гарри. — Его даже вообще нет, на самом деле, в отличие от Ника…       — Не думала, что однажды окажусь навечно запертой в книге по темной магии, — тихо сожалела Гермиона ему в грудь. — Как угодно, но не так…       — Прости, это моя вина, — говорил Гарри, боясь посмотреть ей в глаза. — Я втянул нас в это все… И из-за меня ты очутилась здесь…       — Если ты думаешь, что твои слова помогут мне возненавидеть тебя и наложить Круциатус, то ты ошибаешься, — криво улыбнулась Гермиона. — Боюсь, это не сработает.       — Пока не сработает, — буркнул он. — Но лет через десять… Или двадцать…       — Замолчи уже, — шикнула Гермиона и вновь прижалась к его груди. — Давай лучше думать, что нам делать.       К сожалению, никаких здравых идей в их головах не появилось ни сегодня, ни завтра, ни через неделю, ни даже через две. Никаких уроков посещать более не требовалось, а в приколотом к дверце шкафа расписании значилась лишь пометка, что следует подойти к профессору Пруэтту в любой момент для продолжения обучения.       Гарри и Гермиона целыми сутками не выходили из своей комнаты, лишь изредка спускаясь в Большой зал для приема пищи. Все же умереть с голоду было еще более глупой идеей, чем жить здесь столько, сколько понадобится времени на поиск решения сложившейся ситуации.       Настроение было ни к черту. Они могли часами лежать на кровати, не произнося и звука, пялясь в привычно-бледный потолок и слушая дыхание друг друга. Бесконечная осень за окном все никак не собиралась сменяться зимой, а повторяющиеся сообщения в «Ежедневном пророке», как однажды заметила Гермиона, имели всего четырнадцать шаблонов написания, меняющиеся в произвольном порядке, но уже выученные ими наизусть.       — Похоже, создатели учебника рассчитывали максимум на двухнедельный курс обучения, — невесело пошутила она за очередным завтраком, отбрасывая газету в сторону. — Одни мы такие необучаемые…       — Ну, будь я Волдемортом, то выполнил бы все задания дня за два, — поддержал ее Гарри, выбирая, чем же наполнить желудок сегодня. — Блять, никогда не думал, что меня может начать тошнить от Хогвартса… От всех этих пафосных лордов и леди, смотрящих на всех, как на дерьмо. От сраного этикета и маскарадной одежды. Эй! Придурок! — крикнул он в ухо сидящему рядом гриффиндорцу со своей дамой. — Пошел нахуй, уебище!       — Прошу прощения, но извольте соблюдать культуру речи, — словно издевался над ним бестолковый болванчик. — Или я буду вынужден сообщить мистеру Беккету о неподобающем поведении.       — Да хоть раз уже сообщи! — опрокинул на него Гарри тарелку с жаренной картошкой в соусе, стекающем по плечам отвернувшейся от него иллюзии. — Может, хоть что-то изменится?! Может хоть раз он меня накажет уже, а?!       — Ты же понимаешь, что это бесполезно? — даже не дернулась Гермиона, не впервой наблюдая картину сходящего с ума от бессилия парня. — Вчера ты едва не обрушил потолок, а реакции ноль. Все починилось за ночь и выглядит как новое.       — Да знаю я, — устало выпалил Гарри. — Но вдруг? Случайно ткну в какую-нибудь кнопку экстренного выхода и нас выбросит в наш мир?       — Сомневаюсь, — вздохнула Гермиона. — Скорее всего, создатели книги ее никак не предусмотрели…       Чтобы сохранить внутри себя хотя бы остатки адекватности, Гарри и Гермиона, через некоторое время, решили стараться проводить как можно больше времени вне стен Хогвартса. Практическим путем они выяснили, что граница их маленькой вселенной проходит примерно в двух-трех милях вокруг замка, оставляя возможность гулять по прилегающим территориям, забредать в относительно безопасный днем Запретный лес и даже добраться до Хогсмида.       Стремясь не думать о бессмысленности собственного существования и просто о потере времени, они брали метлы и летали над крышами и башенками Хогвартса, перекидывали друг другу взятый на поле для квиддича мяч и соревновались в скорости прохождения импровизированной трассы, состоящей из парящих в воздухе между сооружениями школы ими же самими наколдованных колец.       