цветы.

День уже подходит к концу, солнце дарит земле свои последние, особенно тёплые и рыжие лучи, скрывается за нечеткой линией горизонта. Двое юношей, видно, приятелей, сидели возле мелкой речушки, молодой ещё, бурной, следили за её течением, изредка бросая взгляд друг на друга. Это было комфортное и уютное молчание. Костя медленно курил, будто хотел растянуть едкое удовольствие, пока Юра мило морщил носик от дыма, который шёл в его сторону. Не нравилось Татищеву привычка эта Кости плохая. — Может хватит курить? - не выдерживает Челябинск, смотрит на друга своего, недовольно хмурится. Он на Костю не злился, просто хотел уберечь его от чего-то ужасного. Ведь, круги под его глазами, пока совсем незаметные, были предвестниками чего-то худшего. — Юр, - вздыхая, говорит Уралов, - все нормально. Я не умру от этого. Екатеринбург и сам прекрасно понимал, что курение — штука не очень хорошая, но сделать ничего не мог. Сигареты уже стали частью его жизни, не зря же он — промышленный центр. Но сигарету все таки тушит, больше не выдыхает ядовитый дым, который так мешал его другу. — Я же о тебе думаю, дурак, - улыбается Юра, видит, как сигарета исчезает из его пальцев. — Что же будет с тобой, коль курить столько будешь? А Костя задумывается. Глядит глазами своими на уходящее солнце, снова молчит, травинки дёргает, словно успокоиться пытается. — Не знаю, - просто отвечает он, не пытаясь что-то надумать, — буду старым и некрасивым, Анька больше бегать за мной не будет. — Придумаешь ещё чего, - смеётся Юра, легонько по плечу Уралова бьёт, как бы, ругая за слова сказанные. Екатеринбург тоже смеётся, тихо, зато искренне. Челябинск слышит это, краской почему-то заливается, как девчушка молодая, которую мальчишка смутил. — Ты всегда красивым будешь, - шепчет он, еле слышно, но Костя услышал, кажется. Ведь недаром рука его ближе двигается, так, чтобы мизинцы соприкасались. У Кости всегда руки(и не только они) тёплыми были, и даже сейчас это чувствовалось. У Юры же они почти всегда холодными были, бледными, и только Екатеринбург их согревал, держа в своих и ворча, что заболеет Татищев. В такие моменты Челябинск краснел, взгляд отводил в пол, чтобы не встречаться с наполненными неведомой нежностью и заботой глазами. — Ты, кстати, Анюту не видел? - спрашивает Татищев, смотрит на маленький букетик рядом с собой, который он для неё набрал. Цветы там были разными: от ромашек до васильков, которые росли здесь рядом, на поле, ещё не тронутом человеком. — Она уехала сегодня днем, - отвечает Уралов, камешек в речку кидает, - просила тебе это передать. — А она же говорила, что завтра поедет... - потеряно и как-то печально проговаривает Юра, невольно руку кладет на костину. Так было спокойнее, правильнее. — Ты же её знаешь, - усмехается Екатеринбург, большим пальцем кисть руки юриной оглаживает, даря ласку и успокоение. — Её планы снова внезапно поменялись. — Понятно... - печально кивает Юра, щеку изнутри закусывает. Было обидно, что она уехала даже не попрощавшись, хотя виделись они ещё сегодня утром. Что же ему делать с букетом теперь? Выбросить как-то жалко, цветы красивыми были, нежными, ими бы только любоваться. Костя притихает, все ещё поглаживает руку Юры, тем самым поддерживая, не давая уйти в грусть с головой. От этого внутри что-то сжимается, хочется так вечность сидеть, бережно касаться друг друга пальцами, любуясь на молодую реку и закат, красивый, розовато-оранжевый. — Кость, - зовет его, сам поворачивается. — Это тебе. Неловко протягивает цветы, ещё больше краснеет, пытается сделать все, чтобы не смотреть в глаза удивленные, цвета ореха. Если быть с собой честным, то с этими цветами Костя смотрелся гармоничнее, нежели Аня. Пермь любила роскошь, и нелепые простые ромашки она бы выкинула за следующим поворотом. А Костя был другим: простым, честным, любящим подобные вещи. Татищев его не раз и не два видел на поле, где он расслабленно вдыхал аромат цветов, плел венки и просто отдыхал. Даже пару раз вместе с ним так гулял, получая незабываемое удовольствие от обычной прогулки. — Спасибо, - говорит Уралов, тоже краснеет, забирает неожиданный, но приятный подарок. Смотрит пару мгновений на него, пальцами по лепесткам хрупким проходится, кладет рядом с собой, думая, где бы по приходе домой положить этот букетик. Наступает тишина, снова уютная и приятная, обволакивающая своим спокойствием. Солнце почти полностью зашло за горизонт и облака, которые нагнал ветер. Люди уже расходились по домам, зажигали свечи, окутывая пространство вокруг себя тёплым светом. Холодало. Юра немного вздрагивает, чувствуя, как прохладный ветерок дует в спину. Рубаха его не спасала от этого, поэтому, он двигается ближе к Косте, ощущая исходящее от него тепло. Так бы и сидел до наступления ночи, когда уже точно стоит возвращаться домой. — Идём уже, - замечая действия своего друга говорит Екатеринбург, встаёт с насиженного места, в одну руку берёт цветы, а другую Юре протягивает. Татищев не спорит, с помощью протянутой руки поднимается, подтягивается, разминая затекшие мышцы. Лучше и правда идти уже, не то замёрзнешь, к тому же, дома можно было чай попить, пирожки поесть, которые дала им местная женщина, Мария Ивановна, самая добрая здесь. — Подожди, - тихо произносит Костя, рукой осторожно хватается за рукав рубашки юриной, останавливая. Татищев, который уже хотел было идти замирает, с вопросом смотрит на Уралова, ждёт его последующих слов, а может и действий. Костя приближается к уху Юры, случайно мажет губами по щеке, опаляя его своим горячим дыханием, шепчет. — Ты тоже всегда красивым будешь.