На память

«Встретимся на «Театральной» за тем же столиком»              Письмо с таким незамысловатым текстом получил Артём. Подписей не было, только лишь по марке было ясно, что письмо пришло с Красной Линии, с которой у него были связаны уж очень плохие воспоминания.              Предательство.              Да, Артём не привык к таким вещам. Обычно все, наоборот, отдавали жизни за его дело, ведь он, как-никак, был доверенным лицом Мельника, а также именно он запустил ракеты на логово Чёрных, чем и заслужил уважение и звание рейнджера.              Гордился ли он этим? Никак нет, ведь позже, встретив единственного выжившего Чёрного, он понял, как они с ними похожи.              Чёрных истребили так, как когда-то и его народ. Они оба чувствовали себя одинокими, единственными в этом мире. Очень хотелось заглушить это одиночество навсегда…с этим на время помог его попутчик, став будто лучом света в тёмной комнате.              Он определённо чувствовал пустоту, когда вспоминал о Паше Морозове и о том, что произошло на той самой «Театральной».              «Не серчай, Артём, работа у меня такая — Красную Линию защищать. А ты, мушкетёр, сейчас по чужую сторону баррикад».              Он не то, чтобы сердился на Пашу, просто было обидно. Уж очень. Сколько раз Артём спасал Павла? Сколько раз Павел спасал уже его? Все эти разговоры про их близость, весь их пройдённый путь, да даже эти глупые прозвища и сказки про мушкетёров Артём считал признаком их дружбы. Дружбы, которую терять он не хотел.              Да, все, кого он считал друзьями, в какой-то момент просто покидали его. Рано или поздно, по своей или чужой воле.              Но Павла он просто так отпускать не хотел.              Он нашёл его на Венеции в каком-то дешёвом стрип-клубе по счастливой случайности, и с этого момента он понял, что не собирается уходить, пока не отомстит. Отомстит за то, какую боль он ему причинил. Он хотел, чтобы Павел ответил.              Наконец, проследив за ним, он его поймал, приставил злосчастный нож к горлу, но… задумался. Та ли эта месть, которую он хотел? Убить Павла за то, что он убил его веру во что-то большее? В то, что они — люди с совершенно разными взглядами могут существовать в мире и согласии?              Не успел он прийти к выводу, как в дверь ворвались и Морозов, воспользовавшись случаем, сбежал.              Кто бы что не говорил, но он продолжал глупо верить.              «Я никогда не питал особой симпатии к коммунистам, но Павел… вёл себя как герой».              Он часто записывал в дневник то, что приходило ему на ум. Сам он был немым, но это ни разу не мешало ему общаться. Павел был одним из немногих, кто понимал его с полуслова, или, если быть точнее, с полужеста.              Возможно, это было ещё одной причиной, по которой они так сдружились.              Павел нравился ему из-за своего характера. Чем-то он напоминал ему Бурбона, земля тому пухом.              Да, с Анной у них было что-то вроде романа, но ему было так противно думать о ней и о том, что они переспали. Хотелось стереть этот момент из памяти, хотелось умереть в этот момент. Он чувствовал, что это было изменой. Изменой самому себе.              Часто он писал в свой дневник про Павла: записывал всё, что помнил о нём. Старался не упускать малых деталей, дабы не забыть. На страницах часто проскакивали и рисунки юноши… Так, на всякий случай.              Однажды, Анна обнаружила его открытый дневник на столе, когда сам Артём, видимо, отлучился за выпивкой. Кричала она так, что, видимо, весь комплекс успел проснуться.              «Давай, рейнджер! Режь, убивай, как мы привыкли! Или струсил?»              Второй их встречей была перестрелка на Красной площади.              Он кричал что-то из окна про то, что Артём мог просто уйти и оставить его в покое. Про то, что своей головой иногда надо думать. Про то, что Корбут не забудет про него, как и сам Павел. Не забудет, пока Артём жив.              Думал ли Павел об Артёме всё это время? Артём думал о том, как же они всё-таки похожи, хоть были совсем разными.              Перестреляв всех помощников, Тёма пошёл наверх по лестнице, за головой самого Морозова.              Павел кричал про то, чтобы он поднялся и закончил то, что начал.              Будто он этого и хотел.              Маленький Чёрный, проникнув в мысли Артёма сказал, что Паша совсем не злой, просто ему грустно.              Грустно?..              Меткий выстрел со стороны Артёма. Он прострелил ему фильтр противогаза, и начинающий задыхаться Павел, успев дойти до конца второго этажа здания, без сил упал на пол. Он пропустил пару фраз про Чёрного и какие цели у Артёма на него, в то время как сам Артём медленно подходил к нему с тем самым ножом, моментально приставив его к горлу «товарища».              И снова эти мысли… заслуживает ли он этого? Того ли хочет Артём?              Голубые глаза будто смотрели ему прямо в душу. Он не злится, ему просто грустно. Как же они похожи. Это бесит.              Он медленно встал, отряхнувшись от своих мыслей, и, вкрутив новый, целый фильтр, молча ушёл, оставив пару аптечек рядом с товарищем. Он понял, что никогда на него не злился. Просто… было обидно.              