Чужое мнение ничего не значит

      Атсуму и Осаму неразлучны. Всегда были. После окончания школы они поступают в один университет на один факультет. Они поселяются в общежитии в одной комнате. Они записываются на одни и те же занятия по выбору. И, конечно же, вместе идут в волейбольную команду. Именно в этот момент начинаются проблемы с восприятием их двоих окружающими.       Сокомандники завидуют их способностям; девчонки в группе бесятся, что они ни на шаг не отходят друг от друга; парни раздражаются, что братья забирают все внимание девчонок, ничего при этом не сделав. И всем обязательно, просто жизненно необходимо прицепиться к их отношениям.       Не слишком ли вы близки?       А вы всегда парочкой ходите?       Вы вообще самостоятельно что-то делать можете?       Может вы и трахаетесь друг с другом?       Последняя тема почему-то становится самой распространенной. Особенно ее любят мусолить кретины-сокомандники. Атсуму всегда замечает, как буквально загораются глаза этих идиотов, когда они придумывают новую, жутко «интеллектуальную и оригинальную» шутку о нем с братом.       Когда Атсуму садится на скамейку рядом с Осаму, прижавшись бедром к бедру, ребята пускают свист по раздевалке и игриво двигают бровями. Когда Осаму помогает справиться брату с прической и поправляет воротник рубашки, ребята карикатурно передразнивают их. Когда Мия говорят друг другу что-то совершенно обыденное и не стоящее внимания, то сокомандники обязательно найдут какой-то скрытый посыл в этих словах. Но все-таки сколько бы дрянных шуток не вываливалось на Атсуму и Осаму, те стараются не вступать в открытый конфликт, даже когда руки чешутся особенно сильно.       Осаму понимает, что в этот раз не происходит ничего нового, но от этого не легче. Стоило им с Тсуму задержаться в душевой наедине дольше положенного, как из-за закрытой двери тут же послышались противные наигранные стоны и возмущенные крики.       — Воу, ребят, вообще-то могли бы и подождать, пока мы уйдём. Совсем ни стыда ни совести. Ну хоть потише будьте!       Осаму слышит эти слова и, чертыхнувшись, начинает тереть себя мочалкой жесче. Его раздражает это все. Бесит буквально до скрежета зубов. И нет. Ему абсолютно все равно, что там о нем думают и говорят. Что он выскочка, что гей, что он сосет преподавателям за зачеты, что он трахается с собственным старшим братом. Плевать. Но трогать Атсуму, говорить подобное о нем он не позволит. Нет. Тсуму не заслуживает всего этого. Не заслуживает всех этих грязных, мерзких слов в свой адрес. Только не он.       Из потока мыслей его выдергивает чужая рука, опустившаяся на плечо. Даже оборачиваться не нужно, чтобы понять, что это Атсуму.       — Хэй. Ты в порядке? — спрашивает он мягко, практически шепотом, параллельно проверяя температуру текущей воды, — С ума, что ли, сошел?! Она же ледяная! Какого черта, Саму?!       Он продвигается глубже, вынуждая Осаму придвинуться к стене. Теперь Атсуму и сам оказывается под струей ледяной воды, от чего тут же покрывается мурашками. Он недовольно смотрит на брата, а затем начинает настраивать теплую воду.       — Так то лучше, — гордо произносит он, ярко улыбаясь. Осаму не может сопротивляться этому идиоту и улыбается в ответ. Но уже спустя секунду улыбка сползает с его лица, а руки сжимаются в кулаки.       — Ах, Тсуму, глубже, пожалуйста! — следуют нарочито громкие стоны за дверью. Осаму хочется провалиться сквозь землю.       — Ах, Саму, глубже, пожалуйста! — слышит Осаму прямо перед собой и поднимает взгляд. Атсуму усмехается одними уголками губ. Он не выглядит уязвленным ни на йоту. Наоборот. Будто его забавляет вся эта ситуация. И вот так всегда.       Осаму на все выпады реагирует остро: смотрит злобно, оскорбленно, молчит, пытаясь сдержаться. Атсуму же развлекается по полной: раззадоривает болтунов, поддерживает их шутки, сам постоянно выкидывает что-нибудь.       