***
Как он мог забыть?.. Такими были деревья в том парке, где давным-давно, словно в другой жизни, он гулял с родителями. Такой была трава, на которой в подобную рань ещё не успевала высохнуть роса, делая этот цвет ещё ярче. Таким было мороженое, которое протягивал ему из фургона улыбающийся незнакомец, сверкая до странности белоснежными зубами на летнем солнце. Зелёные капли позже скатывались по рожку, оставаясь не слишком приятной липкостью на детских пальчиках, но маленькому Брюсу думалось тогда, что, кажется, фисташковое — его любимое… И тут же перед глазами пронёсся вихрь из воспоминаний, где зелёный цвет так или иначе фигурировал. Радуга, которую Брюсу посчастливилось увидеть вживую лишь раз за те годы жизни, когда он ещё способен был видеть цвета. Шарики на День рождения, среди которых два или три абсолютно точно были зелёными! Еда: зелёные яблоки, киви, листья салата… брокколи, которую Брюс, в отличие от других детей, просто обожал. Так много зелёного! Он словно был синонимом для самой жизни. Жизни?.. Жизни… — Мастер Брюс? — сознание вздрагивает, заставляя Уэйна едва заметно дёрнуться и в реальности. — Вы больше не видите?..***
— Дружище, эй, ты в порядке? — мужчина наклоняется к нему, смотрит участливо, и голос у него так натурально и судорожно срывается на вздохи, что Брюс, на долю секунды отвлекшийся на воспоминания, наконец находит в себе силы во второй раз столкнуться с ним взглядом. Зелень продолжает кислотным пятном расползаться на чужой радужке, и Уэйн хмурится, пытаясь понять, не чудится ли ему, что глаза напротив ещё и светятся. — Я в порядке. Просто пара ушибов, — хмыкает Брюс, стараясь придать своему голосу твёрдости. — Ух ты. Крутой парень, — неизвестный, чуть дёрнувшись вперёд, переходит на заговорщический шёпот, — мило. У Уэйна от его тона глаза в удивлении расширяются. Он с ним словно только что каким-то важным секретом поделился. Странно. Так странно. Интересно, а этот человек? Он видит?.. — Что здесь происходит? — ход мыслей Брюса прервала женщина, ворвавшаяся в палату вместе с кем-то ещё и строго пройдящаяся взглядом по телам на полу. — Как я и говорил, доктор! Эти мерзавцы напали на новенького, — мужчина, разогнувшись, встал перед Уэйном, закрывая ему обзор на людей, с которыми говорил. Брюс же продолжал сидеть на полу, внимательно вслушиваясь в особенные нотки, то и дело проскальзывающие в чужом голосе. А в голове у него крутилась лишь одна мысль, лишь один вопрос: «Кто ты такой?».***
— Мы зовём его просто «Джон Доу»…***
— Вы его знали по имени Джон Доу, — агент показывает ему фотографии, и Брюсу кажется, что он сейчас задохнётся. Джон на фото практически полыхает зелёным. Он улыбается так широко и ярко, как никто из обычных людей бы не смог, и это заставляет что-то глубоко в душе Брюса перевернуться. Уэйн молчит. Он действительно не знает, что сказать. Мысли спутались в клубок, а в горле встал ком: он же зарёкся думать об этом! Успел выдумать сотни оправданий, с чего вдруг начал видеть новый цвет, а тут… Нет, он знал, он прямо-таки чувствовал, что в ближайшее время может случиться что-то такое! Что судьба, так или иначе, напомнит ему о том, с кем он, по идее, должен быть связан. Ещё с появления Загадочника и его приспешников с их невыносимо яркими зелёными масками… — Как мы понимаем, как раз во время своего пребывания в лечебнице Аркхем вы с Джоном познакомились и сразу… подружились. Похоже, вы двое были… близко знакомы. Близко? Они знали друг друга буквально несколько часов, да и не сказать, что за это время Уэйн хоть