Разумеется, метлы этого века были настоящими улитками, по сравнению с «Нимбусом-2005» или «Молнией», но это было хоть какое-то занятие, отвлекающее их от уничтожающих мыслей о той самой неотвратимости необходимости причинить страшную боль самому близкому человеку во вселенной. А еще радовало, что Гермиона таки перестала бояться летать на метлах и с удовольствием составляла ему компанию в небесах.       — Ты молодец, на две секунды быстрее, чем в прошлый раз, — похвалил девушку Гарри, когда Гермиона закончила очередной круг, лихо затормозив прямо напротив стены Хогвартса и дымчатый таймер высветил две минуты и пятьдесят шесть секунд.       — Все равно это медленнее, чем ты! Почти на четверть минуты! — воскликнула Гермиона. — И я едва не врезалась в башню Когтеврана, когда делала предпоследний вираж! Надо было подальше повесить кольцо…       — Так не интересно, — подлетел к ней поближе Гарри и осторожно приобнял за талию. — Когда мы вернемся назад, я основательно возьмусь за тебя и научу летать не хуже себя.       — Если вернемся… — хмыкнула Гермиона.       — Когда, — таки поправил ее Гарри. — Я верю в то, что мы выберемся. И пусть эти метлы не способны поднять нас туда, откуда мы сюда упали, мы не останемся здесь навечно. Верь мне, мы что-нибудь придумаем.       — Верю, — горестно соглашалась Гермиона, уже совершенно не боясь отпустить древко метлы на довольно большой высоте и прижаться к Гарри в ответ. — Правда верю…       Но как бы они ни насиловали свои сознания сутками напролет, в их головах не появлялось ни одной светлой идеи о возможном способе вырваться из заточения темного учебника. Наверное, даже из Азкабана, без анимагии Сириуса, сбежать было бы проще, чем провести профессора Пруэтта и его создателей.       Ну вот как искренне захотеть причинить боль Гермионе, чтобы сработал Круциатус? Да никак!       Все было бесполезно. На горизонте не виделось никакого выхода, а самоуничтожающие мысли буквально рвали сознание, заставляя с каждым днем настроение падать все ниже и ниже, не спасаясь уже ни полетами, ни объятиями и более близкими контактами с Гермионой, ни обсуждением очередных планов насчет их будущего.       Какое может быть будущее, если они застряли здесь навсегда? Если не способны применить друг на друге Круциатус? Гарри даже уже даже начал забывать о том, другом мире, где их ждала настоящая жизнь. Словно растворялся в серости одинаковых будней, сводящих с ума и не позволяющих сердцу биться в полную силу.

***

      В одну из ночей, случившихся, кажется, через несколько недель после того злополучного занятия у Пруэтта, мучаясь от бессилия и яростной злобы, подогреваемой воем стай оборотней за окном, Гарри резко вскочил с кровати, быстро оделся и, не говоря ни слова смотрящей на него во все глаза Гермионы, выскочил за пределы их спальни.       — Гарри, стой, ты куда?! — бежала за ним она, едва успев накинуть мантию на голое тело. — Гарри!       Но лишь молчание было ей ответом. Он больше не мог сдерживать свою внутреннюю ярость. Не мог больше обуздывать злость, разрывающую душу на множество мелких частей. Ему хотелось сделать что-то, что заставило бы Гарри вновь почувствовать себя живым, как это случилось с однажды с Гермионой, вдребезги разнесшей их комнату на составные части.       Но сейчас ему этого было мало. Мало просто уничтожить бездушный шкаф или комод. В нем просыпалась настоящая жажда крови, распаленная злостью на Пруэтта. И воющие каждую ночь за окном оборотни стали тем, на ком можно было вдоволь ее удовлетворить, раз уж Пруэтт бессмертен и неостановим.       Гарри летел вниз по ступеням движущихся лестниц, уже на автомате перепрыгивая пропадающие под ногами ступени, несся по темным коридорам, освещая путь ярким шаром Люмоса, не боясь ни мистера Беккета, ни госпожу Дервент, ни самого профессора Пруэтта. Ведь в этом мире им не было смысла наказывать тех, ради кого, собственно, этот замок и существовал. Точно так же, как и существовали манящие своим воем цели, которых Гарри достиг всего через несколько секунд бега по сырой и прохладной траве.       — Авада Кедавра! — прокричал Гарри, едва первый огромный волк выскочил на него из опушки Запретного леса, тут же сраженный смертельной зеленой молнией. — Авада Кедавра! Получайте, мрази! Авада Кедавра!       — Гарри! — вопила от испуга Гермиона. — Вернись! Гарри!       