Два шага назад и один вперед...

Резкий запах сигарет ударил в нос и Кенма привычно зажмурился, сильнее втягивая в себя аромат терпкого табака и жасмина. Он хорошо знал этот странный, но такой родной и приятный аромат. Он живет бок о бок с этим запахом уже пять лет, и не может представить дня, чтобы не почувствовать все моральное и физическое удовлетворение, когда в легкие попадают нотки жасмина и горьковатый запах самокруток, которые курил Куроо… — Ну что, есть тут кто неживой? [1] — усмехнувшись, спросил Тетсуро, положив локоть на плечо Кенмы и склонившись к самому его лицу. — Нет… — тихо ответил он, скинув со своего плеча руку. — Нечисть и вся шваль в этом роде отсутствует. Они оба замолчали, уставившись в серую потрескавшуюся стену напротив. Кенма выбрал этот маленький переулок, чтобы скрыться от любопытных глаз горожан, которые уже пронюхали о приезде охотников на нечисть. Каждый кривил лицо, при виде небрежного вида парней, некоторые даже умудрялись стравить несколько неприятных шуток. Укромное местечко между мусорными баками и старыми тряпками было просто шикарным вариантом. — Тогда, куда теперь отправимся? — нарушил тишину Кенма, поправив большую теплую куртку цвета японского клена. — Вернемся в Тармор… — беспечно ответил Куроо, поправив огромную сумку на плечах. — К мистеру Хитклифу. — Он дал понять, что не рад нам!.. — усмехнулся Козуме, поднимаясь с ледяного асфальта и закидывая на спину тяжелую сумку. — Нам нигде не рады! — с такой же усмешкой ответил Тетсуро, медленно шагая вперед. Он всегда казался веселым, позитивно настроенным человеком, желающим скорее отправиться в Ад, Рай или куда там еще отправляют таких, как он. Постоянное самоедство доводило до нервных срывов, долгих мучительных апатий и истерик. В тот момент Кенме приходилось прятать все ружья, револьверы, дробовик и кинжалы. Куроо был словно одержим местью самому себе за такие привычки и характер. Обилие оружия у этих двоих в этот момент играло самую худшую роль, которую не посоветовал бы ни один Станиславский. Самый ужасный кошмар наступал тогда, когда Тетсуро добирался до спиртного. Нет, он не был заядлыми алкоголиком, да и пить толком не умел, но одна бутылка крепкого коньяка делала из него существо, не отвечающее за свои действия. В этот момент он мог легко убить кого-то, не задумываясь о последствиях, а Козуме уже не раз прилетало от него, но тот, будь он не ладен, все равно крутился возле Куроо, наплевав на опасность и высокий уровень риска быть убитым. Тяжелые сумки цвета лягушки в обмороке сильно тянули вниз, заставляя плечи неприятно ныть, а позвоночник согнуться дугой. Кенма всегда жаловался, что эти сумки никакой пользы не приносят, но уже столько раз убедился в обратном. То соль, то справочники, то револьверы… Одним словом, никто не знал, что может пригодиться на этот раз, поэтому тащить приходилось все. — Куроо, — ныл Кенма, еле успевая за тенью Тетсуро, — может остановимся ненадолго? — Ке-е-нма! — протянул он, бросив через плече хитрый взгляд. — Нам еще немного идти, так что потерпи! Козуме лишь шумно вздохнул и продолжил пробираться через огромные ямы на дороге. Вроде, дождей в последнее время не было, а лужи и выбоины все равно откуда-то появились. Он остановился и обернулся, бросив взгляд на темный город, в котором еще изредка мелькали желтые огоньки — это потухали последние лампы в низких деревянных домах. Куроо тоже остановился и стал рядом, покосившись на друга и еле заметно улыбнувшись. Он никогда не заставлял того следовать за собой и влипать во всякие неприятные истории, вроде ловли разбушевавшихся привидений и усмирения злых демонов. Кенма и без его просьб всегда плелся незаметным хвостиком, удивляясь