Сколько ещё можно терпеть?

      Отвратительно воняющая кровь бруксы осталась липким слоем на одежде, травя и без того не самые здоровые лёгкие. Глаза не янтарные, какие-то чёрные от выпитого эликсира, меч в руках держал крепко и взгляд был направлен на голову бестии. Та валялась на земле, покрытой снегом, кровь текла из шеи, образуя уродливую лужу. Рот с множеством зубов был открыт в немом крике, но глаза тут же дёрнулись в сторону, смотря прямо в душу. Ничего, никакого отголоска жалости, даже малейшего намёка. Тварь всё же вскрикнула, видимо, в последний раз в своей жалкой жизни, сгорая ярким пламенем. Вместе с ней сгорело проклятие, наложенное на человека, пригревшего это существо в своём доме. Подняв обречённый взгляд на ведьмака, парень дрожащим голосом выдал:       — Зачем? Зачем ты убил её?       В ответ лишь молчание и сожалеющий выдох, сам же мужчина засунул меч в ножны, смотря куда-то через плечо. У Плотвы и Ворона стояли девушка и ведьмачка, сложившая руки на груди и кивающая головой на лошадей. Им пора в путь, но недомолвки мешали это сделать, да и вид друга оставлял желать лучшего: плечо залито кровью, укус всё ещё кровоточит, из глаз текут слезы. Горькие и в какой-то степени знакомые самому ведьмаку, ведь терять кого-то, кто был тебе дорог по-настоящему — пытка похуже быть съеденным трупоедом. Брюнетка подошла к мужчине, аккуратно хлопая по плечу и обращая на себя внимание. Кинув взгляд на неё, старший слегка кивнул головой и уже собрался уходить.       — Я любил её. Ей было неважно, как я выгляжу и что делаю. — Вновь прозвучал дрожащий голос, в котором отчётливо слышалась злость или ненависть. Брюнет, шедший рядом с ведьмачкой, вновь обернулся к другу, смотря на того в упор. Девушка остановилась рядом с мужчиной, аккуратно дёргая того за рукав рубашки, мол, оставь его в покое и пошли уже.       — Проклятие снято, ты свободен, Павел.       — Знаешь, Антон, меня прокляли не из-за того, что я разрушил храм. Из-за изнасилование жрицы. — Янтароглазый вздрогнул и нахмурился, обращая внимание на девчушку; рыжая особая стояла рядом с Плотвой, держа её за узды и смотрела на брюнета с неким непониманием. Устало вздохнув, ведьмак пошёл за девушкой, отключаясь от мира сего. Он уже не слышал жалобных просьб парня о том, чтобы хоть один из ведьмаков убил его, не слышал и ответ, который дала его сестра другу. Не помнил, как усадил дитя неожиданности в седло, взял Плотву под узды и повёл лошадь за ворота особняка. Не и помнил и того, что брюнетка потом сама вела ему садиться в седло Ворона за ней, не помнил, как сел и ухватился руками за талию девушки.       Наваждение спало только тогда, когда они уже были далеко от особняка, где-то в лесу. Сидя перед костром, Антон прикрыл глаза, ожидая спада действия эликсира. Рядом шуршала ветками сестра, изредка перебрасываясь парой фраз с девчушкой и аккуратными движениями тормошила брата. Из бледно-серой кожа приобрела нормальный цвет, глаза из чёрных вновь стали янтарными. Рядом села девушка, опираясь локтями о колени и смыкая руки замком. Разместив его под подбородком, брюнетка глянула на мужчину, обводя лицо внимательным взглядом.       — О чём задумался? — раздался в этой тишине хриплый голос, вырывающий из собственных мыслей. Оля уже спала, обёрнутая в пару шкур оленей, бормоча что-то невнятное во сне. Антон устало потёр лицо ладонями, качая головой. Хотелось в омут провалиться, лишь бы не говорить причины своих тревог и проблем. Бард с которым они поругались пару лет назад, ведьма которая умерла буквально на днях, ведьмачьи скитания и жизнь от заказа до заказа — всё это било по сердцу не хуже когтей какой-нибудь твари.       — О Юле. Честно говоря, до сих не верится, что её нет…       — Антон, мы живём с тобой не одно столетие. Пора бы привыкнуть, что люди к которым мы привязываемся, рано или поздно умрут. Они не могут жить вечно, как бы нам не хотелось.       — Юля исключение из всех тех, кто мне был дорог, Кать. Она была ведьмой, тоже не мало прожившей. Ей просто не повезло оказаться на этой чёртовой войне. — Катерина закусила губу, отводя взгляд в сторону. В чём-то её брат прав, но нельзя же вечно жить прошлым. Хотя, если ты очень сильно кого-то любишь или любил, это был удар ниже пояса. Если бы можно было повернуть время вспять, но они так не могут. Подсев к брату ближе, девушка несмело и слегка неуклюже обняла мужчину, утыкаясь лицом в его плечо. Антон не двигался, стараясь не спугнуть неожиданный прилив заботы со стороны сестры.       — Тебе сейчас тяжело, но это пройдёт. Как когда-то ты мне говорил: «Боль стоит преодолеть и отпустить прошлое». Помнишь? Как я тебе плакалась в рубашку, когда Олежи не стало?       — Помню, хоть и было это чуть больше сотни лет назад. Ты тогда готова была порвать всех и вся, особенно его родителей.       — Не сберегла его, надо было не отпускать его одного в этот лес… — Мужчина аккуратно обнял сестру, поглаживая по спине и перебирая тёмно-кофейные волосы. Пропуская их сквозь пальцы, призрачно видел Юлю и её улыбку, чувствовал тепло. Но это лишь видение, которое уродливым обрывком ускользает обратно на периферию сознания. Катя прикрыла глаза, погружаясь в свои воспоминания, как и Антон. Они оба страдали, только одна из них уже больше сотни лет, другой всего пару дней. Эти люди изменили их в какой-то степени в лучшую сторону.       Олегсей сделал Катерину более чуткой и чувственной, чего не мог добиться кто-то другой. Юля подарила Антону прекрасное чувство, которое гложет его много лет — любовь. Пускай они встретили свои вторые половинки в разное время и в разных местах, но одно ведьмаки знали — их ещё долго не отпустят воспоминания, как бы режущие разбитые, больные сердца.       — Не твоя вина, что ты не смогла тогда спасти Олегсея. Это всё закономерно, круговорот жизни, проще говоря.       — Ты тоже не виноват, что тебя не было на передовой. Юля, насколько я знаю, была смелой женщиной, вечно лезущей на рожон. И ведь угораздило тебя влюбиться в такую!       Антон тихонько усмехнулся, слегка толкнув сестру, на что та отстранилась от брата. Высунув язык и скривив лицо в подобие оскала, девушка сложила руки на груди, тоже тихо смеясь. Ведьмаки понимали, что ведут себя глупо и слишком сентиментально, но кто им мешает сейчас быть откровенными с самими собой? Мужчина потрепал сестру по волосам, получая несильный хлопок по пятерне холодной ладонью брюнетки.       Сколько ещё можно терпеть терзания души собственными воспоминаниями? Много, лишь бы не было так больно, как раньше. Сколько ещё можно терпеть безумные выходки друг друга ради близких? Долго, но чтобы они не переходили границы дозволенного. Сколько ещё можно терпеть необдуманные поступки людей, которые им дороги или были дороги? Достаточно, как бы не хотелось дать подзатыльник или наставляющий совет…