járnbrautir og lestir

Пахло выхлопами. Воздух на здешней, да впрочем как и на любой станции, был пыльный. Молочное безликое небо без лишних тонов могло заставить сомневаться в том, что сейчас вечер, и что вот-вот эта тень окутает всё вокруг. Пустая. Станция практически пустая. Все равно, что раннее летнее июльское утро, четыре часа утра и ты неспешно возвращаешься к себе домой, становясь свидетелем мёртвой тишины и малость тёмного неба. С каждым часом оно бы только светлело, а люди бы, казалось, оживали, и вылазили кто откуда. Такое время, как четыре часа утра, вовсе было, будто бы, порталом между ночью и днём, между уснувшей жизнью и будущим пробуждением. В такое время любили из углов вылазить всякого рода специфические паранормальные твари с детских страшилок. А хотя, пожалуй, далеко не детских. Сколько можно сосчитать хорроров, нацеленных на взрослую аудиторию, с намерением вызвать ужас, в которых всё самое сладкое и долгожданное приходилось на четыре часа утра. По странному стечению обстоятельств именно в это время так хотелось обдумать свою жизнь и более углубленные вещи. Вспомнить, как ты, будучи маленьким, ездил с родственниками на какое-то грязное озеро, и плескаясь, пытался научиться плавать. Или же свою первую школьную любовь, — которая либо тебя растоптала, либо ты был обладателем карты со сменой ходов. Но ты уверен, что любовь? Люди нередко влюбляются, нередко любят, нередко всё это искренне, но как же часто, вырастая, многие сами для себя осознают, что буквально себя обманывали. Выдумывали чувства, выдумывали драму с розовыми соплями, которая прямо таки сбежала из фильма. Им было скучно? Возможно. Много всего возможно. Об этом тоже так хочется и чешется внутри подумать в четыре утра, сидя одному в пустой и сумрачной квартире. Меланхолично застыть, смотреть в окно и курить. Неспешно курить дешёвые сигареты, сыпля пепел себе на колени. До одежды банально нет дела. А должно ли оно вообще быть? Уже другой вопрос и совершенно другой разговор. Некоторые люди, живущие у моря, любят в такое время выходить на спящие пляжи, ступая босыми ногами по рассыпчатым мелким песчинкам, или же гальке с полированными водой камнями. Таким нередко нравится проводить встречу рассвета парами, молча вдыхая морской бриз, пока слух убаюкивает плеск мелких волн. Осаму в четыре утра, как правило, пил. Выпивал. Много выпивал. Он неосознанно старался напиться до хламного, убитого состояния. По-просту в стельку. Чаще всего под рукой были стеклянные бутылки дешёвой мерзкой водки, иногда проскальзывали и более.. изысканные. Более изысканные алкогольные напитки. Когда он не пил, то обычно боролся с бессонницей. На него весь тот шквал навалившихся мыслей действовал с умноженным ударом. У него не получалось перестать думать. Но в том и дело, что сейчас не четыре утра. Сейчас девять часов вечера, и коньячные глаза уже улавливают, как полотно над головой начинает стремительно темнеть. Сейчас не раннее утро и не июль. Сейчас поздний августовский вечер. Средних размеров шоколадный чемодан удерживается правой длинной и тощей рукой Дазая. Он особо не задумывался над своим внешним видом в тот день, поэтому на нём лишь классические свободные бежевые брюки из тонкой ткани на высокой посадке, заправленная серая рубашка с подвернутыми рукавами, и, классика, — бинты. Бинты, что тянулись сплошь до кистей рук. Впервые с ним встретившись и не скажешь, что те уже породнились с его телом и, казалось, вот-вот станут с парнем одним целым. Дело было даже не в порезах, как было можно подумать. Осаму просто не любил показывать своё тело открытым. Ему не нравилось ощущать чувство оголённости, он предпочитал негласно эдакое тело скрывать. Он, вообще, многое предпочитал скрывать. Потрёпанные и слабо кудрявые каштановые волосы пышно украшали голову. Такой беспорядок шёл далеко не каждому, но Дазай исключение. Упомянутые локоны создавали впечатление