тому, как его такое могло заинтересовать, ведь гораздо удобнее было бы сидеть в сырой, пыльной, но такой родной и любимой библиотеке на Мызе. Тишина и редкий шелест пожелтевших листьев, которые еще не успели опасть с хрупких веток высокого дуба, возле которого стояли ребята, будто пыталась что-то сказать. Они продолжали сверлить взглядом пустоту, мысленно считая секунды. Кенма всегда считал секунды, а Куроо просто забавлялся иногда. Куроо вообще слишком «иногда», но в то же время и слишком «всегда»… Он на своей волне и умудряется ловить от этого кайф, а Козуме изучил его вдоль и поперек, измеряя его поведение в секундах. Много единиц измерения Вы знаете? Кенма совсем немного, поэтому предпочитает все измерять в секундах или шагах. Вот сейчас он досчитает до ста восьмидесяти четырех и Тетсуро чертыхнется, пнув первый попавшийся камень, потому что в его бренную голову взбрела мысль, которая не могла его порадовать… Еще через тридцать две секунды он в нерешительности повернется к Кенме, а еще через семь накрутит на палец прядь его темных волос… Их отношения… они уже давно переступили границу простой дружбы. Это было что-то среднее между: я тебя люблю, как брата, и я тебя хочу, как недостающую частицу меня. Передружба?.. Недолюбовь?.. Идиотизм?.. Тетсуро продолжал терзать волосы Козуме, потому что ему нравилось ощущать его не только глазами, но и пальцами. Ему категорически не хватало его, пусть он и стал не просто частью его жизни, а самой жизнью. Ему хотелось дышать тем же воздухом, хотя они находились бок о бок, делая это с завидным постоянством, но Куроо все равно не хватало того воздуха, которым дышит Кенма. — Долго еще стоять будем?.. — шепотом спросил Козуме, почувствовав, как огрубевшая кожа пальцев Куроо коснулась его нежной молочно-белой кожи на скуле. Тот ничего не ответил, нарочито громко усмехнувшись и подхватив Кенму под руку. В широких рукавах ватной куртки его худая рука просто напросто затерялась, поэтому пришлось приложить некоторые усилия, чтобы нащупать ее сквозь толстую ткань. Они двинулись дальше, забыв о ноющей боли в ногах и бывалой усталости, которая, казалось, сдалась и отступила. Вдалеке уже виднелись верхушки «Грозового перевала». В окне на втором этаже виднелась все еще недогоревшая свеча, а Тетсуро присвистнул, заметив невысокий стройный силуэт. Им осталось пройти еще несколько десятков шагов, но их уже увидели, а значит, нежданными гостями они не будут. Силуэт в окне медленно исчез, а потом появился свет еще в нескольких окнах на первом этаже и даже в одном окне на третьем. Желтые блики огня плясали на влажных листьях высокого тополя, стоявшего около перевала, а ель, загораживающая сразу три окна, засияла новыми красками, будто проснулась и нарядилась, готовясь к новому дню. Глупая, еще не поняла, что до утра, как минимум, часов пять. Тетсуро постучал в большие железные ворота и сразу услышал хриплый голос ворчливого Джозефа, который отправился открывать путникам двери. Он сетовал на позднее время, да и в принципе не был рад таким гостям, ведь являлся чтителем Бога, ангелов и всего в этом духе, а ребята приравнивали ангелов все к той же нечисти, опровергая все сказки о «хранителях». — Джозеф, мы тоже рады тебя видеть! — ядовито прошипел Куроо, проходя во двор и поторапливая засыпающего на ходу Кенму. — Изгнать бы из тебя этот дух нечистый, — старик шумно сплюнул на землю, — егоза окаянная! Покорает вас Бог за ваши дела неправедные и будете вы гореть в Аду, пока ваш прах не посыпется с неба на землю! — Джозеф! — прикрикнула девушка, стоявшая на пороге дома. — Уймись ты уже! Не видишь, люди с дороги тяжелой! Девушкой этой была Кэтрин Хитклиф. Очень странно, что