капельку смог его понять. Он казался… меньшим психом, чем другие. Но и куда более опасным. Потому что действовал иначе. Знал очень многое. Пробирался через все барьеры, которые Брюс пытался поставить. И это его пугало. Может, поэтому он и не стал возвращаться, чтобы навестить Доу? Потому что тот умудрился подобраться к душе Брюса ближе, чем кто-либо и когда-либо ещё, причём за столь короткий срок? — Судя по записям в лечебнице, вы с Джоном участвовали в бунте, — продолжила агент Ивеста, не получив от мужчины никакой реакции. — Всё произошедшее было зафиксировано видеокамерой, — добавил агент Блейк, чуть задрав голову, чтобы встретиться взглядом с Брюсом. Ах, да, точно. Доу тогда устроил целое представление, чтобы помочь ему выбраться из Аркхема. В обмен на ответную услугу. Удивительно, что это сработало… Ответив ещё на несколько вопросов, Уэйн услышал новость, от которой у него похолодели ладони: — Джона выписали из лечебницы Аркхем несколько месяцев назад. Это просто невозможно! Даже теперь Брюс отказывался принимать то, что слышал о соулмейтах… Ведь тогда бы не осталось сомнений, что они встретятся. Рано или поздно.***
После смерти Люциуса всё было как в тумане. Брюсу не верилось, что это происходит именно с ним. Казалось, словно он вновь перестал видеть цвета… Вот только даже листья у цветов на гробу у его погибшего друга были зелёными. А потом он услышал этот голос. С той же скачущей интонацией и высотой, игривостью и глубиной. Как и тогда, в Аркхеме. Уэйн боялся оглядываться, а уж тем более — боялся подходить. Но должен был. Хотя бы потому что Джон Доу говорил дочери Люциуса жуткие и неуместные вещи. Брюс резко развернулся и направился к ним. Знакомые зелёные волосы, всё та же узкая спина, которую он увидел в тот момент, когда Доу впервые перед ним предстал. Оставалась только самая главная деталь и самое большое для него испытание… — Джон, можно тебя на секундочку? Доу обернулся. Да, вот они. Его глаза. Чёрт. Они и правда светятся… — Брюс! Я как раз надеялся наткнуться на тебя. И тогда его рубашка окрашивается в фиолетовый…***
— Альфред, я хотел кое-что у тебя спросить, но мне бы хотелось, чтобы ты знал, что это не имеет отношение ни к кому определённому, — Брюс держится за бок, старательно уводя взгляд в сторону от дворецкого. — То, что вы говорите мне это, мастер Брюс, уже вызывает у меня некоторые сомнения, но могу пообещать вам, что не буду задавать лишних вопросов, если вы это имели в виду, — хмыкнул Пенниуорт. — Соулмейты. Они… они ведь оба должны начать видеть цвета? Одновременно? Альфред смотрит внимательно, поблёскивая бесцветными стёклами очков. — Верно, — отвечает Пенниуорт с неохотой, поджимая губы. — А может быть такое, что… у твоего соулмейта есть другой соулмейт? Альфред хмыкает, снимая очки и доставая фиолетовый платок, чтобы задумчиво их протереть. — Нет, сэр. Это невозможно. Души и судьбы двоих переплетены. Третьему тут просто не может быть места… — вернув очки на место, дворецкий тихо вздохнул и продолжил: — И всё-таки, мастер Брюс, скажите мне, если это действительно так: вы начали видеть цвета? Маленький мальчик сидит за огромным столом, до побеления костяшек сжимая вилку и еле-еле сдерживая слёзы. Перед ним склонился Альфред, всматриваясь в детские глаза, полные растерянности, боли и страха. — Вы больше не видите цвета, ведь так? Лишь на следующий день после смерти родителей Брюс Уэйн осознал, что всё вокруг изменилось. Как и он сам, потеряв самое дорогое, что у него было… — Вы нашли того, в ком ваша душа нуждалась все эти годы? Недостающую часть? Телефон жужжит, оповещая о новом сообщении, как раз вовремя. Брюс убегает. Убегает к тому, о ком разговор и вёлся.***