предельно мягкой структуры, отчего хотелось подойти и с чувством потрогать их ладонью. Вот только он не любил прикосновения, но не суть. Осаму поворачивает голову на нарастающий, тянущийся свист. Вот и его поезд приехал. Казалось, Дазай вовсе не долго ждал, но в своей черепной коробке он успел обдумать столько вещей, что ему почти казалось, — прошла вечность. Одна из множественных повседневных вечностей, которые засасывают сознание в глубокий и неясный водоворот. Поезд был зелёный, сразу видно староватый и потрепанный. Осаму любил такие поезда, они всегда казались более родными. На деле он осознаёт, что далеко не у него одного таковые предпочтения, как минимум большинство эстетов разделили бы его вкус в поездах, но какое до этого сейчас вовсе дело. Шоколадный чемодан теперь езжал мелкими колёсиками по сухой земле и короткой траве, а потом поднялся в воздух и очутился внутри вагона, следом за владельцем. Разобравшись с контролёром Осаму со спокойной душой направился в спальный вагон. Говоря честно, он и не задумывался о вероятности, что будет ехать не один. Всё располагало к тому, что в этот вечер люди более не появятся. Пока Дазай размышлял, в прозрачное окно врезалась стрекоза. Но всё самую малость оказалось совсем не так. Вагон, в котором Осаму должен был ехать, оказался не пустым, — невероятный юноша с обжигающими роскошными волосами делил с ним те несчастные квадратные метры. Дазай, как только увидел те локоны, не мог их никак иначе охарактеризовать, кроме как "обжигающие". Они, словно лава, не спеша окутывали и заставляли таять. Осаму мог и дальше поддаваться сладкому очарованию, но не желал продолжать так неприлично относиться к случайному незнакомцу. Незнакомцу, с которым ему, видно, делить вагон ближайшую ночь. Помещение очевидно было небольшим, — мелкий столик под окном из, казалось бы, практически сгнившего дерева, две пары двухэтажных одноместных кроватей в наличии. Какую ни возьмёшь — вылитая копия другой. Разве что вот эти вот голубые... Нет, васильковые простыни, вот они были заправлены неравномерно. Та, что покрывала матрас верхней постели по сторону Дазая, оказалась самой небрежно застеленной. В каких-то местах создавала эффект волн, в следующих лоскутки ткани были загнуты в наружний мир. Смотрелось неаккуратно. Невольно усмехнувшись про себя, Осаму, кажется, определился с местом, в котором сегодня проведёт ночь. Вагон был слишком скучен для акцентирования на нём внимания, в особенности большо́го. Любопытные глаза путника-мыслителя ловко переключились на пылающий объект рядом. Нет, серьёзно, Осаму не представлялось возможным думать о юноше как-то иначе. Как вообще можно было игнорировать и избегать эту, бьющую ключом, энергетику, когда незамедлительно создавалось иллюзионное предчувствие опасности. Вот, подойдёшь к полю действие, прикоснёшься, — и обожжёшься. И языки пламени жадно охватят плоть. Дазай не отрицал, что утрирует даже в своих мыслях. Ему, на деле, смешно, но не без интереса, — что и служит самым важным и лакомым кусочком пазла. Казалось, что если сейчас Осаму затянет внутренний монолог и на тему людской энергетики, и выдвинет лекцию в своём же сознании как мало можно встретить людей с настолько сильной и явной "аурой", — то впадёт пред соседом по транспорту в прострацию на час. Дазай, прежде всего, сам заложник своих же мыслей, и это он знал получше всех остальных. Поменьше думать? Не помешало бы, вот только не получалось, как бы он только не изворачивался. Парень рядом был красив. Светлая гладкая кожа, курносый нос, пышные тёмные ресницы, а глаза светло-ореховые и напористые. Тяжело и непростительно было не заметить эту особенность. Напористость — ключевой момент его взгляда, да и в целом образа. Тонкие потресканные губы. Сжатые. Создавалось ощущение, будто он вот-вот был готов кого-то ударить. Не щадя сил, — чего стоит заметить. Сжатые кулаки в карманах тонкой изумрудной