Штормы приходят и уходят, волны плещут, большие рыбы пожирают малых, а я знай себе плыву.
— Лорд Варис, Игра престолов (Game of Thrones).
Когда с северной половины острова пришло известие, солнце едва взошло и покоилось где-то в области вечного равновесия. На востоке было солнце, тёплое и яркое, с мириадами розовых и оранжевых пастельных тонов; на западе — луна, холодное и сияющее полотно угрюмых пурпурных и голубых тонов, усыпанное россыпью звёзд. Тишина была благословением, а пейзаж — шедевром. Между естественными линиями хаоса и стабильности Хойт Волкер ощущал спокойствие, редкое в суровой реальности мира. Поэтому было справедливо, чтобы человек, нарушивший столь драгоценный момент покоя, был наказан, и поэтому капер был лишён месячного жалованья и бесцеремонно уволен за свои провинности. И любой, кто знал кукловода острова Рук, мог предвидеть такую реакцию. Ведь ничто не бывает простым, когда марионетка начинает хвататься за ниточки. Конечно, Хойт был умным и наблюдательным человеком, а потому заранее готовился к подобным ситуациям. Ваас всегда был склонен к внезапным приступам беспорядочного бунтарства, и Хойт хорошо знал поведение своей маленькой пиратской пешки. Много лет назад, когда он обхаживал туземного юношу, обещая богатство и власть, взять его на поводок было проще простого. Остров изобиловал наркотическими компонентами и галлюциногенной флорой, так что было проще простого накормить дерзкого маленького «воина» достаточным количеством наркотика, чтобы запрячь его; ведь, как всякий хороший сутенер, Хойт Волкер знал извечную стратегию держать своих работников в рабстве и на привязи, как хороших, послушных шлюх. Но даже на хорошо закреплённом поводке животные оставались животными, а джунгли воспитывали их дикими и необузданными. А Ваас, как от природы, так и благодаря воспитанию своей культурой, мог быть таким же диким, как они. Жадная шавка не довольствовалась игрушками, которыми её одаривали, широкой территорией, которую предоставили в её распоряжение, или даже собственной ролью альфы на этой территории. Нет, быть вторым помощником Хойта не всегда было достаточно, и будь он менее сильным человеком, Хойт мог бы убить дикаря за раздражающие приступы вспыльчивости. Однако Волкер был цивилизованным человеком. Он не был сторонником того, чтобы недолюди били себя в грудь. Он не участвовал в мелких попойках. Он был лучше того сброда, которым управлял, тех масс, которых поработил. И когда возникал конфликт, он, как любой уважающий себя тиран, выбирал тонкость, а не грубую силу. У каждого человека была своя цена, у каждого потенциального героя — свой криптонит. Техника заключалась в том, чтобы найти и использовать эти слабости. А для Вааса такой слабостью была не кто иной как женщина. «Иронично», — подумал он. И так трагически романтично. Безумец сдался своей музе; суровая жестокость джунглей уступила место красоте окружающей природы. Да, всё это было очень мило и мелодраматично. Но не так сладко, как получить приз в своё распоряжение. И когда он позвал её в свою комнату, он ни мог не улыбнуться. Это выражение было гротескной насмешкой над человечностью. Оно не несло тепла и не достигало его глаз. Как и многое другое внутри него, эта реакция была мёртвой и механической; она делалась больше по привычке, чем из чувства. Он был похож на старое дерево, израненное молнией, с корнями, глубоко врезавшимися в почву. На первый взгляд в нём было некое благородство природы, говорящее о стоическом, стойком выживании. Но когда человек заглядывал под кору, он обнаруживал, что дерево сгнило и заражено насекомыми — ползающими, шебуршащимися и жужжащими. И тогда человек понял, что единственный способ изгнать насекомых — это пронзить великое дерево огненной волной. — Доброе утро, моя дорогая, — приветствовал он с раздражающей вежливостью. — Доброе утро, сэр, — тихо ответила ты. Причудливая улыбка на его лице расширилась, когда он оценил твой облик. Ты была одета в одежду, выбранную им, — скромное белое платье, расшитое узором из изящных желтых нарциссов, — и держала голову склоненной, как хорошая девочка. Ты привыкла к его пристальному взгляду и не сторонилась его, как раньше. Он смотрел на тебя не с сексуальным вожделением в глазах; скорее, он смотрел с той самодовольной благодарностью, которую коллекционер искусства приберегает для своего любимого произведения. За годы своей жизни Хойт брал много рабов, но владение тобой было самым приятным. Ты была игрушкой, которую он украл у соперника, и, как хулиган, злорадствовал по поводу этой победы, поставив тебя на полку на виду у всех, где никто не мог до тебя дотронуться. — Ты хорошо выглядишь сегодня. — Спасибо, сэр. — Продолжаешь работать? — Да, сэр. — Мои люди сговорчивы? Они настоящие джентльмены? — Да, сэр. Они… уважительны. — Очень хорошо! Очень хорошо. С каперами никогда нельзя быть уверенным. Их хорошо обучают и хорошо платят, но работодателю не помешает время от времени подводить итоги. Особенно когда речь идёт о женщинах, которых мы держим здесь. Я говорю им быть безупречными джентльменами перед нашими гостями, трахать их нежно, если они вообще трахаются, однако… — И тут он остановился и покачал головой, как будто его монолог был неумышленным. — А, ну. Ты ведь не интересуешься такими вещами, не так ли, моя дорогая? — Нет, сэр, — глядя ему в глаза, решительно заявила ты. — Нет? Что нет? — Его взгляд сузился. — Я не… Я… Я не провожу время с мужчинами. Сэр. Хойт повернулся к тебе спиной, его молчание было одобрительным. Ему доставляло огромное удовольствие видеть, как ты так тщательно приводишь себя в порядок. По правде говоря, он знал, что его люди никогда не тронут тебя без его прямого разрешения, но ему нравилось играть с тобой. — Я верю тебе. Действительно, я доверяю тебе. Вот почему ты всё ещё здесь, да? Потому что ты была так преданна мне все эти годы. Даже когда я прошу невозможного, ты добиваешься благоприятных результатов. — …Так вот для чего я вам нужна, сэр? Для достижения результатов? Хойт решил не наказывать тебя за то, что ты говоришь не по делу. В конце концов, твоё замечание было точным, а приказы, которые он отдаст, скорее всего, будет труднее выполнить, чем обычно. Ваас был неприятным вредителем на расстоянии; он не мог себе представить, что придётся прибегнуть к определенным методам, чтобы подчинить себе этого грубияна. Правда, он почти сочувствовал твоей участи. «Разве я не милосерден?» — подумал он. — Ты догадалась, да. В последнее время Ваас стал вспыльчивым. В гневе он уничтожил целую деревню. Обычно его вспышки гнева меня не волнуют, но убийство туземцев, которые собирают урожай для моего товара, очень плохо сказывается на бизнесе. Ты отправишься на северный остров и приведёшь его в чувство любыми средствами. Поскольку это более крайний случай, я даю тебе неделю, чтобы уладить его. Уверен, мне не нужно говорить тебе, как я буду разочарован, если ты потерпишь неудачу. — Спокойный ритм его тона быстро изменился в конце, став резким и враждебным. Он взглянул на тебя уголком глаза, и ты почувствовала, как в твоём нутре поселился камень. Нет, ему не нужно было говорить. Ты прекрасно знала цену неудаче. — Когда я должна уехать? — кротко спросила ты. — Немедленно.