Чёрный же, обещал, что Павел обязательно выживет. Артём надеялся. Потеряв Павла, он не смог бы жить, сам он прекрасно это понимал.              Слишком много ему придётся записать в дневник.              И теперь, спустя месяц, он получает письмо с просьбой встретиться на Театральной, за тем самым столиком.              Откуда он узнал, что это был Павел? Он просто чувствовал. Получить это письмо было облегчением. Он жив.              Сейчас же он сидел за этим столиком, рассматривая письмо куда внимательнее, думая, не пропустил ли он чего важного в нём. Да, оно состояло всего из одного предложения, но чего можно было ожидать от Павла?              Этот человек и так подвёл его раз. Он не должен снова повестись на эти проделки.              Сердце бешено билось. Волнуется. Не шутка ли это, или ловушка кого-то из выживших на Красной линии?              Задумавшись, Артём совсем не заметил того, кто подкрался к нему сзади.              — Д’Артаньян! — воскликнув это глупое прозвище, Павел обнял за плечи сидящего мужчину, чем сильно его напугал. Видимо, он и правда был рад остаться в живых, ну или их с Артёмом встрече.              Артём оглянулся на товарища с глупой улыбкой. Он бы просто-напросто соврал сам себе, если бы подумал, что не был рад появлению Павла. Да, чёрт, он ждал этой встречи с самого инцидента на Красной площади! Сердце забилось с ужасной скоростью при виде старого и живого знакомого.              — Знаешь, я как-то и не думал, что ты придёшь. Ну, после того, что… В общем, ты понял! — не желая снова создавать нагнетающую атмосферу, Морозов отодвинул стул напротив Артёма и, параллельно подзывая официанта, наконец сел.              Прошло всего мгновение, как подошёл парень, которого Артём не узнал, ведь в прошлый раз их обслуживал мужчина намного старше этого.              Артём задумался, не был ли тот подставным официантом.              — Павел Игоревич, вам как обычно? — спросил подошедший парень, отвлекая Чёрного от мыслей.              — Не-а, на этот раз две рюмки вместо одной, — он показал рукой на сидящего напротив Артёма. — Воссоединение с товарищем, сам понимаешь, веский повод.              Официант понимающе кивнул и пошёл в сторону холодильника, через секунду вернувшись с подносом, на котором стояла бутылка водки и рюмки. Поставив содержимое подноса на стол, официант благополучно удалился.              Наступила неловкая тишина. Павел не знал о чём говорить, а Артём не мог говорить вовсе.              — Ну, в общем, Тёмыч, — наконец, обдумав свою речь, начал Морозов, — я, как ты понимаешь, не просто тебя выпить позвал после долгой разлуки, — неуверенно достав из кармана мундира открытку, он положил её на стол перед Артёмом. — Извиниться пришёл, да не с пустыми руками.              Артём, недоверчиво взяв в руки открытку, начал разглядывать её на наличие яда или чипа.              На удивление Артёма, открытка оказалась совершенно обычной и безопасной.       На ней была изображена Эйфелева башня на фоне голубого неба. Открытки с поверхности очень ценились в Метро, за одну такую можно было получить не меньше ста армейских патронов!              Конечно, продавать он её не собирался, ведь снизу она была подписана самим Павлом, а это многого стоило.              Хотя бы для него.              — Её теперь хрен продашь, а? — и снова он понимал его с полужеста. — Это чтобы ты уж точно не забывал меня. Мы ж с тобой это самое, мушкетёры! — когда он в последний раз так говорил, его вели на допрос к Корбуту, из-за чего Тёма недоверчиво посмотрел на товарища.              Увидев взгляд Артёма, он продолжил:              — Повесишь на стенку, не знаю… Любоваться будешь, вспоминать. Ну или в дневничок свой дурацкий вклеишь, прикольно получится!              Дневник.              Боже, неужели Павел знает про дневник? Открывал ли он его когда-нибудь? Нет, ведь если бы открывал, то посчитал бы фриком. Ни за что.              Артём посмотрел на Павла, цепляясь за все его черты лица, дабы запомнить его настолько хорошо, на сколько получится. Когда они ещё смогут так собраться? Артём почти не посещает Театральную, а на территорию Ордена Паше, как одному из Красной линии, точно не проникнуть.              — Тём… — и снова разговор начал Паша. — Неловко просить, ну, после того, что ты сделал для меня в кремле, но, может, тоже оставишь мне чего? Я просто… ну… не хочу забывать тебя. Мы же… ну, сам знаешь.              Артём опустил глаза, задумываясь. Оставить что-то Паше на память? У него ничего толком и нет, кроме зажигалки да часов, которые Паша так хотел.              Вдруг, воображаемая лампочка у него над головой загорелась.              Он, медленно выйдя из-за стола, подошёл к сидящему Морозову. Быстро расстегнув часы, он зажал их в руке, что Павел, конечно, заметил, и улыбнулся. Наклонившись и немного потупив, тот прижался своими губами к его, подсунув в карман мундира часы.              Да, он определённо хочет оставить ему часы и воспоминания, а возможно и себя. На память.