Мерзлые костяшки

Дверь с щелчком хлопает, впуская запах тяжёлых сигарет с лестничной площадки в квартиру. Мягкий коврик мнётся под кроссовками, бежевые ворсинки впитывают влагу дождя с подошвы. Пачка красного винстона летит на тумбу в прихожей, промокшая кофта — следом. Севший телефон остается у неисправной зарядки, рядом с мятой запиской, никем не тронутой: ломаные буквы и перечеркнутые слова, лужица чернил от сломанной ручки растеклась в углу. Парень проходит дальше, через пустую гостиную: ноги снова мёрзнут в тонких носках от сквозняка, а мокрые волосы неприятно липнут к лицу. Плитка ванной — как уличный асфальт, холодная, совсем не согревает. Зато горячая вода приятно жжёт руки и лицо, вплоть до момента, пока карие глаза не натыкаются на полароидное фото: на нем два счастливых человека, они обнимаются и улыбаются. «Давно такого не было…» Руки сами тянутся и срывают фотографию с зеркала, гладкая поверхность скользит в мокрых пальцах. Подушечки касаются русых волос на бумаге, но вернуться в запечатленный момент не получается. И попытки приходится отложить, когда по квартире эхом разносится лязг битого стекла: сердце заходится в быстрых ударах, гулко отбивая ритм в ушах, перебивая шумящую в венах кровь. Дверь, ещё одна дверь — взгляд мажет по комнате, дверная ручка сжата парнем до предела. Из лёгких вырывается рваный выдох, а голова облегчённо опускается, когда он видит в балконном проёме свою девушку. «Ты…ты доведешь меня.» Он знает, что она не смотрит на него, даже не обращает внимание на вздымающуюся от волнения грудь. Шатен переводит дыхание, снова поднимая глаза. Их взгляды не встречаются как обычно, она не летит к нему в объятия, не говорит, что соскучилась. Оттого пустота царапает стенки грудной клетки, бьётся о ребра и царапает лёгкие, она цепляется за сердце, утягивая его в пучину темноты. Сквозняк всё так же тянет по полу, а незастекленный балкон впускает в квартиру порывы ветра. — Чего встал? — не поворачиваясь и пересилив себя, выдавливает девушка, сжимая кисть. — Юлик, тебе разве не пора на съёмки? — та фыркает, садясь в старое кресло и поджимая ноги под себя. «Лиза, прекрати, прошу тебя.» — Заходи в комнату и закрывай балкон, на улице холодно, — хрипота в голосе говорит о скорой простуде, но глубокий вдох восстановливает нервы для новой попытки, когда его игнорируют. — Лиза, хватит, — парень захлопывает дверь за собой, подходит ближе, переступая разбросанные вещи, — ты заболеешь, — стоя совсем в плотную, карие глаза с болью смотрят на худые и голые девичьи ноги, рассыпанные русые волосы на её коленях, мерзлые костяшки. Одна футболка не даёт достаточно тепла, а кожа неестественно бледная. — Лиз, — тихое обращение и лёгкое касание к холодным рукам. Она поднимает свои глаза-стекляшки, капилляры налились кровью, а длинные ресницы слиплись от солёных слез, они тонкими струйками умыли милое личико. Потресканные губы сжались в тонкую линию, а рука слабо отталкивает его. Шатен ловит её ладонь, бордовые разводы окрашивают фарфоровую кожу, ссыхаясь, но девушка старается сжать пальцы и вырваться из крепкой хватки. Осколки разбитой чашки лежат совсем рядом, выводы напрашиваются сами. Он присаживается на корточки, глядя снизу вверх. — Молчи, — зеленоглазая отворачивается, прерывая контакт с родным и тёплым взглядом: его карие оттенки окутывают, заставляют вернуться в прошлое, дарят ту нежность и заботу, которой так не хватало. — Я не собиралась умереть на закате, просто разбила кружку, — чувствуя тёплые касания мужских пальцев на лодыжке и предугадывая вопросы, сипит та, — А теперь уходи. «Я не хочу. Не хочу видеть твой безразличный взгляд, не хочу смотреть на твои трясущиеся руки, не хочу сидеть рядом и молчать, не хочу уходить.» — Нет, — парень сильнее жмется к девичьим коленям, — не хочу, не хочу, — голос надривысто дрожит, а тело всё сильнее льнет в объятия. — Пожалуйста, скажи, что тебе не всё равно, скажи, что я ещё могу признаваться тебе в любви, скажи, что смогу целовать тебя, — руки хватают в тиски, притягивают к себе и требуют ответа, не поднимая глаз, он утыкается в живот, — пожалуйста… Её грудная клетка вздымается, с губ слетает первый всхлип, слезы льются по щекам. Она уже сама тянет мужскую футболку на себя, обхватывает шею, замерзшими пальцами зарывается в волосы. — Тогда станься, прошу.