Они выходят из бара. Джон громко и весело смеётся, с восхищением глядя на Брюса, а сам Уэйн не может глаз оторвать от его разноцветных пуговиц. — Потрясающе! — восклицает Доу. Брюс не может сдержать улыбки, впервые за последнее время чувствуя себя по-настоящему живым. — О, круто! Они тебя ждут, — Джон что-то коротко отвечает на СМС в телефоне, после чего прямо-таки несётся к припаркованной недалеко машине. Уэйн идёт за ним, почему-то не чувствуя больше усталости со всеми своими ранами и ушибами. Они как-то ушли на второй план. — О. Ещё одна вещь, — внезапно говорит Доу, словно вспомнив что-то важное и обернувшись, возвращаясь обратно, — только никому не говори! Это серьёзно. Очень. Сердце у Брюса замирает на секунду, чтобы в следующую, на прозвучавших далее словах Джона, снова сорваться на бешеный стук: — Кажется… Я нашёл своего соулмейта. Он знает? Он уже знает? — Поздравляю, Джон. Я рад за тебя! — Спасибо! Это… это Харли, — продолжает Доу, тихо хихикнув. Лицо Брюса всё равно остаётся за ледяной маской, однако движение бровями выдаёт, насколько неожиданно болезненным оказывается это уточнение… Но что-то в голосе Джона его смущает. — Только она пока не видит цвета. Я один вижу, но… я думаю, наверное, дело в том, что должно пройти чуть больше времени? У всех ведь по-разному! Имею в виду, — он снова смеётся, — я вижу их всё больше, но поисходит это после наших с тобой встреч, а не когда я рядом с ней, разве не забавно?! — Джон, — Брюс прерывает его, собираясь с духом, — ты… Это работает не так. Улыбка Доу тут же угасает. Теперь он выглядит напуганным. Словно уже знает, что Уэйн собирается сказать. — Мне объяснили, — Брюс вздыхает и расправляет плечи, стараясь придать голосу уверенности, — если один начинает видеть цвета, то и другой тоже. Одновременно. У всех они разные, но исключений нет. И если она их не видит, значит… Уэйн начинает подходить, а Джон наоборот — делает шаги назад до тех пор, пока не упирается спиной в капот машины, к которой направлялся раньше. Брюс осторожно протягивает руку к острому и безумно красивому подбородку, после чего произносит: — Джон, ты мой соулмейт. — Брюс… — тихо восклицает Доу, кажется, собираясь возразить, но его останавливают губы мужчины, нежно накрывшие его собственные. Когда Уэйн отстраняется, зелёные радужки напротив пульсируют своим особенным, зелёным светом, а всё вокруг постепенно меняется. И он видит, как бегают глаза Джона, который сейчас тоже это видит. Он видит, как мир приобретает все недостающие цвета. — Ты — причина, почему мой мир начал снова обретать краски, — выдохнул Брюс в его губы, прежде чем поцеловать снова. — Какого цвета мой костюм, Альфред? — Темнее, чем сама ночь. — Хорошо! Мне нравится. В этом чёрно-белом мире некоторые мои враги даже не поймут, какого он цвета. Джон запускает руки в волосы Брюса. Их нельзя было заметить раньше, чем макияж Харли с этими огромными тёмными элементами вокруг глаз. То ли дело костюм Бэтмена: если бы они встретились, когда Брюс был в нём, может, он бы смог увидеть изменения сразу же… Брюс Уэйн увидел зелёный, впервые встретив Джона Доу. Джон Доу увидел цвет темнее, чем чёрный. Жить в чёрно-белом мире легко. Брюс Уэйн точно знал, из каких цветов состоит его гардероб и каким каждый раз будет небо над Готэмом, какой именно цвет заставляет местных злодеев в страхе разбегаться… И всё же, в мире, наполненным красками, было ещё легче.