ветровки это впечатление лишь подкрепляли. А вот волосы... Да, пожалуй стоило потом спросить, каким шампунем пользуется парнишка. Рыжие пряди пускаются дальше по шее и аккуратно закручиваются вверх под самый конец, тем временем другие настойчиво лезут на лицо и становятся неотличимыми от подобия косой, местами рванной, чёлки. Волосы объёмные и воздушные — живые, налитые блеском. Осаму был готов прямо здесь и сейчас поставить все свои деньги на то, что те ещё и упругие. Хотя, возможно, это не самое лучшее сравнение. Когда вообще был момент, при котором Дазая волновали его деньги? Да вовсе что-то материальное. Может, и материальным ограничиваться будет глупо. Белая растянутая футболка под ветровкой, на вид свободные самые классические синие джинсы, и, под конец, спортивные кроссовки кислотных оттенков. Если так подумать, то будь малец обделенным своими внешностью, энергетикой, харизмой, и непередаваемой притягательностью, то Дазай бы, скорее всего, по-просту охарактеризовал всё это как "безвкусно". Конечно же не вслух. Осаму не настолько безманерный, да и не пристало ему критиковать внешний вид незнакомцев с улиц. Он и сам не пытался как-либо соответствовать модным стандартам, и точно не выглядел как икона стиля. Это так, лишь субъективно. Субъективно безвкусно. Вот только, казалось, на неприветливом обольстителе вся эта "безвкусица" сидела как влитая. Глаз не оторвать. Буквально. Внимание Осаму вновь интересовала совсем другая вещь, — набор образов. Ведь каждый человек это совершенно новый и отдельный экземпляр подбора тех самых образов. Но Дазая интересовали не те, которые люди создают. Его любопытство концентрировалось на тех, которые сосед сам испытывал и ощущал. Интересно, как тот видит и воспринимает данный мир? Через какую призму проходит информация, прежде чем красавец с обложки начинает ту обделывать? Или он мог вовсе не концентрироваться на мыслях и раздумьях. На любых. Бывают же те, кто намеренно всё это избегает. Ломать свою больную над бесчисленными ,такого рода, вопросами, голову, Дазай может хоть бесконечно, — бесполезно. Так называемые внутренности, именно первозданные и те, которые нельзя передать словами, чужого сознания, находятся вне зоны доступа. Над этим бесцельным вопросом "в каких образах воспринимает мир симпатичный сосед по вагону" можно ребячливо ломаться и стелиться сколько душе угодно. Но смысла лишено всякого. Огневласый вызывал ассоциации с динамичностью, с ярко-красным цветом, с солёной карамелью и горьковатым осадком на языке, какой бывает, когда выпьешь соевый соус. Мало кто вообще попадает в такую ситуацию, в которой приходилось бы выпивать соевый соус. Но детали не важны, ибо и горький привкус мог ощущать один лишь Дазай. Всё же, собственно, сугубо индивидуально. Но такой эксперимент вкусный, хоть и неприятный. Оно того стоит, хоть и изначально нужно знать, на что идёшь. На одной из его временных подработок немногословный коллега Осаму вовсе безразлично подливал себе соевый соус каждый раз в кофе. В приличных количествах. Парень, безусловно, сам по себе был с замашками, но экспириенс не из обычных. О той работе у Дазая отложилось немало кусков красочных и налитых соком воспоминаний. Чего стоит один лишь насмешливый холерик слепец, регулярно приходивший в представленное заведение и пытающийся вывести на нервы молчаливого коллегу "гурмана". Или, быть может, он даже не пытался, а по-просту глумился. На удивление Осаму стал всё чаще замечать их вместе, но это уже были не его дела. Возвращаясь к соседу по вагону — самый насыщенный красный цвет, который только можно представить. Клеёнчатая ткань, натуральная кожа, дешёвые гламурные рокерские гитары, качественный табак и самые популярные песни Курта Кобейна. Будь сейчас раннее утро и щедрый яркий рассвет, то Осаму, видно бы, под smells like teen spirit и you know you're right юношу лишь и видел. Желательно ещё, чтобы тот своими