Всё получится

Наверное, не совсем правильно врываться в чужой дом без разрешения. И уж тем более пребывать там до поздней ночи в ожидании хозяина, но Макото ничего не может с собой поделать. Ему кажется жизненно важным увидеть Хару еще раз, обязательно сегодня, пока не пришел новый день, обещающий определить новый виток их судьбы. В сознании Макото сквозь завесь дремы мелькают мысли о том, что нужно успеть поговорить, правда неясно, о чем именно - о завтра, о сегодня или обо всем сразу? Возможно, слова и не понадобятся. Возможно, Хару молча выставит его за дверь, и Макото не в чем будет упрекнуть его. А потом до Макото доносятся звуки собственного имени, будто чей-то голос, дорогой и любимый, зовет его, и Макото открывает глаза, чтобы увидеть перед собой Хару, кажется, чем-то взволнованного. Причина такого состояния выясняется спустя пару секунд: - Мы завтра плывем эстафету, верно? Сразу после пробуждения происходящее регистрируется в сознании с некоторой задержкой, но, когда Макото понимает, что услышанное им не является очередным плодом воображения, то чувствует, как внутри все трепещет от ликования. - Я знал, что ты согласишься, - честно говорит Тачибана. - То есть не знал наверняка, конечно, но надеялся на это. Он действительно надеялся. И теперь не знает, за кого рад больше: за их команду, у которой вновь появился шанс, или за Хару, потому что тот решил не отступать даже после того, что произошло сегодня. Словно спуская Макото с небес на землю, Харука неопределенно мотает головой и молча садится рядом. Наверное, это по меньшей мере странно – сидеть прямо в гэнкане, не проходя в комнату – но для них подобное до ужаса привычно. И не имеет значения, что вечер давно уже перетек в ночь, а небо скорее всего снисходительно мигает далекими звездами. Иногда Макото кажется, что с Хару вообще всегда уютно, вне зависимости от места и обстоятельств. Наверное, дело в его ауре – необыкновенной, светлой, располагающей к себе всех окружающих, и иногда этот последний пункт вызывает чуть больше раздражения, чем следует. Сам Тачибана уже и не помнит, когда присутствие Хару рядом стало таким важным: кажется, так было с самого начала. С того самого мига, как Макото увидел, насколько неподдельной и восторженной любовью светятся синие глаза при виде водной глади. - Макото… - брюнет замолкает на полуслове, хмурится и закусывает уголок губы. Обычно Макото умиляет подобная привычка, неосознанная и столь непосредственная, но сейчас через воздух словно протянуты тонкие, невидимые нити беспокойства, и это слишком неправильно. – Мы ведь давно не плавали вместе… эстафету. "...Не плавали с тех пор, как Рин уехал. Ты же это хотел сказать?" - Ты прав, - немного помолчав, мягко отвечает Макото. – Но это ведь не значит, что у нас нет шанса, правда? Нанасэ сидит, чуть сгорбившись, сложив руки в замок, и немигающим взглядом смотрит в пол. В этот момент он выглядит настолько подавленным и растерянным, что в душе вскипает желание утешить его. Однако тема сегодняшнего соревнования, сегодняшнего проигрыша – по умолчанию под запретом. Макото не может сказать наверняка, что сейчас должен испытывать Хару, впервые испробовавший горечь поражения в официальном соревновании, но подозревает: внутри у того, как минимум, перевернулись горизонты убеждений и небеса рухнули оземь. Это чувство ошеломляет, накрывает с головой и безжалостно рассекает привычную картину жизни. Это тяжело, Макото знает не понаслышке. Он сам с этим столкнулся однажды – в тот день, когда осознал, что дорожит Харукой гораздо сильнее, чем позволяют границы даже самой крепкой дружбы. В воцарившейся тишине явственно звучит немой вопрос: «А сможем ли мы? Сможем ли так, как могли раньше?» Впрочем, ответ известен им обоим: как раньше уже все равно не получится. Потому что теперь рядом нет Рина - и Макото чувствует под ребрами неприятный укол совести, ведь в глубине души он этому непозволительно рад. Он просто ужасный человек. Однако сейчас не время для самокопания: Хару отчаянно нуждается в поддержке. Расстояние между ними практически не существует, если наклониться чуть-чуть вправо – они соприкоснутся плечами. А если протянуть руку – совсем немного, – то можно будет обнять Хару. Прижать к себе, и успокаивающе провести ладонью по спине. И может быть, невесомо коснуться губами виска и прошептать о том, что все обязательно будет хорошо. Макото судорожно сглатывает, понимая, что еле сдерживает себя, и чувствуя, как все лицо охватывает жар. Кого он обманывает? Даже в его мыслях слово «объятие» звучит слишком невероятно. Они уже не те беззаботные дети, какими были раньше, а те жесты, что когда-то представлялись естественными и нормальными, нынче кажутся слишком неуместными и… неловкими? И все же Макото хочется, очень хочется дотянуться. Наверное, именно