она сама спустилась принять гостей, когда как в прошлый раз от нее слов приветствия не вытянуть было. Она всегда была своенравной особой с огромной гордыней, которая не давала покоя ни окружающим, ни ей самой. Ее злосчастный характер перекрывала невероятная внешность. Она была так красива, что любой мужчина долго не мог отвести взгляд. Куроо ухмыльнулся, поцеловал протянутую ему худую девичью руку и прошел в дом. Джозеф заходил самым последним, продолжая ворчать, тем самым пугая Кенму, про которого Тетсуро, кажется, забыл. — Снова поселишь нас в синей комнате, Кэти? — приторно сладким голосом спросил он, а Козуме надулся и опустил голову, стараясь скрыть свои красные щеки. Он уже несколько раз признался сам себе, что неистово ревнует друга к этой особе, но все равно продолжал краснеть, будто представлял себе что-то очень сокровенное и непозволительное. Девушка что-то весело прощебетала в ответ и повела их на третий этаж, предоставляя небольшую комнату с огромным книжным шкафом и таким же огромным окном, которое закрывала та самая ель. — Я не знала, что вы к нам нагрянете так неожиданно, поэтому вторую комнату привести в порядок не успели, — оправдывалась Кэтрин. — Надеюсь, вы сможете поделить кровать и диван… Только после ее слов Кенма заметил в самом темном углу небольшой бордовый диван, а рядом кресло, на которое были свалены старые пыльные книги. Постельное белье лежало на стуле, стоявшем возле стола, на котором лежало несколько свечей и коробок спичек. — Приведете себя в порядок и спуститесь в гостиную. — сказала на последок девушка и вышла, оставляя ребят в напрягающей тишине, и только колючая ветка ели нарушала эту тишину, постукивая в окно. Куроо откинул куртку на диван, а потом схватил белоснежную простынь со стула и начал заправлять кровать. — А ты говорил, что нас здесь не ждут! — радостно подметил он, когда осмотрел проделанную работу и повернулся к другу лицом. — Нас здесь и правда не ждали… — продолжал настаивать на своем Кенма. — Эта суета лишь сильнее указывает на то, что нам здесь совсем не рады, а эти приторные речи Кэтрин меня раздражают. — Ого! — удивился Тетсуро, делая несколько шагов к столу, возле котрого стоял Козуме. — А ты чего так взъелся на девчушку-то? Неужели ревнуешь? — Бред! — отмахнулся тот и быстро отошел к дивану, скинув тяжелую куртку. Он поправил темный свитер на своих плечах, который оказался больше него самого на пару размеров, и отправился к выходу из комнаты. Куроо тоже быстро привел себя в надлежащий вид и догнал его на выходе. На втором этаже уже горели свечи, а прислуга суетливо поправляла кресла, стоящие возле большого камина. Кэтрин сидела возле камина, сильнее кутаясь в теплый клетчатый плед. Наконец, показался и сам хозяин особняка. Выглядел он, мягко говоря, плохо — огромные мешки под глазами, осунувшееся лицо, сутулая спина и дрожащие руки. Тем не менее, держался он стойко и бодро, хотя постоянно старался намекнуть, что, вместо посиделок у камина, следовало бы разойтись по своим комнатам и предасться самозабвенному сну. Невысокая женщина средних лет указала на подготовленные кресла-качалки, передав парням такие же теплые пледы. Они благодарно кивнули ей и сели на указанные им места. Та же женщина подала им по кружке ароматного эля и заботливо поправила одеяло на ногах Кенмы, придержав кружку, которую он едва не выронил. Еще чуть-чуть и он реально вырубится, потому что несколько суток без сна дают о себе знать. Куроо внимательно наблюдал за Кэтрин, которая откровенно заигрывала с ним. Иногда он поглядывал на Козуме, переодически толкая его кресло своей ногой. Он расчитывал, что такое движение будет выводить того из дремоты, но от того, что