***
Утро Хару не бывает ни добрым, ни тихим, ни хорошим, а хотелось бы все сразу. Но нет, некоторым мечтам не суждено сбыться. В реальности же он ни свет ни заря выходит из маленькой квартирки в пригороде, за тридевять земель от работы, чудом обнаружив свою форму чистой после прошлой смены, чтобы опоздать хотя бы на приличное время, а не на несколько часов, как он может, судя по этим бешеным пробкам в центре города. По дороге он зайдёт за какой-то сдобой или лапшой, которой уже привык давиться, игнорируя все возможные предписания здорового питания. А ещё медбратом называется! Да уж… Сапожник без сапог. Уже на работе, в ординаторской, сидели знакомые лица: медсестра Саэки, втихую поедающая пачку новых желеек и медбрат Камей, со слишком уж сосредоточеными глазами что-то смотрящий в телефоне. И оба, очевидно, пытаются скрыть своё безделье от заведующего Киёмизу. А тот не то чтобы слепой, просто он не такой человек, который станет каждый раз орать на работников за минуту простоя. Он знает, что ждёт таких сотрудников в пик смены и поэтому позволяет им отдохнуть, пока можно. Оба бездельника ничего не говорят пришедшему Като, хоть им и есть, что обсудить, только как-то печально поднимают на него глаза. В последнее время в их относительно спокойные и стабильные больничные будни вторглись некоторые странности. Их источником был главврач, а вот причиной — вечный любимец всех неприятностей, медбрат Като. Вот уже какую неделю подряд стабильно случается что-то неординарное. То начальник каким-то очень страшным взглядом смотрит вслед Хару, то приходит прямо под двери ординаторской и просто стоит, будто сильно задумался, а когда его замечают, просто уходит, будто бы ничего не произошло. На днях возле ресепшена в руках доктора Камбе сломалась ручка, когда мимо прошёл Като. И из-за всех этих странностей Саэки и Камей уверились в том, что бедного медбрата Като скоро уволят и уже мысленно оплакивали бедняжку. Но это очень странно! Он же хорошо справляется с работой, даже лучше своих коллег. Поэтому сочувствующие друзья посчитали, что Хару просто невзлюбился боссу, да так, что тот ручки ломает от злости, когда видит его. И медбратва уже в страхе ожидала дня Х, когда терпение доктора лопнет. Сам же медбрат очевидно заметил это и ходил очень раздраженный и будто постоянно уставший. Сразу видно, стрессует человек! В один страшный день в ординаторской услышали роковое сообщение по громкоговорителю, озвученое приятным женским голосом: — Медбрат Като, доктор Камбе вызывает вас в кабинет главврача! Повторяю! Доктор Камбе вызывает медбрата Като в кабинет главврача! Вызываемый с тяжестью вздохнул и уже приготовился идти, но его задержали коллеги. Миниатюрная Саэки кинулась его обнимать и что-то бормотать про «Нам так жаль!!!» и «Мы будем скучать», а Камей сочувствующе положил руку ему на плечо и проронил скупую мужскую слезу. Хару не слабо так удивился подобному развитию событий и поспешил быстро ретироваться подальше от этой смущающей ситуации. Уже в коридоре его выражение сменилось, а где-то во взгляде можно было разглядеть намёк на раздражение и усталось. Он уже надумал, что должно было произойти, а в голове пронеслась одна мысль: «Ну наконец-то, я уж думал, он не осмелится меня вызвать и будет вечно меня охаживать».***
Двери просторного кабинета открылись. —Вы меня вызывали? — Да, вызывал. — Взгляд Камбе оторвался от документов и всей своей тяжестью лег на медбрата. — Проходи. Тот, не задерживаясь, сразу вошёл вглубь кабинета и сел в кресло, нагло развалившись и с вызовом глядя на своего прямого начальника. В нос ударил запах сигар, будто бы в помещении недавно курили. Дайсуке выглядел нервным, хоть это и было сложно определить с первого взгляда по его строгой фигуре. Его глаза иногда коротко смотрели на тело подчинённого, но тут же возвращались на его лицо, будто боялись быть уличёнными в каком-то преступлении, а сам он выглядел будто бы меньше своего роста из-за непривычно ссутуленных плеч под белым халатом. Хару внимательно за ним наблюдал и ждал его слов, ведь он уже знал суть будущего разговора. Спустя небольшое количество времени доктор перервал затянувшееся молчание: — В последнее время я наблюдал за твоей работой и… — снова пауза, будто бы Камбе собирался с мыслями. И Хару было интересно, насколько далеко от настоящей темы его начальник может увести этот разговор, чтобы не говорить это самому. — Я не мог не заметить, что- — Стоп, прекрати. Скажи то, что хотел. Ради чего ты меня позвал? Като понял, что ему придётся направить Камбе, а то он так никогда не скажет задуманного. Ради этого даже пришлось бросить эту игру в официальность, что они вместе затеяли, и перейти на уже более привычное «ты», которое мгновенно уловил слух доктора и тот удивленно и немного ошарашено посмотрел в глаза напротив. Хару встал со стула и подошел ближе приличного, направив серьёзный взгляд прямо в душу Камбе. Тот сразу ощутил себя безоружным, не способным соврать этому человеку, но и слова больше не желали выходить, застрявая где-то в глотке. — Дайсуке, — прозвучало как-то слишком нежно, Като не уверен, что задумывал это так, — ты ходил за мной по пятам на работе, а дома стал черезчур уж тихим. Скажи, ты что-то хочешь от меня? — Руки медбрата приземлились на чужие плечи. Камбе