Осаму не понимает. Не понимает, как тот так легко реагирует на происходящее. Как тому не противно шутить на подобные темы. Прекрасно зная, как именно Осаму относится к нему…       Осаму не рассчитывал, что это когда-нибудь вскроется. Он, если честно, надеялся, что сможет утащить эту тайну с собой в могилу. Но разве что-то скроешь от человека, который был с тобой еще до рождения? С которым вы росли бок о бок, развивались, познавали мир и себя? Возможно ли скрыть что-то от человека, который знает тебя, как себя.       В тот вечер все было как прежде: родители уехали на выходные к бабушке с дедушкой, а они с Атсуму остались следить за домом. Они привычно набрали всякой вредной еды, чего далеко не всегда могли позволить себе при родителях, и уселись играть в приставку в гостиной до самого утра. Осаму даже не знает, чем именно выдал себя тогда. То ли слишком долго задерживал взгляд на лице брата. То ли глупо улыбался при своем поражении в игре. То ли касался чужих рук, пытаясь забрать джойстик и тем самым урвать победу, дольше положенного. Осаму не знает, что именно он сделал, но в какой-то момент Атсуму, не отрывая взгляда от экрана, абсолютно спокойно спросил:       — Я тебе нравлюсь, да? Как парень.       Даже больше не спросил. Скорее произнес. Как факт. Который всем и каждому, и в особенности ему, известен.       Осаму хотелось умереть в тот же миг. Он сидел, не смея даже рта открыть, надеясь, что быть может пронесет. Может, он просто шутит, просто разыгрывает его, как и всегда. И сейчас Тсуму обязательно заливисто рассмеется, не сумев больше сдерживаться. И тогда Осаму засмеется вслед за ним. От облегчения. От понимания того, что его тайна все еще не раскрыта.       — Значит, нравлюсь, — тихо выдохнул Атсуму, неловко потирая затылок.       Не шутит.       Осаму только и смог, что прошептать тихое «прости» в ответ, и тут же почувствовал, как в глазах нещадно защипало. Он попытался отвести взгляд, стыдливо скрывая свои слезы, но это, конечно же, не укрылось от всевидящего старшего брата.       — Хэй, мелкий. Ты чего? — Атсуму мягко прижал младшего брата к себе в объятия, — Хэй. Боже. Все нормально. Слышишь? Не переживай, пожалуйста. Саму. Все хорошо. Я не собираюсь судить тебя.       — Ничего не хорошо, Тсуму! Ясно?! Ничего не хорошо! Я просто отвратительный.       Осаму говорил надрывисто, задыхаясь в начинающейся истерике, параллельно пытаясь уйти от чужих объятий. Но Атсуму держал слишком крепко.       — Да черт возьми, Саму, — грозный голос старшего брата помог немного прийти в себя, — Посмотри на меня.       Осаму не мог не послушаться. Он с опаской поднял взгляд на Атсуму, боясь увидеть в глазах старшего брата плохо скрываемые злость, презрение и разочарование. Но, заглянув в глаза напротив, увидел в них только искреннюю любовь и понимание.       — Все хорошо, Саму. Ты не отвратительный. Слышишь? Ты. Не. Отвратительный, — медленно и настойчиво проговаривал Атсуму, заставляя Осаму успокоится, — Все нормально. Все будет нормально. Ладно? Просто верь мне. Я хоть раз обманывал тебя?       Осаму думается, что обманывал. Тысячу раз обманывал. Но по мелочам. В шутку. И никогда серьезно. Не в таких случаях.       — Твоя влюблённость.. Она.. Она ничего не меняет. Она никак не меняет мое отношение к тебе, хорошо? Ты все еще мой хоть иногда и несносный, но любимый младший брат.       Атсуму нежно потрепал пепельные волосы, от чего у Осаму с трепетом сжалось сердце. Глубоко выдохнув, Осаму осторожно уткнулся носом в крепкое плечо брата, прижимаясь ближе к чужому телу, надеясь, что его не оттолкнут. Атсуму не оттолкнул. Наоборот, лишь крепче сцепил руки на чужой пояснице, устраивая свой подбородок на макушке брата. Они сидели так в объятиях друг друга еще некоторое время, пока Осаму не потянуло в сон.       С того вечера и правда ничего не изменилось. Атсуму так же крепко обнимал, так же тепло смотрел, так же ехидно подшучивал. В общем, вел себя так, будто того разговора и не было. Будто он никогда и не догадывался о далеко не братских чувствах Осаму. Будто все действительно было как раньше…       И если уж то вскрывшееся откровение никак не повлияло на их отношения, то чужое мнение и подавно ничего не значит.