кресло плавно качалось из стороны в сторону, Кенма умудрился заснуть в первые же минуты разговора, чуть не уронив кружку с недопитым элем. Хитклиф забился в самый дальний и темный угол, видимо, решив, что Кэтрин и прислуга справятся со всем сами, а девушки не собирались отпускать путников так просто, продолжая расспрашивать о недавних заданиях, о призраках, которых они ловили, о предстоящем пути. Тетсуро пока что не планировал торопиться, но и долго оставаться в Грозовом перевале не собирался. Он просто напросто не знал, что отвечать любопытной девице, которая прилипла, словно банный лист. Час в компании этой шустрой девчонки пролетел словно одна минута, а Кенма уже видел третий сон и давно опрокинул стакан недопитого эля. Напиток пришелся ему по вкусу, но он смог уснуть раньше, чем вдоволь им насладиться. Куроо все еще пытался выбраться из цепких рученок Кэтрин, которая, кажется, совсем не собиралась спать. Десяток однотипных историй о ловле нечисти не смогли усыпить ее, а, наоборот, лишь подлили масла в огонь. Теперь она зажглась идеей бродить по белому свету вместе с Тетсуро и истреблять разбушевавшихся призраков, демонов и прочие ожившие легенды. — О, Кэти, поубавь свой пыл… — перебил ее Куроо. — Давай обсудим все завтра утром. Думаю, Хитклиф не будет гнать нас вон с самого утра. — Ой, право, он с неделю точно терпеть будет! Она вскочила с кресла и откинула плед, двигаясь в сторону спящего Кенмы. — Думаю, тебе и твоему другу все же нужно отдохнуть! Отправляйтесь-ка в свою комнату, а ты пообещай, что обязательно расскажешь мне еще что-нибудь завтра утром! — Обещаю! — устало кивнул Тетсуро и тоже поднялся на ноги, отставив пустой стакан в сторону и переключившись на безвольное тело Козуме. Он легко поднял того на руки и побрел в отведенную им комнатушку. Серые каменнные ступени так и источали противный запах сырости, заставляя невольно поморщиться и ускорить шаг, чтобы быстрее попасть в комнату, где мерный огонь свечи уже чуть-чуть согрел воздух. Тетсуро положил Кенму на кровать и стянул с него штаны, которые он испачкал элем, опрокинутым во время сна. Он немного полюбовался его белоснежной кожей и откинул в сторону ненужную вещь. Он укутал его в одеяло, а сам лег на диван, накинув сверху старый пыльный, но такой теплый плед. Из головы почему-то не выходил образ сонного, зашуганного, маленького Козуме, который сейчас еле слышно посапывал на пыльном матрасе. Куроо повернулся на другой бок в надежде уснуть, но и на том боку ему в голову лезли лишь пошлости с участием лучшего друга. Он не хотел признаваться себе, что давно уже питает к этому «другу» совсем не дружеские чувства… *** Утро пришло так же внезапно, как и сон. Яркий свет бил прямо в глаза, из-за чего Кенма отвернулся к стене и натянул по самые уши теплое одеяло, из которого не хотелось вылезать. Куроо уже не спал, лениво рассматривая каменный потолок. Он иногда поглядывал на товарища, чтобы убедиться, что с тем все в порядке и что он не запутался в одеяле и простыне. — Вставай, ленивая задница! — протянул он, уловив движение со стороны Козуме. — Ленивая задница уже три дня обходилась без сна, поэтому пусть вторая задница захлопнется и даст этой отдохнуть!.. — донеслось из-под одеяла, а Тетсуро перебрался с дивана на кровать и уже успел залезть под плед, позволив своим шаловливым рукам вцепить в узкие бедра Кенмы, пытавшегося оттянуть свитер еще ниже. — Ну что же ты, малыш, не узнал меня? Это же я, Карлсон! Сейчас я буду тебя лечить от плохого настроения и недосыпа! — прошептал Куроо, обжигая ухо Кенмы своим горячим дыханием. Табун мурашек на теле Козуме решил, что уже пора открывать сезон миграции, поэтому по спине прошелся