поэтому кончики пальцев ощутимо покалывает, а дыхание собирается в груди тугими комками. На самом деле любой другой человек окрестил бы подобный порыв странным и неправильным. Любой другой - но только не Хару. Макото знает достаточно, чтобы быть уверенным: Нанасэ Харука и сам таит в себе слишком много странностей, чтобы быть вправе рассуждать о «нормальности» других. Впрочем, это вообще не в его характере - осуждать людей за то, что они «не такие». То, что останавливает Макото, - не возможная отрицательная реакция, не непонимание или недоверчивость, хотя, если говорить откровенно, их он тоже боится. Просто Макото знает, что сейчас Хару психологически хрупок, он нуждается в поддержке, а не в дополнительном волнении, не в вихре тех эмоций, что, несомненно, опрокинет на него Тачибана, если не сумеет и дальше удерживать в стальных тисках рвущиеся наружу чувства, если позволит себе хоть что-то, отдаленно напоминающее ласку. Это будет вершиной эгоизма. Поэтому он просто кладет руку на плечо Хару, едва заметно сжимая пальцы. - У нас всё получится, - твердым голосом произносит Макото, стараясь одновременно и ободрить друга, и убедить в сказанном самого себя. - Знаешь, и Рэй, и Нагиса, и я - мы сделаем все возможное для того, чтобы ты смог плыть в полную мощь. И ты сможешь, потому что мы все верим в тебя, Хару. Харука вздрагивает, словно выныривает из омута мучительных раздумий – а может быть, далеких, почти эфемерных воспоминаний - и удивленно смотрит на застывшую на плече руку. А потом коротко кивает, потому что невозможно не поверить в слова, произнесенные так сильно и так искренне. Макото позволяет себе задержать касание на несколько мгновений - прямого физического контакта нет, но поразительное тепло, исходящее от тела Хару, нельзя перепутать ни с чем на свете, оно оседает на кончиках пальцев, словно проникая под кожу, - и задумчиво запрокидывает голову кверху, цепляясь взглядом за потолок, на котором, разумеется, нет ничего любопытного. Просто посмотреть в глаза Хару сейчас кажется слишком сложным. В любом случае, мысленная пометка сделана, установка дана и теперь осталось лишь воплотить слова в действительность. - Знаешь, я, наверное, пойду. Тебе нужно отдохнуть, все-таки завтра у нас будет трудный день. – Макото поднимается на ноги, подхватывая сумку, и оборачивается, чтобы попрощаться. Харука встает следом, и в его движениях опять сквозит неуверенность, точно он испытывает ментальную борьбу, не зная, сказать что-то еще или же промолчать.. - Спасибо, - в конце концов произносит он, – что дождался меня. Пару секунд Макото непонимающе глядит на брюнета, который упорно отводит взгляд, будто смущаясь собственных слов. А потом чувствует, как губы сами собой расползаются в счастливой улыбке, ведь как можно не улыбаться, когда Хару ведет себя настолько мило? - Да не за что. – Макото поправляет лямку школьной сумки и последний раз смотрит на Хару, надеясь, что едва контролируемая нежность в его взгляде не слишком очевидна. – До завтра. - До завтра, - отзывается Харука, и дверь с мягким щелчком закрывается за спиной. «Спасибо, что дождался, значит?» Спускаясь по бетонным ступеням и краем уха ловя тихий стрекот сверчков, Тачибана наслаждается прохладным бризом, оставляющим на губах слабый привкус морской соли, и думает, что при следующем визите в дом Нанасэ нужно будет захватить душистый травяной чай, согревающий и успокаивающий, потому что в последнее время их жизнь стала слишком беспокойной. Впереди их действительно ждет нелегкий день. Завтра они примут участие в соревновании и каждый из их команды сделает все возможное, чтобы вырвать у соперников победу. Завтра будет вынесен приговор, который либо окончательно убьет надежду, либо дарует им еще один шанс. А еще завтра Хару наверняка вновь встретится с Рином, и за всполохами неясной боли в движениях двух столь знакомых ему людей Макото сможет наблюдать лишь со стороны. Наблюдать, не в силах изменить незримый баланс тех чаш, что являются воплощением неясных отношений Хару и Рина, и лишь надеяться – неизвестно на что. Это будет завтра. А когда-нибудь, через неделю, месяц или много больше, в нем наберется достаточно смелости для того, чтобы изменить все раз и навсегда. И вокруг будет так же тихо, как сейчас, а звездная ночь будет простирать свои слегка влажные объятия. Тогда Макото улыбнется, спокойно и тепло, осторожно возьмет ладонь Хару в свою и, глядя в широко распахнутые, наполненные неповторимым сиянием синие глаза, расскажет ему, как сильно мечтает о том, чтобы и океан, и сушу, и небо – весь мир они разделили на двоих. (Быть может, Хару ответит не сразу, но это не страшно. Макото обязательно дождется его еще раз, сколько бы времени ни потребовалось, он дождется.) Когда-нибудь. И потом… потом у них всё обязательно получится.