понимал, что это неправильно, но он чувствовал себя таким униженным своим желанием и необходимостью высказать его вслух. — Я хочу тебя. После этого комната погрузилась в молчание намного более длительное, чем прошлое. Дайсуке пытался не умереть от такого необычного для него стыда, что сейчас пожирал его все больше с каждой секундой, а Като, что уже был морально готов услышать что угодно, от инициативы их расставания до признания в чем-то немыслимом, перебывал в тотальном шоке от пустоты своих опасений. Но, с другой стороны, это же Камбе. Дайсуке привязался к нему, но Хару должен был догадаться, что у миллионера, прывыкшего, что все само идет к нему в руки, будут проблемы с признанием того, что иногда ему нужно попросить, чтобы получить что-то. — И всё? Достаточно попросить, Камбе. — С ехидной улыбкой медбрат подошёл ещё ближе и прошептал уже в самые губы: — Всё, что пожелаешь, просто попроси. Бесстыдство этого парня заставляло нервно взглотнуть, а сердцебиение доктора быстро ускорилось. Смотреть выходило только в одну точку. — Поцелуй меня. Хару только этого и ждал. Он впился в губы напротив, жадно сминая их, прикусывая так, что вскоре почувствовался металлический привкус. Он наступал на доктора, и в итоге они прижались к друг другу у стола, руки Като опёрлись о стол по обе стороны от бедер Камбе, а тот упёрся ладонями в его грудь. Дайсуке быстро становился чувствительным в такие моменты, первый стон он издал уже в поцелуй, чем быстро раззадорил медбрата. Он оторвался от своего босса и начал вести дорожку мокрых поцелуев по его лицу, прошёлся от подбородка до скул и до висков, поцеловал и немного прикусил мочку уха (ту, где не было сережки), в ответ на что услышал ещё один стон. Бедром Хару ощутил стремительно увеличивающуюся выпуклюсть и понял, что нужно двигаться дальше; не отстраняясь, он шепнул на ухо своим самым соблазнительным голосом: «Раздевайся». Камбе вздрогнул от этого всем телом и мог только подчиниться. Он распахнул свой дорогущий пиджак, а Като тут же стянул его, не пропуская возможность огладить сильные плечи; тот начал расстегивать пуговицы белой рубашки, а Хару покрывал беспорядочными поцелуями каждый открывшийся сантиметр кожи, особенно задерживаясь на ключицах, а после переходя на широкую рельефную грудь. Он начал играть с сосками, лаская их, и ощущал, как руки партнёра переместились ему на спину, прижимая его еще ближе. Като наслаждался запахом разгорячённой кожи и дорогого одеколона, а Дайсуке кидало в жар от возбуждения, он не знал, куда деть покрасневшее лицо и радовался, что его не видно. Хару надавил своим весом ещё больше, укладывая возбуждённого Камбе на стол под ним. Прохлада стола создаёт удивительный контраст с разгорячённой кожей, и это ещё сильнее раззадоривает. Парень сверху нажимает на вставший член другого через штаны, добиваясь почти болезненного стона. — Мне сделать это, Дайсуке? Настоящий дьявол. В ответ он получает только неразборчивое мычание. Такой ответ медбрата не устраивает. Он ещё раз с нажимом оглаживает чужую эрекцию, улавливая сдавленый звук, напоминающий скулеж, и продолжает; возможно, это месть за недавнее беспокойство: — Что? А как нужно попросить хорошо? — П-пожалуйста, Хару! — голос доктора срывается, он редко звучит настолько отчаянно. —Вот так намного лучше. Като быстро справляется с ширинкой и спускает с любовника штаны, что потом летят в неизвестном направлении, и та же участь ждет бельё. Он с нажимом оглаживает бедра, но забавляется этим не долго, знает, что партнёр уже почти на пределе. Тот приподнимаеться на локти и встречается взглядом с Хару, что оставляет поцелуй на самой головке и не разрывает зрительный контакт. От этого бросает в мелкую дрожь, но хочется большего. И тут медбрат резко обхватывает головку и творит языком какую-то неописуемую магию, от которой воздух выбивает из легких вместе с громким стоном, напоминающим вскрик. И одновременно Като запускает руку в свои штаны, чтобы унять собственное возбуждение. С каждой минутой Дайсуке становится всё сложнее сдерживать себя, и он зарывается рукой в непослушные волосы подчинённого, надавливая и заставля взять глубже, что и получает. Медбрат закашливается, но пропускает член в глотку, продолжая работать языком. От этого Камбе вскрикивает и прогибается в спине, кончая через несколько секунд, достигая пика наслаждения. Хару приходится проглотить и, после нескольких особенно резких движений, он тоже кончает, оседая от усталости на пол у стола, где остался лежать Дайсуке, отходящий от недавней вспышки наслаждения. Как только к тому возвращаться чувства, он слышит из серьги голос Сузуе: — Господин Камбе, вы же помните, что через полчаса у вас встреча с- Он поморщился и вытянул серьгу с уха, не дослушав сообщения, и выкинул куда-то в комнату. Последним, о чём сейчас хотелось думать, была работа. Да хоть завтра увольняйся, но Като не хочет. А какой в этом смысл без него? Он тот, ради которого хочется меняться и делать непривычные вещи, просто чтобы сделать его немного счастливее хоть каким-то способом (деньгами же этот гад не берет!). Эти мысли заставили расплыться в совершенно необычной для него тёплой улыбке. Дайсуке счастливо протянул: — Като? В ответ — усталое, но заинтересованное мычание. — Сегодня я готовлю ужин.