сильными пальцами сжимал пластиковый стакан с горьким кофе и молча сверлил ореховыми глазами окно. Пролетающие пейзажи за окном, если точнее. И сам, безусловно, рассвет. Но сейчас вечер, практически ночь, и небо лишь темнело. Не шло речи ни о каком рассвете. А ещё, так банально, но физкультура. Именно как школьный предмет. Это, если так, всё также говоря о самых ярких ассоциациях. Симпатичный властитель огня мог бы вести урок физкультуры в небольшом городке для пубертатных язв. Ему бы подошло. Да и Дазай уверен, с подростками тот бы точно управился. У незнакомца уже была зажатая меж пальцами сигаретка, а сам он неторопливо выдохнул в сторону окна густой дым, который заклубился в воздухе. Повернувшись к Осаму и неприветливо скривив лицо он резко к тому обратился. А, видимо, без прострации все равно не обошлось, хоть о "людской энергетике" Дазай рассуждать в своём уме и не начинал. — Слушай, чего тебе надо? Ты лупишься на меня уже как минимум минут десять. Не надоело? Или у тебя, парень, какие-то проблемы? — Грубо договорив, он сделал ещё одну затяжку и продолжил требовательно смотреть на новообретённого соседа. Именно с этого момента Осаму вдумался в их разницу в росте получше. Глумиться над такими вещами плохо, но невозможно было отрицать то, насколько смехотливо выглядели эти грубые требования и враждебно настроенная поза, когда обладатель на полторы головы ниже самого Дазая. Осаму ненароком усмехнулся, — само вырвалось. — Ты надо мной ещё и смеёшься? — Его глаза ещё сильнее сощурились и стали только агрессивнее. Хотя и казалось бы, — куда больше то. — Нет, что ты, — улыбнувшись и протестующие помахав ладонями стал убеждать его Осаму. — Так отвечай в таком случае на поставленный вопрос. — Пардон, не смог отвести взгляд от такого очаровательно красивого юноши, — говоря это, Дазай даже не соврал, и под конец заигрывающе подмигнул. Некоторое время низкорослый сосед просто молчал, а после сказал: — Знаешь, у меня сложилось такое впечатление, что ты больной, — он был серьёзен. В каком-то смысле он был прав, но Дазай решил не акцентировать на этом внимание. — Я не закончил, — опять заговорил рыжий, — будь так добр не выкидывать различных чудачеств. Дай мне спокойно провести наступающую ночь, — он посмотрел в окно на уже стемневшее небо, — и доехать до города N¹, как и было в моих планах. Он затушил сигарету об оконную раму, заставив мелкие крупицы пепла посыпаться на пол, и сел на нижний матрас со своей стороны, широко раздвинув ноги и наклонившись. Кровать под ним заскрипела. Коньячные глаза Дазая от таких слов заметно округлились. — Ого-оо, — театрально протянул он, — и тебе туда? Сидящий на него недоверчиво покосился. — Я еду в тот же город! — О, да первые разочарования начались уже в поездке, значит, — съязвил парень. — Разочарования? Ты слишком пессимистичен. Может лучше — новые знакомства? — Бодряще разряжал диалог Осаму. — Я быстрее повешусь, чем с тобой подружусь, — прыснул харизматичный юнец. Было не похоже, что он шутит. — Осаму Дазай, — радостно представился кудрявый и поставил руки в боки. Некоторое время сосед смотрел на него как на законченного глупца, но тот, по всей видимости, продолжал ждать встречного ответа. — Чуя, — немногословно и сухо. — А фамилия? — Взбудоражено интересовался Дазай. — Зачем тебе вообще моя фамилия? — Рыжие брови Чуи сильно хмурились и создавали небольшую складку на переносице. — Может, захочу забрать себе, — более серьёзно выкинул Осаму. Чуя неоднозначно уставился на Дазая. Казалось, он думал над ответом, а не просто молчал. Но в любом случае, как подметил Осаму, самое важное — его агрессия и недоброжелательность ослабли. Такой небольшой поворот Дазаю уже симпатизировал. — Накахара, — твёрдо и быстро. — Осаму Накахара... Чуя Дазай... — Заинтересованно, под самым носом Накахары, провокационно пустился в размышления Осаму. — Эй, ублюдок! Не воображай себе