неприятный холодок, а уши и щеки залились краской. Он сильнее напрягся и весь непроизвольно сжался, ловя каждый вздох Тетсуро, который все еще лежал сзади и всем телом прижимался к нему. Кенма понимал, что в попу ему упирается отнюдь не волшебная палочка, хотя… если загадать желание и потереть эту палочку, то что-то вполне может произойти. Но не сегодня! — Куроо! — прошипел он, «а-ля учусь манере общения у математички», и повернулся к Тетсуро лицом, а тот, не теряя ни минуты, потянулся к таким манящим, доселе неизведанным, губам. — Даже не думай воплотить все то, что нафантазировала твоя больная головушка! — Ну чего сразу-то больная! — нарочито обиженно пробурчал тот, продолжая обжигать своим дыханием кожу Кенмы. Тот нетерпеливо облизнул нижнюю губу, немного ее прикусив. В следующую секунду Куроо накрыл эти манящие потрескавшиеся губы своими и начал жадно посасывать поочередно нижнюю и верхнюю. Он так давно хотел снова прикоснуться к ним, так хотел терзать их своим ртом, слушая сдавленные всхлипы Кенмы. Они оба плавали в этой эйфории, забивая на все: на время, на место и случай… Сейчас в этой вселенной были только они вдвоем и никого более. Остальной мир замер на эту короткую вечность — К… Куроо!.. Подожди! Остановись! — Кенма уперся руками в сильные, исполосованные длинными кривыми шрамами, плечи и попытался оттолкнуть Тетсуро, но тот был куда сильнее и тяжелее. — Тише, малыш… — тот выдохнул ему в самые губы и приподнялся, увеличивая расстояние между их лицами. Он обхватил пальцами худые ляжки Кенмы, переворачивая того на спину и разводя его ноги в разные стороны. Козуме пришлось поспешно обхватить ногами талию Куроо и прижаться задом к его паху. «Волшебная палочка» так и кричала, что это утро он запомнит надолго. — Куроо… не надо, пожалуйста!.. — Не бойся, солнце. — Тетсуро с силой отцепил ноги Козуме от своей талии и быстро стянул хлопковые трусы, огладив молочную нежную кожу на тощих бедрах, а потом прошелся рукой вдоль всей ноги, пощекотав шершавую пятку. Кенма еле слышно засмеялся и дернулся, отдергивая ногу, а потом сразу замирая, потому что Куроо уже начал медленно гладить внутреннюю сторону его бедер. Он чувствовал каждое прикосновение чужих пальцев, чувствовал горячее дыхание на уровне низа живота, чувствовал, что пальцы уже начали гладить тонкие складочки кожи в области паха. В этом деле Тетсуро был предельно нежен. Длинные худые пальцы уже подобрались к сжатому колечку мышц, начиная несильно массировать его. Кенма издал хриплое подобие стона и попытался отползти на другой край кровати. — Я буду очень аккуратен, малыш… Не бойся, прошу. — Тетсуро подтянул парня к себе ближе и наклонился, чтобы наградить того легким поцелуем. — Нет, Куроо! В прошлый раз было очень больно! Я больше не хочу! — Кенма почти сорвался на крик, пытаясь сфокусировать взгляд на размытой фигуре Куроо. Из-за слез все плыло перед глазами, а нос начинало закладывать. — Эй… Малыш, тише, тише!.. — Тетсуро вытер слезы на щеках большими пальцами и оставил руки на лице парня. — Прошлый раз я был не в себе! Я буду очень аккуратен! Обещаю! Ну, не плачь, пожалуйста, солнце. Он наклонился и наградил поддатливые мокрые розовые губы нежным поцелуем, поглаживая влажные от слез щеки. Его язык мягко очерчивал десны, уголки рта, внутреннюю сторону щек. Он ловил каждый его вздох. Пытался стать его недостающей частью, слиться воедино. Куроо хоть и был в тот раз сильно пьян, но хорошо помнил все свои действия. Он до сих пор зол на себя за то, что тогда причинил Кенме невыносимую боль. Он ведь слышал, что тот просил остановиться, видел, что ему было больно, но все равно продолжал вдалбливаться в еле сопротивляющееся тело, слушая