Царапина

Нобору ранится случайно. Во время бритья. Царапина небольшая и неглубокая, но кровь, смешанная с водой, вызывает неприятные хлесткие ассоциации. Тонкая ломкая рука Михо, торчащая из ванны... Из ванны, будто подсвеченной снизу красным. В тот день Михо перерезала себе вены, а Нобору... Нобору взяли под стражу. Он не помнил, как и под каким предлогом оказался в квартире мудаков, которые Михо изнасиловали, но не встретил никаких препятствий на пути. И с каждым ударом муть, ярость, кристальная ненависть выплескивались из Нобору толчками. Подстегивали не останавливаться. И сопротивление слабло, тела обмякали. Становилось... легче. Но потом нахлынуло опустошение. Словно он чего-то не сделал. Словно он сделал больше, чем мог. И «прежний» Нобору так в том дне и остался. Пускай. Не жалко. Семья давно поставила на Нобору крест — еще с жалоб учителей на пропуски занятий, хамство и избитых одноклассников. Друзей тоже не было. Да и особых ценностей не наблюдалось. Только комп, драки и Михо. Они познакомились, как ни смешно, в библиотеке: Нобору ловил интернет, Михо читала, ещё несколько студентов корпели над материалами. В какой-то момент Михо подошла к нему и попросила «погуглить» одно историческое событие — в просьбе не было заискивания или умоляющих ноток, и Нобору не видел смысла отказывать, — а потом разразилась тирадой вполголоса, как можно допускать такое несоответствие действительности и в таком свете выставлять пиратов. Её глаза горели, кулачки сжимались, и это настолько диссонировало с образом хрупкой заучки, что Нобору жадно слушал и невольно подстегивал восклицаниями: «Опупеть, а чё дальше?» Да и рассказывала Михо — интересно... На середине тирады их попросили покинуть помещение, но это нисколько не помешало забуриться в парк, где Михо продолжила посвящать в быт и сложные взаимоотношения бравых корсаров. В следующий раз они пересеклись, когда у Михо пытались умыкнуть сумку, и Михо колошматила незадачливого вора зонтиком по спине и руке: «Куда это собрался?! А ну жди прихода полиции! Смелости хватило на воровство пойти, хватит и чтобы перед законом ответить». Вор затравленно оглядывался с видом «Спасите!» — ноги его зпутались в велосипедной цепи. И вокруг потихоньку смыкалась толпа. Нобору в голос смеялся над этим цирком. Когда наконец на место проишествия приехал ошарашенный патрульный и разобрался, кто потерпевшая сторона, и составил протокол, Нобору увел Михо, чтобы угостить мороженым. Восхищался в голос: «Ну ты даёшь!» Михо лишь прятала улыбку за «шапкой» рожка и поправляла выбившиеся волосы. Она вообще казалась удивительной. Не шарахалась от Нобору, не строила глазки, не искала защиты. И полностью разбивала все стереотипы. Михо училась с энтузиазмом и даже остервенением, кишела знаниями, которыми щедро делилась, читала запоем и то и дело подсовывала Нобору отдельные экземпляры: «Попробуй, оно несложно написано». В ремарке не чувствовалось превосходства, только забота и желание поделиться прекрасным. Нобору читал, и, черт возьми, эти истории правда ему заходили! Михо искренне радовалась, обсуждала горячо и воодушевленно, поясняла всё непонятное или просто сыпала интересными фактами. При этом рубила с плеча, не ходила вокруг да около и высказывала недовольство максимально корректно, но точечно. Когда Нобору опоздал на встречу из-за толпы хулиганов, выросших на пути, сказала, что её лимит ожидания — разовый, и полчаса без предупреждения — максимум, на который она готова закрыть глаза. Последующие каждые полчаса штрафуются вкусняшкой. На такие условия Нобору был вполне согласен! Жизнь день за днем наполнялась новым и расширяла горизонты. И казалась такой интересной! Нобору не понимал, как раньше обходился без всего этого. Как жил — без Михо. Не то чтобы Нобору влюбился в неё... но что-то рядом. Таких людей он в принципе раньше не встречал. Потом, конечно, выяснилось про отца эмчеэсовца, про курсы самообороны, про подруг-сукебан. А раньше не пересекались потому, что отца только меньше года назад перевели в их городок по работе. И после переезда у Михо тоже особенно не было друзей, так, пара знакомых поболтать на переменах. Поэтому друг для друга они стали бухтой радости. Пока Михо не пригласили отпраздновать окончание семестра... Те события казались дурным сном, главой книги, вызывающей толпу противоречий, чьими-то слухами. Михо изнасиловали — и та, вернувшись домой, порезала себе вены. Нобору очень хотелось спросить её «Почему?»: почему она допустила подобное, почему не пришла к нему, почему решила всё так кардинально?.. Но на самом деле Нобору знал ответы на эти вопросы. Против трёх кобелей и лёгкого наркотика особо не попрёшь. Сам он с приятелями-байкерами уехал кататься загород. И лучшего способа пробудить его к решительным действиям не нашлось бы... Нобору встряхивает волосами и тянется к аптечке. Вот уже год он живет обычной жизнью, работает в офисе, кодит программы. Гуляет по парку, лакомится мороженым, читает книги. Не позволяет грусти себя затопить. И всё-таки иногда, как сегодня, он царапается о реальность и чувствует глухую, но пронзающую сердце насквозь боль.