там, блять, лишнего! — Кажется, обладатель голоса не малость взорвался. Дазай на его крики лишь звонко рассмеялся и даже схватился за живот, журя глаза. — Эй, выблядок... — Сложно было сказать, в полнейшем ли Чуя сейчас ахуе, или же на грани точки кипения. Хриплый голос лишь усугублял положение. Осаму только сильнее залился смехом. Ещё немного, и он точно начнёт задыхаться. Накахара в этом уверен. — Да ты меня всё оскорбляешь... И оскорбляешь... — Кое-как перевёл дыхание Дазай и выпрямился, прокашлявшись в локоть, — расслабься, я лишь шучу. — Хуево шутишь, — парировал Чуя. Осаму едкие слова собеседника совсем не волновали. Особенно, когда теперь он так сосредоточен на одном лишь факте того, что их двоих ждёт один и тот же город. И, более того, Чуя с ним даже заговорил. Со своими, конечно, трудностями, но с кем не бывает. Если обращать внимание на окружающий мир, то всерьёз стемнело. Небо обещало скоро окрасится в тёмно-синий, а это значило, времени миновало уже немало. Как минимум, если опираться на то, сколько обычно занимают размышления о незнакомцах. Спросить Накахару какой же сейчас час? Нет, точно нет. Глупость. Какое сейчас может быть вообще дело до времени, когда у них, не смотря на все осложнения, склеился диалог. При другом варианте развития событий Осаму мог, что очень вероятно, получить лишь тяжёлым кулаком в челюсть. И остаться без зуба. Без пары зубов. Сейчас совсем не стоило ничего портить бездарным вопросом "который сейчас час?" Это лишено всякого смысла. Наверное, перевалило за десятый. Чуя нырнул рукой в карман своей ветровки и вытащил пачку сигарет. Распахнув большим пальцем картонную упаковку, он вытянул солидную плотную сигарету. Осаму всмотрелся в дизайн с названием. Corsar of the Queen Caribbean Rum. Хороший вкус. — Будешь? — Вытянув ещё одну сигарету и вопросительно посмотрев в сторону собеседника, интересовался Накахара. — Спасибо, не курю, — Дазай улыбнулся. Он и сам не до конца понимал, зачем соврал. Он же курит, при чём заядло. А патологическим лжецом подавно не является. Скрывает — да, многое. Часто шутит и утрирует, нередко вставляет неуместный, но при всём присущем убедительный, сарказм. Но патологическая ложь? Нет, никак не она. — Зачем обманываешь? — Чуя спокоен. Он понял? — Не удивляйся. По тебе ясно, что куришь. Если бы обстояло иначе, ты бы так тщательно не рассматривал мои сигареты и не менялся бы во взгляде, делая в черепушке свои выводы после "осмотра". — Чёткая и аргументированная речь, не придраться. Дазай уже хотел было ответить, но его перебили. — И внешний вид. Сопливый эстетик, а все руки в бинтах замотанные. Такие, как ты, уже условно курящие, — насмешливо заключил Накахара. — Это ты зря. Вообще, ты прав, я курю, пожалуй и сам не знаю, зачем тебе соврал, — в меру усмехнулся Осаму, — но по части внешнего вида ты преувеличиваешь. Думаешь, мои руки изрезаны, и я ежедневно строю из себя героя драмы? — Именно так, — Накахара не отступал. Дазай вздохнул. — А вот здесь ты ошибся. Во всём. На моих руках, — ни одного пореза, я.. Его перебили: — Тогда к чему эта клоунада? — Вопрос серьёзен. Да и сам Чуя не из тех, кто полагается на юмор с шутками. По ощущениям, вся его речь бесконечно прямая. В каком-то смысле бестактная. — Ты перебил. Я не люблю оголять практически любые из участков своего тела. — Сейчас не шутил и Дазай. — Непроработанные сексуальные травмы? — Диалог наш явно не сюда был должен зайти. — Прости, — даже сейчас Чуя серьёзен. К сожалению. Оттого становится малость неуютно и постыдно. — Я не подтверждал твои догадки, — засмеялся Осаму и присел на нижнюю кровать по свою сторону. Он уже долго стоял, пора бы. "Но и не опровергал", — мысленно прибавил Дазай. Чуя хотел было что-то возразить и к чему-то прикопаться иной раз, но решил, что не следует ему сейчас перебарщивать. Не нравились Накахаре такие разговоры, как и мысли, в которых он не нарочно вздирает раны другому