***
Все проблемы в деревушке решаются за пару часов, но почему-то сидеть на крыше одного из домиков так уютно. Когда осеннее солнце окрашивает верхушки деревьев в золотой, склоняясь к горизонту. Му Цин кладет голову на плечо Наньяну и прикрывает глаза, позволяя себе мимолетную слабость. Легкий ветерок поднимает в воздух сухие листья, тихий шорох которых так убаюкивает. — Тем не менее, — над ухом раздается голос, — я убил на одного демона больше, чем ты. Сюанчжень приподнимается и сразу же закатывает глаза, едва только открыв их. — Бесишь. — А ты знаешь, что все закаты мира завидуют тому, как ты закатываешь глаза, — Наньян скалит зубы — Здесь только один закат и это закат твоего чувства юмора, — парирует Му Цин и мстительно дергает небожителя за волосы. Через пару часов они возвращаются обратно на Небеса, ругаясь о том, в чьей же дворец они пойдут. Му Цин совершенно не планирует расставаться со своей уютной постелью, а Фэн Синь цепляется за свою превосходную оружейную. А ночью над дорогой появляется небольшой деревянный мостик, соединяющий верхние этажи их дворцов.Часть 1
26 марта 2022 г. в 01:30
Фэн Синь зажигает палочку благовоний и взмахом руки тушит возникший на пальце огонек. Комнату наполняет тяжелый и густой аромат, а дым складывается в такие знакомые, близкие, но далекие черты лица. Щелчком пальцев дымное лицо Му Цина превращается в туманную кляксу, опадая пеплом на деревянную подставку.
Сюанчжень одновременно так близко и так далеко, что зубы скрипят в бессильной ярости. Он близко, потому что по чьей-то насмешке, их дворцы стоят напротив друг друга в абсолютной воинственной бестактности. А холод в каждом разговоре удерживает соперника на расстоянии выстрела стрелы.
Окна дворца Сюанчжэня, наполовину стыдливо прикрытые плотными шторами, подозрительно часто ловят чужой взгляд на себе. А тонкий силуэт, растворяющийся в темноте, чарует и манит, что хочется высунуться из своего окна и бежать к чужому.
В первый раз он отшатывается от окна и почти доходит до выхода, чтобы избить Му Цина, но все-таки сдерживается. Во второй раз дворец Наньяна наполняют такие ругательства, что у мимо проходящих богов алеют уши. В третий раз он думает, чьи же окна заколотить досками: своего дворца или же дворца Сюанчженя. Но окна остаются нетронутыми, продолжая сиять своей невинной прозрачностью. А в следующий раз, Фэн Синь молча смотрит в окно, практически не моргая. Как и все последующие вечера, когда тонкий шелк ниспадает с плеч, обнажая переплетение крепких мышц. Жаль, что только с души не снять так просто гору льда, чтобы коснуться дрожащими пальцами его, настоящего Му Цина, без вечных колкостей и ненависти в каждом сказанном слове и брошенном взгляде.
Жаль, что каждое собрание в небесном дворце приходится стоять рядом друг с другом и вообще делить одну сторону света на двоих.
Вот Пэй Мин, думает генерал Наньян, в его подчинении целый Север, которым он ни с кем не делится, а мне приходится делить Юг с этим недоумком.
Недоумок стоит в паре метров от Фэн Синя, и в очередной раз закатывает глаза.
— Может тебе занавеску на лоб повесить, раз ты так часто закатываешь глаза, чтобы не видеть этот мир? — предлагает Наньян, за что совершенно справедливо (нет) огребает.
— Может тебе ко рту завязки пришить, чтобы ты хоть как-то мог его закрывать? — парирует Му Цин, только тон его голоса такой ровный и безразличный, что хочется схватить за шею и впечатать в ближайшую колонну, чтобы хоть какие-то эмоции выбить. Но фарфоровая кукла успевает покинуть зал, пока Фэн Синь строит свои кровавые планы.
Вечером привычная шелковая лужица одежд Сюанчженя не растекается по полу, а ни в одном из окон не появляется света. Фэн Синь хмурится. Но хмурится до тех пор, пока не слышит робкий стук в дверь. Где-то в груди вспыхивает слабое пламя надежды, которое трепещет и почему-то угасает с каждой пройденной ступенькой, которая ведет вниз. Кажется, что это не просто спуск на первый этаж, состоящий из тридцати трех ступенек, а бесконечная лестница страданий. Дверь открывается беззвучно, а на улице такая мертвая тишина, что слышно, как бьется сердце, проламывая ребра. В горле пересыхает и невозможно сглотнуть и не вымолвить слова, когда Фэн Синь видит перед собой генерала Сюанчженя. Наньян чувствует, как колени предательски подламываются, но он опирается рукой на косяк двери, стараясь придать себе как можно более беззаботный вид.