нескончаемые всхлипы и стоны боли и отчаяния. Он ненавидел себя за это… за ту ночь… за те ощущения… Поцелуй пришлось разорвать из-за нехватки воздуха, но Тетсуро не хотел терять ни минуты, продолжая настойчиво целовать скулы, линию подбородка, ушко, так щедро подставленную шею и острые, словно крылья птицы, ключицы. Мокрая дорожка от его поцелуев заставляла все тело покрыться мурашками. Было так приятно и так стыдно, что Кенма даже рискнул закрыть лицо руками, но Куроо быстро развел его руки в разные стороны и тихо прошептал в самые губы: — Я хочу видеть твое лицо… твои глаза!.. — он целовал его. Так нежно, так осторожно. Не с таким напором, как пару минут назад, но все еще очень мокро и горячо. Козуме метался между «скорее сгореть от стыда» и «о, Боже, продолжай!». Его тело говорило все за него. Такое мягкое, робкое, поддатливое, встречающее любые ласки с опаской и готовностью к грубости. И Куроо хотел показать Кенме, что он может быть нежным и аккуратным. Сейчас в приоритете стояло удовольствие Кенмы. Тетсуро опустился ниже и еще раз заглянул в большие испуганные глаза. Он мысленн пообещал себе отрезать все, чем он доставил ему боль в тот раз, но сейчас только поцеловал внутреннюю сторону бедра и провел языком по сжатому колечку мышц. Так хотелось скорее войти в него, но Куроо уже один раз оступился — дважды на эти грабли наступать не хочет. Он вылизывает кожу там, проникает языком вовнутрь, оттягивает кожу пальцами, нежно сминая попку Козуме. А тот тяжело дышит, что-то шепчет и мечется по подушке, пытаясь оттолкнуть Куроо, что не получается сделать из-за сильного возбуждения. Он закатывает глаза, иногда жмурится, пытается прикрыть руками рот, чтобы не пропустить нечаянно громкий стон. Тетсуро отстранился и сполз с кровати, только чтобы стянуть теплые джинсовые штаны, а затем снова устроиться между ног Кенмы и склониться к его впалому животу. Своим горячим дыханием он обжигал нежную кожу, но просто обнюхивать ему быстро надоело и он нетерпеливо провел кончиком языка от пупка до паха, заставив парня дернуться и невольно сжаться. Куроо устроил свои руки на тонкой талии Кенмы, чтобы тот не дергался так сильно, а затем подул на сочащуюся прозрачной смазкой головку полностью вставшего члена. Теплый мокрый язык заставил Козуме еще сильнее дернуться, а потом и упереть руками в голову Тетсуро, чтобы тот прекратил издеваться над ним и просто закончил начатое. — Хватит, прошу… — с придыханием прошептал он, не в силах сдерживать рвущийся наружу протяжный пошлый стон. Куроо уже вобрал в рот головку и медленно водил по ней языком. Ему так нравилось чувствовать дрожащее тело под собой, так нравилось видеть, что ему сейчас действительно приятно. Своя выдержка сильно подводила Тетсуро. Стояло так, что плакать хотелось. Было невероятно хорошо и больно, а тихие стоны, слетающие с этих покусанных обветренных губ, сводили с ума настолько сильно, что ни о чем, кроме возбуждения, думать уже не получалось. Хотелось немедленно войти в эту задницу во всю длину и вдалбливаться так сильно, насколько только хватит своих сил. С такими мыслями Куроо отодвинулся от паха Кенмы и вернулся к его лицу, проведя по выступающей скуле пальцами, а затем заставляя его выбрать в рот эти пальцы почти во всю длину. Мягкий маленький язычок игрался с ними, как мог. Обводил их со всех сторон, прижимал к верхнему нёбу, несильно посасывал, сводя тем самым с ума еще сильнее. — Кенма, блять… — Куроо вытащил пальцы и быстро опустил руку, погладив сжавшуюся дырочку. Скользкий палец проник внутрь, сразу пуская жар мягких нежных стенок по всему телу Тетсуро. Он вводил второй палец, чувствуя, насколько сильно сжимаются мышцы, заставляя его испытывать