человеку. Банально не догадываясь о том, что он делает. А ведь Чуя такое проходил, и не раз. Когда Накахара в таких ситуациях позже понимал, что натворил, его сердце неизменно обливалось кровью. Сейчас ему, случайным образом, вспотрошить запретную тему не хотелось. — Но курить, честно, я сейчас все равно не намерен. Дазай всегда умел красиво и неожиданно сменять темы, так что и на этот раз в неловком положении не остался. Успешно делал вид, что минувшего промаха в разговоре и не существовало вовсе. — А с какой целью ты едешь в город N? — Продолжал он. — А.. — Опомнился Накахара, — жить? Я переезжаю, при том это не спонтанное решение. Я, на самом деле, уже давно хотел. Вот, сейчас подвернулись подходящие квартира, работа... Я накопил достаточную сумму денег. Медлить было уже не за чем, — я собрал нужные себе вещи, — его тяжёлый взгляд метнулся в сторону пухлых чёрных чемоданов у бежевой стены, — и выдвинулся. — Удивительно! — Театральным голосом воскликнул Дазай, — так ты туда собрался на постоянной основе? — Ты глухой? Я тебе только что сказал то же самое, — Чуя раздраженно закатил ореховые глаза и поморщился. Говоря про голос Накахары. Он был предельно тяжёлым, низким, а в придачу ещё и хлиплым. Дазай задумался о том, как же, должно быть, мать его, много, пачек корсара скурил Чуя за свою жизнь. Весь образ рыжего источал силу, напористость и стереотипную мужественность, и при таком раскладе его имя, — Чуя, — крайне выбивалось из общего сбора. Оно мелодичное и мягкое. Такое, как бы сказать, тягучее. Его бы плавно распевать, его бы растягивать на языке, огромное время уделяя звуку "ю". — Я тоже туда надолго! Чудесное предложение рабочей практики по моей специальности, которое я не смог упустить. А параллельно работе я смогу снимать небольшую квартиру и начну привыкать к городу мечты, — Осаму звучал как школьник, подхвативший подростковый максимализм, и грезивший о богатой жизни в Милане, которому удосужилось вытянуть счастливый билет и впервые в жизни выехать за пределы своего муравейника. Он и сам это понимал, но в его случае это скорее лишь обыденный перебор с "клоунской манерой разговора". — Искренне надеюсь нас разбросает по противоположным концам города, — ядовито прыснул Чуя и отвернулся к стенке. — Я настолько тебе не нравлюсь? — Драматично поднял вопрос Осаму. — Неужели дошло. — Сыграем в карты? — Радостно предложил умиротворенный Дазай. — Э-ээ? — Чуя непонимающе покосился в его сторону, держа напряжённые руки в карманах. Он однозначно никак не мог осмыслить, что же с Осаму не так. Однако, не смотря на полнейшее отсутствие настроя к играм у Чуи, они уже второй час сидели на не самом чистом полу, скрестив ноги, и играли в помятые карты Дазая. Накахара потерпел поражение раз пять подряд, — Дазаю казалось, в следующий раз несчастная стена очередного кулака Чуи не выдержит. Либо же, первыми сдадутся уши Осаму под напором злых криков, состоящих из отборного мата. Он, кажется, давно не встречал настолько эмоциональных людей. Да ещё и агрессивных. — Тяни карту, — раздаётся сосредоточенный и приказной голос. Дазай послушно берёт к своим оставшимся ещё одну картонку. Удачный улов, гарантированная победа в кармане. Приподнимая задумчивые глаза на напряженного Накахару, тревожно рассматривающего свои карты напротив Дазая, у Осаму возникла идея того пощадить. Пусть выиграет разок и обрадуется, ему до этого все равно дела нет, а тут хоть польза будет. — Какая жалость, я проиграл, — спустя некоторое время тянет Дазай и дожидается вида торжествующего Накахары. — Ты поддавался, скажи честно. Это уже происходит второй раз подряд. Сначала сигареты, теперь карты. Осаму и не назвал бы эти свои обманы роковыми или же умными, но все равно было чем-то нестандартным, что Чуя так безошибочно и уверенно их понимал. Дело было точно не в уме и проницательности, скорее в подозрительности. — Выглядишь как потенциальная жертва