Свет в ночи

      Свечи почти догорели, некоторые из них начинали чадить. Время уже перевалило за полночь. Гвозди прекратили свое движение, оставляя после себя испарину по всему телу и отголоски боли в мышцах. Вэнь Кэсин отнял ладони от горячих, даже сквозь слои ткани влажных лопаток.       Вздох Чжоу Цзышу был протяжным, но уже не болезненным. Вэнь Кэсин отсел в сторону, глотнул оставленного вина. Они выпили много, но еще не настолько, чтобы свалиться без памяти. Однако достаточно, чтобы по телу разливалась приятная легкость. И жажда совершать необдуманные поступки.       Теплый свет оставшихся свечей облизывал черты Чжоу Цзышу, сглаживал остроту, придавал мягкость. Хотелось коснуться. Очертить пальцами разлет бровей, аккуратный нос, огладить скулы, задержаться прикосновением на мягких губах. Они так соблазнительно приоткрывались, встречаясь с фарфоровым краем маленькой чашечки с вином.       Вэнь Кэсин тяжело сглотнул. Не время, конечно, не время, не сразу после полуночи, не сразу после приступа…       Короткий острый взгляд из-под полуприкрытых ресниц дал ему понять, что его разглядывание не осталось незамеченным. Красивые губы растянулись в улыбке. Хитрой, лисьей, такой редкой на этом лице. От того еще более… чарующей.       Стукнуло дно чашки о дерево стола. Зашелестели одежды.       — Ты смотришь так, будто хочешь меня раздеть, — доверительный шепот обжег ухо.       Вэнь Кэсин смотрел снизу вверх, как ловкие руки разделываются с узлом пояса. Стекал на пол слой за слоем ткани. Сердце колотилось где-то у горла. На пол полетела белоснежная нижняя рубашка. Затем ловкие пальцы завозились с потайными застежками, к оставшейся одежде полетел еще один предмет, что-то вроде двух кожаных пластин, скрепленных множеством ремешков и крючков. Заструились к ногам светлые плотные бинты.       Вздох облегчения сорвался с губ Чжоу Цзышу. Вздох восхищения — с губ Вэнь Кэсина.       Мягкий желтый свет теперь ласкал не только кожу лица, но и гордые плечи, острые ключицы, сглаживал старые шрамы, обрисовывал плавный изгиб груди, тонкую талию, крутую линию бедер, все еще скрытых темными штанами.       — Лао Вэнь решил только смотреть? — насмешливо, но если знать, если слышать этот голос каждый день, можно было распознать легкую нотку нервозности.       — Я… — во рту Вэнь Кэсина пересохло. — Я…       — О, оказывается, вот как можно заставить тебя замолчать. Знать бы раньше…       Расстояние — протяни руку.       — Раздевайся, — нельзя было не послушаться этого тона.       Собственный пояс поддался не сразу. Вэнь Кэсин запутался в рукавах, поспешно сдергивая с себя разом всё. Мелодичный тихий смех стал ему ответом. Наверное, это должно было быть обидно. Наверное. Но почему-то не было. Кажется, Вэнь Кэсин был готов слушать этот звук вечность, даже если при этом пришлось бы выглядеть посмешищем.       — Лао Вэнь, я начинаю мерзнуть! — в голосе прибавилось капризных ноток.       Они были сейчас на равных: из вещей на теле — только штаны. Через мгновение завязки, повинуясь пальцам, ослабли, и стройные ноги вышагнули из черной шелковой лужи, разместились по обеим сторонам от бедер Вэнь Кэсина.       — Давай же. Я вижу, как тебе хочется прикоснуться.       — А-Сюй! — выдохнул Вэнь Кэсин, оглаживая руками девичью грудь, которая идеально помещалась в его ладони, спускаясь ниже, к тонкой талии, которую он мог практически обхватить пальцами, к упругим ягодицам.       — Небо, как хорошо, — прозвучал тихо.       — А-Сюй, — повторил Вэнь Кэсин, поднимаясь к лопаткам, с силой вжимаясь в них ладонями. — А-Сюй, мы оба пьяны. Не стоит…       — Ты недооцениваешь этого достопочтенного… достопочтенную… Ох! — тело выгнулось, когда ладони скатились по изгибу поясницы обратно к ягодицам.       Затем на Вэнь Кэсина посмотрели совершенно ясные темные глаза. В их глубине, в таящейся на их дне страсти, можно было утонуть. И Вэнь Кэсин тонул.       Не то чтобы у него был такой уж богатый опыт в обхождении с женщинами: обитатели публичных домов не вызывали в нем иных желаний, кроме удовлетворения собственных нужд, а уж кто именно это будет, значения особо не имело. Сейчас он действовал скорее по наитию, по велению несдержанного сердца.       То, что Чжоу Цзышу — девица, он узнал тогда, когда искупал их обоих в озере после посещения похоронного дома Чжао. Вынырнув, он не только разглядел прекрасное лицо, в котором окончательно узнал Чжоу Цзышу. Выбравшийся на берег, а-Сюй стремительно скрылся в кустах, так быстро, что Вэнь Кэсин не успел его догнать. А потом оттуда вышла… девушка. Вэнь Кэсин даже потер глаза, боясь, что на него всё ещё действуют те странные благовония. Но нет, у девицы было лицо Чжоу Цзышу, она отжимала концы мокрых волос. На сгибе локтя у нее висел верхний халат и еще какие-то тряпки. Выражение крайне раздраженного недовольства было до того знакомым, что растаяли последние сомнения — это а-Сюй!       — Ещё! — прозвучало требовательно, и тело в руках Вэнь Кэсина прогнулось, практически заставляя уткнуться в мягкую упругость груди. Длинный довольный выдох был ему ответом.       — А-Сюй, — попытался быть голосом разума Вэнь Кэсин. — Чэнлин…       — Он спит так крепко, что его из пушки не разбудишь. Какой же ты нерешительный, лао Вэнь!       Пальцы вплелись в его волосы и силой потянули голову, вжимая носом аккуратно между двух полушарий груди. Вэнь Кэсин судорожно вздохнул, а потом приник поцелуем к коже. Хватка в волосах чуть ослабла. Он повел языком, добираясь до бусины соска, осторожно коснулся кончиком, а потом втянул в рот. А-Сюй ахнула и вздрогнула.       Она казалась такой хрупкой в его руках. Так легко было забыть, что это не просто человек — это сплав воли и стали. Это сила и неординарный ум. Эти мышцы, жилы и кости — мастерство, опыт и невероятное упорство.       Она завозилась на нем, слегка потерлась, а потом потянулась к завязкам его штанов. Вэнь Кэсин перехватил ее руки.       — Постой!       — Лао Вэнь не хочет меня? — а-Сюй сместилась, проехавшись по ощутимо возбужденному члену и оставляя влажный след на ткани. — Или лао Вэнь врёт?       Вэнь Кэсин захлебнулся вдохом, всхлипом и удовольствием, которое прошибло его до затылка.       — Я не понесу, если ты переживаешь. Я с детства пью… лекарства. Боюсь, даже если бы я захотела, то не смогла бы подарить тебе дитя. Точно не теперь.       Вэнь Кэсин сжал ее плечи, отстранил от себя, заглядывая в лицо. Этот шрам давно отболел. В ней не было сожаления или боли. Спокойное принятие, констатация факта. А еще — щеки окрасил румянец возбуждения.       — И, если это тебя волнует, я чиста. Я ни с кем не была… так.       Вэнь Кэсин распахнул глаза. Вся легкость от выпитого вина уже выветрилась, теперь вымело ее последние отголоски.       — Я хочу этого, — а-Сюй настойчиво прервала его возмущенный возглас поцелуем, и он превратился в негодующий писк.       Они целовались упоительно-долго, сражаясь языками, побеждая и уступая. Когда воздух кончился, они попытались снять штаны с Вэнь Кэсина в четыре руки, путаясь пальцами, соприкасаясь лбами, плечами, сбиваясь на новые поцелуй.       Кожа к коже.       Свечи догорели, кроме одной.       В глазах а-Сюй отражался язычок пламени, когда она смотрела сверху вниз на Вэнь Кэсина.       — Я хочу тебя. Я хочу, чтобы ты был моим первым мужчиной.       Пальцы впились в его плечи.       — Пока я еще чувствую… Я хочу почувствовать тебя, лао Вэнь. В себе.       Она опустилась, направив его член в себя, медленно и неумолимо. Она была узкой, и влажной, и жаркой, и мысли бились птицами в клетке, перебивая одна другую, и он никак не мог ухватить хотя бы одну.       — Вот она я, лао Вэнь, — а-Сюй замерла, тяжело дыша, протянула руку к волосам, выпутывая из них плетеный шнурок, позволяя темному шелку стечь по плечам, спине и груди. — Смотри же. Мне больше нечего тебе отдать.       — А-Сюй! — тут его словно бы прорвало. — Нет никого прекрасней, нет никого желанней. Не было и нет!       Его руки скользнули по бедрам, сжали ягодицы, очертили изгиб поясницы, огладили лопатки, вернулись к груди, сжали. Еще и еще. А-Сюй запрокинула лицо, довольно жмурясь. Потом приподнялась, продолжая держаться за плечи Кэсина, и опустилась, сбивая его дыхание. Еще и еще. На каждый комплимент, срывающийся с языка Вэнь Кэсина. На каждое «моя», слетающее с его губ.       Ему пришлось переместить ладони на ее бедра, помогая удерживать ритм, потому что а-Сюй сбивалась, сдавленно выдыхала, опуская лицо, когда толчки получались особо чувствительными. Но потом снова смотрела в глаза, закусывала губу или тянулась за поцелуем.       Последняя свеча давно догорела. Луна укрылась в гуще облаков. Ветер легко стучал веткой сливы в окно. Вэнь Кэсин рассеянно водил пальцами по девичьему плечу, а-Сюй недовольно морщилась во сне. Он поправил съехавший край собственного одеяния, которым были накрыты они оба.       Что будет, когда она узнает правду? Будет раскаиваться? Пожалеет о сделанном выборе?       Он подумает об этом завтра. Сейчас так хорошо было прижимать к себе обнаженную, доверчиво льнущую к нему а-Сюй. Пусть лучше он умрет от её руки потом, чем отпустит её сейчас.