— Никак великий генерал Сюанчжень сошел с ума и перепутал дворцы? — колкость срывается с губ быстрее, чем в мозгу успевает зародиться мысль.
На лице Му Цина вспыхивают пунцовые розы румянца, а пальцы сами собой сживаются в кулаки.
— Скажи мне, гений чистой мысли, ты не задумывался, что если видишь меня в окно, то и я тебя тоже вижу, — вкрадчивый шепот прямо в ухо заставляет вздрогнуть. Фэн Синь чувствует, как волосы на загривке встают дыбом, а руки усеивают мурашки.
Стоп, спустя пару мгновений он осознает весь смысл сказанных слов. Му Цин. Видел. Как. Наньян. Подглядывает. За. Ним. В. Окно.
Что ж, это вполне может сравниться масштабами катастрофы с тем происшествием, в котором недавно был замешан Се Лянь. Ну да, том самом, где Цзунь У оказался Безликим Баем, была разрушена Небесная столица и все такое… Фэн Синь тяжело вздыхает, пытаясь мысленно сравнить эти обе ситуации, приходя к неутешительному выводу — то, что случилось сейчас — в разы хуже.
— Я не думал, — тяжелый выдох оседает между небожителями, превращаясь в еще один ледяной шип.
— Конечно же не думал, тебе же нечем, — закатывает глаза Му Цин. Но, кажется, что он в ехидно-благодушном настроении, раз дворец Наньяна еще целый, а его владелец не валяется в пыли с разбитым носом. — Но признай, понравилось?
Тонкие пальцы дергают завязки плаща, который слишком быстро начинает падать вниз.
— Дурак, не здесь же, — Фэн Синь хватает второго небожителя в охапку и запихивает в свой дворец, влетая следом. Дверь слишком сильно хлопает, что, кажется, что вся улица сейчас соберется у его окон.
От Му Цина пахнет мягкими травами, не теми благовониями, что Наньян жег с утра, это что-то более свежее и прохладное, как рассвет.
— Мог бы просто попросить, — голос становится мягче и обволакивает чем-то теплым, заставляя расслабиться и качаться на волнах, забывая о том, что сейчас заклятый враг стоит и снимает с себя верхний плащ.
Фэн Синь что-то пытается промямлить в ответ, но из горла вылетает лишь жалобный хрип.
— Или достопочтенный небожитель не знает слова «пожалуйста»? Интересно, как же ты вознёсся в таком случае? Неужели за счёт своего огромного члена? Это правда, что он огромный?
Му Цин явно напрашивается на неприятности, решает Фэн Синь. Но эта маленькая шалость зашла слишком далеко, чтобы можно было остановиться и сделать вид, что ничего не было.
— Хочешь проверить? — времени на осторожность нет, чтобы проверить границы дозволенного. Приходится по привычке идти напрямик, с огромной вероятностью что-то испортить. Но Наньяну чудом везёт, видимо, в этот день судьба к нему благосклонна — Му Цин едва заметно улыбается.
— А что если да? — шепчет он, оказываясь у Фэн Синя за спиной.
Наньян резко оборачивается, что синие его одежды резко взмывают в воздух.
Кажется, что это все глупый сон, навеянный сладкими благовониями, а сейчас вот-вот наступит суровая реальность, в которой они сожгут дворцы друг друга и сломают несколько костей. Но Му Цин стоит перед ним, такой теплый и абсолютно живой, а ещё Фэн Синь чувствует его сердцебиение, когда неаккуратно заключает в робкие объятия. От напускной гордости ничего не остаётся и приходит страх. Страх сделать что-то не так, страх, что это какая-то злая шутка. Что Му Цин сейчас оттолкнет его, ядовито рассмеется, скажет, что Фэн Синь идиот и как вообще может нравиться кому-то.
Под ребрами становится больно, что дышать трудно, а перед глазами миллиарды звёзд, которые кружат в своем четко выверенном хирургическом танце, вырывающем все мысли с корнем. Потому что в голове резко становится пусто, лишь сердце колотится в ритме военного марша, потому что это не любовь, а ещё одна война между ними.
Тридцать три ступеньки вверх чувствуются как ещё одно вознесение. А вот шелк наоборот, легко падает вниз, обнажая бледную кожу. Вживую это выглядит ещё великолепнее, чем за броней из двух оконных проемов, затянутых хрупким стеклом. Пятая прекраснейшая картина, предназначающаяся только Фэн Синю. Нервные пальцы путаются в многочисленных завязках, сбиваются с пути и сжимаются в кулаки. Поверх руки Наньяна опускается чужая и сразу видно разницу между ними — руки Фэн Синя большие и грубые, а у Му Цина тонкие и ухоженные, словно он не прачкой работал у Се Ляня, а сам был наследным принцем. Каждый палец этой призрачной руки, тонкой и прозрачной, хочется поцеловать и беречь как самое ценное сокровище, что только есть в мире.
