Личность

      Меня разбудило солнце. Оно стало щипать глаза, заставляя приоткрыть веки. В квартире стояла тишина и, похоже, было раннее утро: все спали. По крайней мере, Юля и Игорь ещё спали, лежа в обнимку на диване. Через пару секунд, когда стала дышать более равномерно, почувствовала запах крепкого кофе. Это означало, что спали не все. Кто-то уже проснулся. Кое-как оторвала голову от подушки, приподнимаясь. За столом, распивая кофе сидели Дима и Марк. Они о чём-то очень тихо беседовали, чтобы не разбудить нас.       Опустившись обратно на подушку, прикрыла глаза. Руками провела по лицу, а затем нехотя встала. Какой смысл лежать, если я всё равно больше не усну? Услышав шорох одеяла с моей стороны, парни повернулись в мою сторону. Оба сразу заулыбались: они давно не спят, их глаза совсем не сонные. Я подошла к ним, и Марк поднялся из-за стола, уступая мне место. Себе же он принёс стул с другого конца квартиры.       — Мы разбудили?       — Нет.       — Тогда доброе утро, — Марушев одарил меня светлой улыбкой.       — Доброе.       — Как спалось? — спросил Дима, протягивая мне свой кофе. У нас был один вкус в напитках, поэтому я приняла его кружку.       — Вполне нормально, — я сделала небольшой глоток кофе.       — Асаева, я это, — Марк запнулся, словно ища подходящие слова, — я тебя не виню. Не знаю, что бы делал, будь я на твоём месте. Я не в праве тебя судить.       — Всё началось с Личности. Тогда Волков сделал предложение, от которого невозможно было отказаться, — посмотрев на него, улыбнулась. — Он попросил взамен прикрыть его, чтобы у него получилось вытащить Разумовского. А дальше всё само получилось. Не помню даже, когда поняла, что влюбилась, — парни улыбнулись.       — Я считаю, что для любви нет преград, — начал Марк. — Будь то человек твоего же пола или убийца в прошлом. Я, конечно, не понимаю, почему именно он, но это твой выбор. Тебе жить с его последствиями, — он улыбнулся.       — Спасибо, — прошептала тихо, почти без звука.       И всё же по лицу Марка ясно, что он не особо рад. Его не устраивает текущее положение вещей. Быть честной, я понимаю всё. Абсолютно. Я понимаю, что отношения с Разумовским и через десяток лет будут вне закона. Он навсегда останется убийцей, а я продажным полицейским. Из-за своей привязанности к Разумовскому на дно я тяну всех. Всех, кто меня окружает. Марка, Диму и остальных. Они идут вслед за мной по этим стёклам, крепко сжимая мою руку, надеясь, что мне хватит ума отказаться от Серёжи. Когда-нибудь я сделаю выбор, который не потянет в бездну всех остальных.       — Ты кушать будешь? Мы еду заказали, — от разглядывания пейзажа меня оторвал голос Марушева.       — Да.       — Есть салат хрен пойми с чем, но Диману понравилось, — Диман улыбнулся. — Рис с курицей ещё есть.       — Второе, глянь в холодильнике соевый соус, должен быть. Юля покупала недавно.       С недавних пор у Грома была микроволновка. Пчёлкина подарила ему на прошедший день рождения, на что Игорь схватился руками за голову и сказал: «Ну зачем ты тратишься, Юль. Сковородка же есть.», в ответ же она лишь улыбнулась. Ему было очень приятно, хоть он и не показал этого. Скорее всего, из-за трудного детства он просто не знает, как правильно реагировать на подарки. Игорь всегда растерян, когда ему что-то дарят, но никто и не просит от него слов благодарности. И без этого знают: он рад, ему приятно.       — Кушать подано, — с улыбкой прошептал Марк, пододвигая ко мне чашку.       — Спасибо.       — Обращайся, — заняв место за свободным стулом, Марушев потянулся к открытой пачке. — Не против?       — Нет, — сейчас меня волновало лишь одно: завтрак.       — Что планируешь сегодня делать?       — Ну, во-первых, дождёмся, когда поднимутся остальные и нужно поговорить. У меня есть новая информация. Потом нужно к Прокопенко, хочу узнать больше об отце,       — Дубин кивнул. — Потом к Алтану.       — Не понял, — одновременно произнесли парни, сразу же переглядываясь.       — Долгая история.       — Пиздец, — шепнул Марк, затягиваясь. — Ни хрена не понимаю, но очень интересно, — его взгляд упал на мои ключицы. Я была в майке с тонкими лямками, тем самым оголяя плечи. — Откуда этот шрам? — спросил, указав на плечо.       — От пулевого, сама зашивала, — для меня это было маленькой гордостью. Гордость, что в очередной раз я смогла стерпеть физическую боль. Когда я падала, будучи ребёнком или получала другие раны, меня никогда не возили в больницы и травмпункты. Все обрабатывали дома без наркоза или обезболивающего. Это помогло мне стать сильнее. — Волков нанял наёмника, чтобы убрать меня, когда мы серьёзно повздорили. Потом было смешно, мы говорили об этом спустя какое-то время, под Новый год, по-моему. Он сказал, что нарочно нанял самого дешёвого и неопытного наёмника, чтобы тот промазал. Задачей было не убить, а напугать.       — Так спокойно говоришь об этом.       — Не беспокойся, жизнь отомстила ему за меня, — я ухмыльнулась, вспоминая, как после нашего разговора Гром чуть не выбросил его из окна. Это было интересно.       Через пару часов Новый год. Он был в нескольких шагах от нас. Мы праздновали в съёмной квартире, в самом центре города. Хочешь спрятаться — спрячься на самом видном месте. Это всегда работало и будет. Поэтому мы приняли решение снять квартиру именно под носом у других граждан города. Один из опаснейших преступников и его друг были буквально в шаге от раскрытия. Но шаг в этом случае, это слишком много.       — Ава, — Волков тихо остановил меня. — Говорят, что Новый год нужно начинать без чувства вины, обид и врагов. Первое и третье обеспечить не могу, но второе вполне, — он замялся.       — Что ты имеешь ввиду?       — Прости за это, — его ладонь легла на шрам, что находится на плече. — Я не хотел тебя убивать, лишь напугать. Специально нанял бездаря, чтобы ты отбилась. Тогда я считал это правильным, — он грустно улыбнулся. — Прости мне мою ошибку.       — Я не злюсь на тебя и не виню, но это не прощение. Быть честной, я никогда не смогу простить ни тебя, ни Серёжу. Осадок останется.       — Мне достаточно того, что ты услышала мои слова. Остальное не важно. Не имею права заставлять тебя. К тому же, с твоими словами я согласен. В новый год без обид?       — убрав руку с плеча, протянул раскрытую ладонь.       — Без обид, — я пожала ему руку.       — А я всё-таки не понимаю тебя, — за моей спиной появился Игорь. — Слова ничего не исправят.       — Я знаю.       — Тогда твои слова пустышка, — Гром слегка оттолкнул меня в сторону и схватил Волкова за воротник водолазки. — Никогда тебя не пойму.       — Остановись, — попросила, пока никто не заметил эту перепалку.       — Погодь, Ава, — Олег не сопротивлялся, лишь послушно отступал назад, когда Игорь толкал его к окну. К открытому. Я пожалела, что поленилась закрыть его.       — Не понял, — в дверном проёме гостиной появился Разумовский, и я прикрыла глаза.       — Я разберусь, не лезь, — скомандовал Олег хмуро, разглядывая Грома. — Знаешь ведь, что я сожалею.       — Придушить тебя, что ли, — Игорь толкнул его на балкон. Бывший наёмник упёрся в ограждение. Внизу десять этажей. Падение будет смертельным.       — Ничего не изменится, — спокойно ответил Волков, кладя ладони на перила. Майор толкнул его сильнее, заставляя немного наклониться к пропасти.       — Я знаю, это и печалит, — Гром грубо оттолкнул от себя Олега и тот пошатнулся. По инерции я сделала шаг вперёд, мне показалось, что Игорь отпустил его. — Воспитание убить тебя не позволяет, — прошептал он, отпуская. — Знай, что я никогда не приму ни тебя, ни твоего дорого друга, — мужчина смотрел на Волкова, но слова были предназначены Разумовскому. По телу пробежал холодок.       Рис с курицей и соевым соусом прекрасен, как и всегда: вкусно, диетически и сытно. Тем временем не перестающий улыбаться Дубин взял свой кофе и отпил, ставя рядом со мной. Как и меня, его забавляла эта история. До ужаса глупая и несуразная, как по мне. Хотя Грома можно понять, возможно, будь я на его месте сделала бы точно так же. Но увы, я не на его месте и всё, что я могу, это обсуждать со стороны.       — Весело у вас, однако, — хмыкнул Марушев.       — У меня сегодня последний выходной, завтра на работу, — доев остаток риса, посмотрела на Диму. — У вас что?       — Сегодня обычный выходной.       — Значит на работу не идёте? — он кивнул. — Пока Игорь отсыпается, съезжу в участок. Если не вернусь, значит, меня уволили, и я подписываю бумажки, — широко улыбнувшись, направилась в ванную.       — Спросишь об отце?       — Да.       В участке жизнь продолжалась. Никто даже и не подозревал, что я пережила на этой неделе, все они были заняты своими делами. Помню, когда нас с Громом и Дубиным доставили в полицейский участок после «гибели» Разумовского, и мы сидели писали уйму объяснительных. Тогда серьёзно встал вопрос о моём увольнении и отстранении Игоря от работы. К счастью, благодаря умению Игоря договариваться нам ничего не было. Кроме, конечно, штрафа за превышение должностных полномочий, но это мелочи. Лишь отпечаток в личном деле.       Мы не могли сказать о том, что Вишневского взорвал Разумовский, а «мёртвый» Волков помогал ему в этом; мы не могли сказать о каше, что заварили собственными руками. Нам даже удалось полностью отмазать Диму. Так и написали: «Мы его очень сильно попросили о помощи», в итоге тогда ему и досталось меньше всех. Как старшие, мы с Громом взяли все косяки на себя. Тогда дело закончилось далеко не одной объяснительной.       — Фёдор Иванович, разрешите?       — Ава? — он удивлён моему появлению в не рабочий для меня день. — Проходи, конечно, — кивнув, зашла в кабинет. — У тебя сегодня выходной, по-моему.       — Да, — я заняла место напротив. — Но я здесь не по работе. Скорее по личному вопросу.       — Я тебя слушаю, — отложив ручку, положил руки на стол и сцепил их в замок. Будет весело, когда этой же ручкой он подпишет приказ о моём увольнении.       — Вы знали Юрия Смирнова? — спросила быстро и хрипло. Прокопенко явно уловил дрожь в моём голосе: его лицо изменилось. — Мне бы хотелось знать о нём.       — Я, надеюсь, ты не скажешь, что он причастен к делу Соколовых? — мужчина хмыкнул. Его слова чистейшая ирония.       — Не скажу. Это личный вопрос.       — А я всё думал, кого ты мне напоминаешь, — Фёдор Иванович оглядел моё лицо, а я лишь сглотнула накопившуюся слюну. — Похожа ты на него. Поэтому здесь?       — Да, — мой голос тихий. Слишком.       — Игорь знает? — я кивнула.       — Уволите меня?       — За что? Ты не виновата, что твой отец не лучший человек в мире. Я уже стар, чтобы злиться на такую ерунду. Это прошлое, что давно отпущено.       — Вы можете рассказать что-то о нём? Хоть что-то.       — Лет двадцать пять назад Юра отдал мне конверт. Сказал, чтобы это письмо я положил под его надгробную плиту. Тогда я смеялся, не понял, зачем он всё это делает, — на миг Прокопенко задумался. — Но сейчас всё ясно, — взяв ручку и клочок бумаги, начеркал несколько слов. — Адрес его могилы, — дрожащей рукой я забрала листочек.       — Когда я подписывал приказ о твоём зачислении в штат, всё не мог понять, кого ты мне напоминаешь. Лицо знакомое. Думал, что просто видел тебя где-то раньше. Но сейчас, — мужчина по-доброму улыбнулся. — У тебя его черты. И характера и внешние. Волосы же у тебя крашеные?       — Да.       — Тёмные?       — Да. Тёмно-каштановые.       — Ты и правда копия Юры, — его взгляд добрый. Он не злится. — Будь терпелива с Игорьком. Он будет злиться и, возможно, даже говорить неприятные вещи, но он таков. Сложный он, весь в отца.       — Я знаю, спасибо вам, — я поднялась. — Большое спасибо.       — Береги Игорька, — кивнув, покинула кабинет.       Двигаясь по кладбищу, в руке я крепко зажимала листочек с драгоценными буквами. Лишь сейчас я поняла, насколько же он ценный для меня. Даже больше, чем просто ценный. Всё. Получается, если Юра оставил письмо, значит он знал обо мне? Если знал, то почему оставил? Будут ли в письме ответы или же это просто пустышка? Слишком много вопросов. Сразу после участка я поехала сюда, даже никого не предупредила. Моё желание узнать содержимое письма было сильнее, чем что-либо.       Юрий Смирнов       1948–1990 г.       Глаза сразу же защипало, и я ускорила шаг, практические падая напротив надгробия. Я ожидала, что здесь будет полный беспорядок, но место могилы было чистым. Рядом с плитой лежал немного завядший букет когда-то белоснежных лилий. Лепестки цветов пожелтели, но засохшими не были. И пыли на надгробии не было. А прямо рядом с букетом стояла полная рюмка коричневой жидкости. Коньяк. Единственным человеком, что знал о месте могилы, стал Прокопенко. Несмотря на то, что Юра убил своего напарника, Прокопенко приходит сюда и ухаживает за могилой. Дружба сквозь года, несмотря на причинённую боль.       — Пап? — тихий шёпот сорвался с моих губ, а пальцы потянулись к буквам.       Медленно проведя рукой по надгробию, коснулась плиты. Направив руку под плиту, стала шарить рукой туда-сюда. Найдя щель, запустила пальцы внутрь. Несмотря на противную влажную паутину, что окутала мои пальцы, искать не перестала. Пальцы коснулись чего-то шуршащего и плоского: нашла. Поддев ногтем, потянула на себя, прижимая бумагу к стене, дабы вытащить. Несколько секунд, и бумага в файле показалась наружу. Прокопенко положил конверт в мультифору, чтобы она не промокла и ей ничего не было. Это было предусмотрительно. Он выполнил просьбу друга качественно. Письмо дожило до моих дней.       Осторожно убрав скотч с файла, достала конверт. Открыв его, выудила ровно сложенный листочек.                                                                         «Моему единственному солнцу.»       Воздух в лёгких резко кончился, и я смогла сделать лишь короткий, судорожный вдох. Я словно забыла, как дышать, когда увидела немного кривоватый размашистый почерк. Эти слова писал мой отец. Они предназначены мне? Не может быть. Развернув листок, стала читать про себя. Может. Смирнов знал о моём рождении, даже знал о семейной традиции давать имена на букву «А». Он знал. Он знал, что у него родилась дочь. Он знал, что я смогу найти письмо. Знал, что судьба сведёт меня с Игорем.       Мой отец знал всё.       По щекам текли слёзы, и держаться на ногах я больше не могла. Рухнула прямо на землю, больно ударяясь коленками. Я немного оцарапала ладони и чуть согнула листок, но в целом всё было нормально. Голова была тяжёлой, словно меня огрели чем-то тяжёлым, но это было не так. Я знала, что в порядке, но эмоции после прочтения письма были слишком сильными. Даже не знаю, что сказать. Я потеряна.