бесконечных предательств, — мило улыбнулся Чуе в лицо Осаму. Накахара аж закашлялся. — Ты с какого хуя вообще делаешь свои выводы? — Голос Чуи звучал угрожающе, а взгляд был свирепым. — Да так, я лишь предположил шутки ради, — Дазай негромко посмеялся. — У тебя всё подряд "шутка"? — Упс, парень на грани крика. — Не бери в голову, своя логическая цепочка в голове произошла, — миролюбиво отвечал Осаму. Дазай сейчас даже не врал, всё без преувеличений именно так и произошло. Подумав о явной подозрительности, он предположил, что как вариант одной из причин, могли бы послужить частые или банально внушительные предательства. Ляпнул вслух, не подразумевая ничего серьёзного, но, видимо, стрела попала в самое яблочко, если судить по бурной и выразительной реакции собеседника. — Вообще ты тип догадливый, но меня опять же интересует другое. Ты поддавался? — Повторился Накахара, поумерив свой пыл. — Почему же ты так решил? — Осаму захлопал глазами. — Сука, мне тебе подробно разжёвывать то, как ты сначала несколько раз мастерски стёр меня в пух и прах, а потом вытянул лучшую карту и проебал легчайшую победу? В жизни не поверю, что такой, как ты, так сильно ступил, — он всё продолжал агрессировать. — А по тебе видно, что я тип догадливый. — Что? О чём ты воо-... — На середине слова Чуя грозно сдвинул брови и начал заново. Дошло, видимо. — Сволочь! Ты опять уходишь от темы и насмехаешься надо мной! — Накахара ударил ладонями по своим согнутым коленям. — Вовсе нет, — но после такого зрелища Дазай, всерьёз, сидел и посмеивался. — Ублюдок, ты так и не ответил! — Вау, посмотри, — Осаму отвлёкся на вид за окном, — уже ночь наступила. — Только сейчас заметил? Блять, ты впервые тёмное небо видишь? — Чуя нетерпеливо затарабанил пальцами по коленным суставам, но все равно обернулся в сторону окна. — Расскажешь, кто же тебя настолько внушительно предал? — Мечтательно, будто бы невзначай, вбросил Дазай. — Тебя чувству такта точно не учили, — недоброжелательно покосился Накахара в его сторону. — Мне интересно. — Твёрдое нет. Я не собираюсь здесь тебе, незнакомцу, рассказывать историю своей жизни, — Чуя непреклонен. — Действительно внушительно... — Опять провокационно протягивал Осаму, смотря на ночь за окном. — Эй! — Накахара замахнулся рукой для пощёчины, но в пяти сантиметрах от лица нахала остановился. Вероятно, передумал. И правильно, рукоприкладство не выход. — Тогда у меня есть к тебе предложение! Чуе уж очень не понравился этот задорный блеск в глазах Дазая, когда тот оторвался от излюбленного окна и повернулся лицом к лицу к Накахаре. Он сглотнул. — Давай в правду или действие? — Искренне спрашивал Осаму. — Мы что, дети малые? — Всё напряжение Чуи как рукой сняло. — Я ролевые игры пока не предлагал, — убедительно отвечал Дазай. — Пока?! Осаму, ты... Чуя не успел договорить свою пламенную речь, которую только было начал, как его перебили. — Не злись раньше времени. Смотри, впереди ещё долгая ночь, а я сомневаюсь, что ты, как и я, намерен спать. Правда же? Не утруждай себя ответом. Нам бы пошло на пользу как-то провести вместе время, но то и дело играть в карты, — так себе вариант, не находишь? Ты и играть то толком не умеешь.. — В своих самых желанных грёзах я, без сомнений, буду наблюдать, как выбиваю тебе все зубы, один за другим... — Мечтательно проговаривал Накахара, а Дазай продолжал речь. — А игра в правду или действие служит хорошим вариантом с интересом убить время. Она равноценно полезна нам обоим, и я, в свою очередь, смогу попытаться вытянуть из тебя потаённых скелетов со шкафа, которых ты так тщательно не хочешь мне демонстрировать. И, обрати своё внимание, выбор "правды", или того же "действия", — не ограничен. — Осаму после сказанного ухмыльнулся, заставляя Чую впервые разглядеть свою хитрую и самоуверенную натуру. Лукавую, но это отчасти. — Пф, — усмехнулся Накахара, — убедил, я сыграю с тобой. — Он поднялся с