Но он словно не слышал ее криков. Красная пелена застилала ему глаза и не позволяла взять под контроль ту бурю эмоций, что кипела внутри. Он убивал всех, кого успевал замечать цепким взглядом ловца, метал убийственные заклинания и увеличивал гору трупов, копившуюся перед ним с пугающей скоростью и совершенно не боясь последствий.       Ведь, вероятнее всего, как и повторяющийся раз за разом день, в этой иллюзионной вселенной оборотни были бесконечными. И когда Гарри выдохнется и без сил упадет на колени, они загрызут его в секунду, какое бы количество он не успел убить их до этого.       Ну зато не придется применять к Гермионе пыточные чары. Вот уж удача…       — Круцио! — рявкнул Гарри, от чего одна из тварей забилась в конвульсиях и заскулила от невыносимой боли. — Да чтоб это место сгорело дотла! Инсендио! Конфринго! Авада Кедавра! Круцио!       — Гарри, сзади! — панически крикнула Гермиона. — Авада Кедавра!       Обошедший его со спины оборотень рухнул как подкошенный, не успев добежать буквально несколько шагов. Гарри быстро огляделся по сторонам и тут же лишил жизни еще несколько особей, решивших повторить подвиг своего неудачливого соплеменника.       Чтобы решить проблему защиты флангов радикально, Гарри вновь создал огненный шторм вокруг себя, поднявший жаркий ветер, треплющий его волосы, после чего взмахнул палочкой в направлении леса и произнес:       — Партис Темпорус!       Узкий коридор образовался прямо по курсу палочки, позволяя оборотням атаковать по одному единственному направлению. Сквозь выжженные пламенем кустарники он видел, как твари льются в его сторону целой бурной рекой, с каждой минутой лишь увеличивая количество врагов. Наверное, это такая мера защиты книги. Или еще какая напасть, Гарри уже было не важно. Он просто продолжал методично посылать в них самые опасные чары, какие только знал, с удовлетворением слушая все новый и новый скулеж оборотней самых разнообразных размеров и окрасов, который со временем превратился в одной сплошной цвет крови.       — Гарри! Остановись! — молила его Гермиона, которая чудом успела оказаться внутри огненного кольца. — Пожалуйста, хватит! Это не поможет нам выбраться отсюда!       — А вдруг поможет? — наконец-то отозвался он, держа на прицеле очередного оборотня, готовящегося к прыжку. — Вдруг я перегружу эту ебучую книгу и она выплюнет нас наружу?!       — Она не позволит этого сделать! — кричала Гермиона, отгоняя от себя магией языки пламени, едва не касающиеся ее мантии. — Давай вернемся в замок!       — Авада Кедавра! — выпалил он и очередная туша рухнула на сухую землю, пропахав собой почти пару ярдов. — Не хочу! Я убью их всех! Я…       — Прости, родной, но я не позволю тебе погибнуть… — подошла она к нему практически в плотную и ткнула палочкой в ему спину. — Сомниум…

***

      Очнулся Гарри лишь к рассвету. Лучи солнца, пробившиеся между облаками, попали ему прямо в глаза, заставив зажмуриться и отвернуться в другую сторону. Через мутноватое зрение он увидел знакомую фигуру Гермионы, а когда смог сфокусироваться, то обнаружил ее сидящей в кресле у окна и пьющей горячий чай, от которого вверх поднимались струйки пара.       Его сердце тут же сжала рука стыда и горечи за свой нервный срыв. Гарри боялся даже привлечь к себе ее внимание, ведь за такую выходку заслуживал не только быть подвешенным в подземелье на несколько суток, но и чего похуже… Вот какое было оправдание его поступку? Да никакое! Наверное…       — Ну как, пришел в себя? — неожиданно спокойно и участливо спросила Гермиона, заметив его движения.       — Да, похоже на то, — чувствовал себя полнейшим идиотом Гарри. — Прости… Я не знаю, что на меня нашло…       — Мы с тобой оба медленно сходим с ума, — говорила она, сделав небольшой глоток чая. — Сколько мы уже здесь находимся? Месяц? Два? Три? Тут нет календаря, только часы. Но и без него я вижу, что день застрял на какой-то одной определенной дате, а по ощущениям давно должны были приблизится к Рождеству.       — Я все равно не должен был так терять контроль, — стыдливо отвечал Гарри. — Чего я хотел добиться? Мы же живем внутри книги… Эти оборотни, кажется, бесконечны… Если бы не ты, они бы загрызли меня в один момент и все…       — Они чуть не загрызли нас обоих, — нахмурилась девушка. — Знаешь, как-то не очень получается отступать, когда приходится тащить твое обмякшее тело.       — Как тебе удалось нас спасти? — сжалось его сердце от того, что Гарри вновь подверг опасности Гермиону.       — Профессор Пруэтт помог, — поставила она чай на столик перед собой, звякнув ложечкой в стакане. — Он появился из ниоткуда и загнал всех оборотней обратно в лес одним лишь движением руки. В целом, ничего удивительного, ведь он проекция книги. Он здесь всем заправляет.       — Сказал что-нибудь? — поинтересовался Гарри, подняв на Гермиону совестливый взгляд.       — Только лишь то, что мы теряем время, вместо того, чтобы заниматься делом, — хмыкнула Гермиона. — Не знаю, Гарри, может быть он прав? Может, нам стоит попробовать?       — Что, применить друг к другу Круциатус? — невесело усмехнулся он. — Думаешь, я настолько отчаялся?       — Судя по тому, что ты вчера пытался совершить форменное самоубийство, то да, — справедливо заметила Гермиона. — Иначе как объяснить твой поступок?       И ведь действительно, не поспоришь. Последнее время Гарри и часа не мог прожить, чтобы не поддаться уничтожающим мыслям. Что он завел их в безвыходную ситуацию. Что там, наверху, уже давно может быть проиграна война с Волдемортом. Что он не способен стать настоящим лидером и воином, которому чужды привязанности и слабости.       Вон, тот же Дамблдор для всех кажется знамением света, но только лишь близкие к нему люди знают, насколько он скрытен, любит манипулировать всеми, как марионетками, и двигать подчиненными, словно фигурами на шахматной доске, никого не посвящая в свои мысли и планы.       Гарри не сомневался, что большинство идей старого директора, так или иначе, приводят к положительному результату. Но та отстраненность и расчетливость, какой смог достичь Дамблдор, была неподвластна молодым и горячим сердцам Гарри и Гермионы, даже после месяцев, проведенных в этой книге.       Ну как можно причинить такие муки, после которых многие молят о смерти, самому любимому человеку? Никак! А как можно вернуться назад и вновь вступить в войну с Волдемортом? Тоже никак, без выполнения первого пункта!       И эта неразрешимая дилемма, помноженная на однообразность здешнего окружения, вкупе с бесящими нарядами и показной манерностью иллюзий других студентов, добивала остатки адекватности, что еще теплились в их лохматых головах, вынуждая совершать безумные поступки, как вчера вечером, к примеру.       А может и не только такие?       — Я думаю, мы сможем это сделать, — нарушила Гермиона повисшую тишину. — Мы оба хотим продвинуться дальше, верно? Хотим вернуться назад?       — Очень хотим, — кивнул он.       — А чтобы сделать это, нужно лишь причинить друг другу немного боли, — поморщилась она. — Ладно, может и не немного, но нас же не заставляют держать его хоть какое-то продолжительное время? Секунды-другой будет достаточно.       — Поверь, ты не захочешь терпеть даже этой секунды, — вспомнил Гарри ощущения от пыточных чар.       — Я готова, — серьезно говорила она. — Я устала видеть это однообразие каждый день настолько, что готова на несколько секунд даже самой страшной боли. Или однажды сорвусь как ты и пойду в Запретный лес, чтобы меня загрызли оборотни.       — Но у меня вряд ли получится заставить себя пожелать причинить ее тебе, — смотрел на нее Гарри. — Желание важнее всего, ты же помнишь? Без него Круциатус не сработает.       — А ты смести приоритеты, — предложила Гермиона. — Помнишь, чему нас учил профессор Пруэтт? Ты впервые смог убить не из жажды смерти, а чтобы защитить меня. Так попробуй же пожелать мне муки ради дальнейшего облегчения. Как будто вырвать острый ядовитый шип из нарывающей раны. Сначала будет больнее, но это необходимо, чтобы вылечить ее и прекратить страдания. На такое же ты готов пойти?       — А что будешь делать ты? — поинтересовался Гарри.       — Попытаюсь представить то же самое, — высказалась она, пожав плечами. — Возможно, выйдет обмануть саму себя. Круциатусу же не нужна объективизация? Может, если я смогу отстраниться и не думать о том, что именно ты попадаешь под мои чары, то все получится?       — Давай попробуем, — с некой долей обреченности в голосе согласился Гарри, который больше не мог находиться в этих условиях и не видел иного пути. — Как думаешь, нам ждать появления урока в расписании или идти прямо сейчас?       — Что-то мне подсказывает, что профессор Пруэтт всегда на своем месте.       Ну да, кто бы сомневался. Едва они преступили порог класса Боевой магии, как у них тут же создалось ощущение, что и учитель, и безмолвная массовка из других студентов Хогвартса, будто не покидали своих мест и ждали их все те недели, а то и месяцы, что понадобились Гарри и Гермионе на моральную подготовку к самому сложному для себя испытанию.       — Леди Поттер, мистер Поттер, — невозмутимо поприветствовал их профессор Пруэтт, словно не участвовал и ничего не знал о ночной стычке с оборотнями. — Вы готовы?       — Да, сэр, — синхронно и решительно кивнули они.       — Тогда попрошу вас занять свои места, — махнул он рукой в центр класса. — Вы знаете, что нужно делать.       Встав напротив Гермионы, Гарри поднял палочку и попытался заставить свое сознание поверить в то, что ему должно понравиться причинить боль своей любимой девушке ради того, чтобы они оба смогли выбраться из этого бесконечного дня, сводящего с ума похлеще самого мощного Конфундуса.       Откуда-то всплыла идиотская мысль, что любители некоторых извращенных сексуальных практик, о которых иногда несмело шутили студенты в мальчишеских спальнях, легко бы прошли это задание, на самом деле получив удовольствие от причиненной партнеру боли. А может быть, даже занялись бы сексом прямо на глазах профессора Пруэтта, не имея желание сдерживать возбуждение от криков второй половинки.       Но сейчас было не до шуток. Гарри не был тем, кто тащился от страданий такой родной и близкой сердцу Гермионы.       Но что если она права? Что если попытаться представить, будто кто-то выпил Оборотное зелье и теперь не просто так целится в него своей волшебной палочкой?       Ведь Гермиона бы никогда в жизни не стала этого делать! Она же не та, кто ударит его в спину, как она сделала этой ночью, когда усыпила его среди стаи оборотней? Не захочет самолично прийти в этот класс и наслать на него пыточные чары?       Нет, Гермиона бы не могла, однозначно! Не сжала бы сейчас палочку побелевшими пальцами, готовясь пытать его ради своих темных целей! А значит, это не она! И это не ее губы не начали бы читать заклинание, которое ранее к нему применял лишь единственный человек на свете, и которого искренне хотелось пытать до конца его дней…       — Круцио! — одновременно воскликнули они и две красные молнии вырвались навстречу друг другу, разминувшись в воздухе и попав в не успевшие сдвинуться с места тела.       — А-а-а! — закричала Гермиона, упав на пол и согнувшись пополам, но при этом даже не начав конвульсивно дергаться, как при настоящем и полноценном применении Круциатуса. — Больно-то как! Мерлин-с-с-с…       Гарри также скрючился в три погибели, но смог удержаться на ногах, громко шипя все известные ему ругательства, стараясь пересилить невероятно сильную, но далеко не такую убивающую муку, какую он испытывал от воздействия чар Волдеморта. Его как-будто сбило Хогвартс-экспрессом, но в этот раз не создавалось ощущения кипящей крови и миллиона игл, вонзающихся прямо в кости.       Очевидно, что Гермиона, как и он сам, изо всех сил противилась всем сердцем столь противоестественной необходимости, но радовало, что у них обоих получилось сделать то, что ранее казалось невозможным. И уже вот это приносило истинное наслаждение и чувство победы даже похлеще, чем при получении кубка школы по квиддичу на третьем курсе Хогвартса.       — По пять баллов Гриффиндору и Когтеврану, — в своей привычной сухой манере зачел им задание с минимальной оценкой профессор Пруэтт, пока Гарри, через остатки боли, подбегал к Гермионе и приземлялся возле нее на одно колено, убеждаясь, что ей хоть и плохо, но она может улыбнуться ему и поздравить тем самым с успехом. — Не самое чистое выполнение, но тем не менее, вы смогли себя преодолеть. Жду вас завтра в обычное время. Обучение еще не закончено.