Пересохшие губы касаются нежной кожи, пытаясь насладиться чарующей прохладой. Штормовое море в глазах Сюанчженя грозится вырваться наружу, водяными драконами сплестись на стенах, поглотить мир в своей клыкастой пасти, унизанной острыми клыками из морской пены. Но вместо разрушения (очередного) Небесной столицы Му Цина толкают на кровать, с легкостью перехватывая у него роль демона-искусителя.
Фэн Синь думает, что даже Хуа Чэну далеко до Сюанчженя. Му Цин думает, что Наньян сейчас непозволительно много думает. Остатки одежды сами собой аккуратно складываются на стуле, за чем пристально следит Му Цин. Удостоверившись, что все выглядит идеально, он откидывается на расшитые золотом подушки. По щелчку пальцев шторы занавешивают окна, скрывая воинственное таинство от чужих глаз.
Пальцы переплетаются, стискиваются на горле и запястьях, оставляя россыпь уродливых синяков, которая, конечно же, пройдет к утру. Но сейчас это их маленькие слабости — почувствовать себя живыми, живее, чем когда они еще ходили по земле и не были этими всемогущими существами, которые, на самом-то деле, не в силах обуздать свои эмоции. Усмирить себя, затушить этот огонь в груди и вернуть море в берега. Калейдоскоп разбитого витража иллюзий ножом под ребра, когда Фэн Синь перехватывает инициативу, заставляя податливое тело под ним раскрыться полностью и понять, что да, сейчас это все по-настоящему происходит, не в мыслях или в чьем-то проклятом сне, навеянным темным артефактом.
Сюанчжень сквозь толщу воды слышит горячий шепот, выжигающий на ребрах клятвы и признания, что снова становится так больно и так хорошо, что сознание едва держится в теле, цепляясь в судороге пальцами за чужие плечи, вгрызаясь зубами в шею. Прядь волос прилипает к влажному лбу и Му Цин тянется, чтобы убрать ее, пытается полностью выпрямит руку, но этого не требуется — Фэн Синь так близко, что непривычно и заставляет вздрогнуть.
— Тише, — шепчет Наньян, крепко прижимая к себе тело, целуя каждый синяк, каждую ссадину.
В голове ни одной колкости, которую так хочется выдать, чтобы Фэн Синь хоть на мгновение прочувствовал чужое положение, а спустя мгновение и сторонние мысли вышибает прочь, когда Наньян толкается внутрь. Они сейчас так уязвимы друг перед другом, но стараются не ранить, действуя порой слишком аккуратно. Аж непривычно и хочется кричать на весь мир, срывая горло.
Рассвет взрывается перед глазами, хотя за плотными шторами дворца все еще царит ночь. Фэн Синь аккуратно ложится рядом, легкими движениями руки успокаивая бушующее море Му Цина.
Они не нарушают блаженную тишину, благополучно засыпая в объятиях друг друга. Будит их голос Се Ляня в канале духовной связи, совершенно нетактичным образом интересующийся, где же пропадают два генерала, когда проходит общее собрание. Фэн Синь пытается сочинить легенду, но от крайне сложного процесса мышления его отвлекает Сюанчжень, прижимающийся к его губам.
«Скоро будем», — кратко отвечает Му Цин, прижав свои пальцы к виску Наньяна и совершенно нагло вмешиваясь в чужой диалог.
Они действительно быстро собираются, не обсуждая произошедшее, но их абсолютно устраивает исход всех событий. И никто из них не краснеет, находясь под насмешливым взглядом Хуа Чэна и под непонимающим взглядом Се Ляня, который что-то тихонько спрашивает у своего обожаемого Сань Лана.
— Я тебе потом расскажу, гэ-гэ, — обещает демон и хитро сверкает единственным глазом.
— Ты искал нас, — тон Фэн Синя ровный и спокойный, а в голове проносится тысяча проклятий в сторону градоначальника Хуа, которому, к несчастью, повезло быть уже несколько сотен лет мертвым, иначе бы его на месте испепелила бы молния или еще что хуже.
— Ах да, — мягко улыбается Се Лянь, — хотел попросить выйти вас в патруль в одну из деревенек, находящуюся на границе ваших земель, но не знал, согласитесь ли вы работать друг с другом. Но сейчас, я вижу, что вы нашли взаимопонимание и…
Остаток фразы так и остается неозвученным, потому что наследный принц прикрывает рот ладонью и смущенно смотрит в пол.
— Кто еще знает? — грозно спрашивает Му Цин.
— Только я и Сан Лан, — тихо говорит Се Лянь, — но мы никому не скажем.
— Я даже знать не хочу, как вы это узнали, — закатывает глаза Сюанчжень.
Двое богов войны кланяются и уходят обратно в сторону своих дворцов, получив стопку свитков с подробными указаниями. Стоит Фэн Синю обернуться к Се Ляню спиной, как с плеча Наньяна слетает серебристая бабочка.