некий дискомфорт. Терпеть и сдерживаться становилось все сложнее, но не растянуть Кенму было просто зверским поступком со стороны Куроо. Он бы не позволил себе снова причинить боль этому загнанному крошечному пареньку. Третий палец проник с таким же трудом, но уже спустя пару мгновений Куроо почувствовал, что двигать ими стало легче. Кенма наконец расслабился и позволил завладеть своим телом. Сейчас он выглядел так развратно: припухшие мокрые губы, сильно вздымающаяся грудь, бардовые следы на шее, ключицах, плечах… да он весь был в этих следах. — Куроо… прошу, хватит меня мучить! — Кенма поджал пальцы ног и уже сам насаживался на пальцы Тетсуро, требуя большего… да чего угодно, лишь бы быстрее получить желанную разрядку. Парень хитро улыбнулся и перевернул Козуме на живот, заставив прогнуться в пояснице и оттопырить аппетитную попку. Растянутая розовая дырочка плотно сжала головку члена, будто отказываясь принимать его. Кенма тихо промычал в подушку, шире расставив ноги, чтобы принять более устойчивое положение. От ощущений там хотелось выть волком: было одновременно так приятно и непривычно. Организм упорно отказывался принимать инородное тело, все еще помня те минуты боли, но то новое чувство, то неведомое доселе ощущение, давало надежду на то, что впоследствии будет приятно. Тетсуро еле касаясь огладил гладкую кожу бедра, большим пальцем оттягивая ягодицы и внимательно наблюдая за тем, как его член исчезает за складками розоватой кожи. Он сдавленно дышал, хрипло шептал какие-то глупости, а Кенма поскуливал в ткань наволочки и пытался расслабиться, чтобы полностью принять орган. Выходило так себе, но постепенно получалось добиться поставленной цели. Спустя каких-то жалких пять минут Куроо начал двигаться. Сначала медленно, потом резко переходил на быстрый темп, вбивая Козуме в твердый матрас. Он слушал его тихие стоны, целовал шею, плечи, острые лопатки, сжимал талию, иногда гладил бедра и ляжки, вызывая на его коже мелкую дрожь. — Ты такой… такой… — шептал Тетсуро, сбавляя темп и теперь уже медленно выходя полностью и резко вгоняя по самые яйца. — Ты лучший… Слышишь? Ты самый лучший и самый любимый! Кенмочка, слышишь?! Ответь мне… Пожалуйста, скажи, что я не дурак, раз потерял разум, как только встретил тебя… — Ты… Куроо, ты дурак!.. — Кенма пытался подавить рвущиеся наружу стоны, отчаянно глотал воздух, прогибаясь в пояснице все сильнее и сильнее. — Ты дурак, раз можешь говорить такое, в такой момент! Куроо усмехнулся и ускорился, чувствуя приближающийся оргазм. Он слышал, как натужно скрипела старая кровать, слышал, как громко хлопнула дверь их комнаты и понял, что вопросов и брезгливых взглядов им не избежать. Но сейчас ему было все равно. Когда под ним стонал от удовольствия любимый человек, можно было закрыть глаза на все внешние проблемы. Отключиться от этого мира ненадолго… Он вышел и обильно кончил на поясницу Кенмы, пока тот доводил себя до пика удовольствия рукой. Тетсуро упал на кровать, сгребая в объятие хрупкое дрожащее тело. — Да… я дурак!.. — все еще пытаясь оттдышаться, шептал он. — Влюбленный в тебя дурак. Нежный, теперь уже трепетный поцелуй оказался таким нужным, будто глоток свежего воздуха. Они наслаждались каждым вдохом друг друга, теряя голову. Было так тепло, мокро и приятно, что отрываться друг от друга они точно не собирались, но Куроо пересилил себя и отодвинулся, наблюдая за медленно вздымающейся грудью и приоткрытыми розовыми губами. — А еще нам не уйти от вопросов Кэтрин. Она явно будет недовольна, что такой красавчик, как я, выбрал не ее! — Ты себе льстишь. — пробурчал Кенма, утыкаясь носом в его ключицу. — Но в одном ты прав. Вопросов нам не избежать…