пола и потянулся крепкими руками вверх, — но ты очень глуп, если считаешь, что я вообще выберу "правду". Чуя был спокоен и чётко уверен в своём выигрышном положении. На лице нарисована самодовольная улыбка, а глаза наполовину прикрыты и наконец отображают гармонию. Он потянул правой рукой левый рукав своей ветровки и высвободил одну конечность, после чего вовсе скинул с себя одеяние. Подняв с пола "тряпку", Накахара небрежно закинул вещь на нижнюю кровать. Глаза Дазая своевольно начали бродить по мускулистым и крепким рукам соседа, останавливаясь на сильных плечах и красивых изгибах. Чуя вовремя ему сообщил, что тот может начинать первым, ибо в противном случае Осаму рисковал забыть про игру и пуститься в размышления о всех возможных ситуациях, в которых мог бы почувствовать те самые руки на своём теле. — Полагаю, мне и спрашивать не нужно? Действие? Накахара садится на матрас и довольно кивает, после наклонив голову в бок. Он одарил Дазая по истине кошачьим взглядом, пока его воздушная рыжая чёлка неаккуратно падала в сторону. — Покроши все свои сигареты в окно. Прямо сейчас. Давай, вытаскивай пачку, — Осаму не шутил. Чуя округлил глаза: — Какого хуя, парень? — Вытаскивай, — Дазай ухмылялся. Вообще, его план был хорош. После нескольких заданных действий у Чуи должно пропасть какое-либо желание их без конца выбирать. К тому же, если сигареты, которые являлись ещё самым слабым и лёгким из всего возможного, раздавливали в данный момент нервы Накахары в лепёшку. Дазай смотрел на встревоженного красавца, который, скребя зубами, и отрывая любимейший табак от сердца, крошил сигаретки corsar² на рельсы одну за другой. Закончив, он тяжело вздохнул и сел обратно, забравшись пальцами в свои роскошные волосы, чем отчасти убрал чёлку назад. — Правда или действие? — Раздраженно и неохотно пробубнил Накахара. — Правда, — ничего не боясь, сделал выбор Осаму. Тем временем поезд ускорился и стал малость покачиваться, сейчас он доехал до района с не самыми лучшими дорогами. Да и сам по себе он являлся избытком прошлого. — Я тебе понравился? — Очень, — искренне проговорил Дазай — Даже не смутился, — разочарованно осунулся Чуя. — Моя очередь! — Тут же перехватил Осаму и продолжил, — выбираешь действие? — Вау, а ты догадливый, — процедил Накахара, — да, действие. Судя по лукавому взгляду, Дазай уже успел придумать нечто эффектное, и он бы это вот-вот озвучил, если бы не внезапный толчок вагона. Своей силой он качнул Осаму в сторону Чуи, и тот не удержал равновесие. Накахара, практически, не успел даже понять, что приключилось, но высокий сосед в считанные секунды полетел на него. Обошлось без травм и неловких столкновений, благодаря всё тому же Накахаре. Дазай упал коленями на пол, но его опора, вытянутыми в процессе полёта руками, о плечи Чуи, сильно смягчила падение. Чтобы было удобно, Осаму запустил руки ему за спину. Ему очень хотелось как-то подстебнуть собеседника, но эту идею прервал их же зрительный контакт. Ошарашенные ореховые глаза Накахары смотрели прямо вглубь коньячнвх напротив, — расстояние между ними около двух сантиметров. Такой возможности, пожалуй, рассмотреть во всех деталях очи Чуи, Дазаю ещё не предоставлялось. Прямо под стать ситуации, в вагоне несильно замигал свет. Парни до сих пор молчали. — Поцелуй меня. — Что?! — Чуя отшатнулся. Удивительно, что не поседел на месте. Для него за последние часы произошло уже достаточное количество, так называемых, потрясений. — Твоё действие, — промурлыкал Осаму. Чуя поцеловал. Он убеждал себя, что это лишь правила игры, которые он должен соблюдать. Всего лишь поцеловать незнакомца в вагоне поезда и забыть, как обыкновенный пустяк. Всего лишь неторопливо ласкать его мягкие губы и проникать языком всё глубже. Закрыть глаза и отдаваться порыву, тыкаясь кончиком носа в его лицо. Запускает пальцы в каштановые волосы на затылке он тоже лишь исходя из заданного ему действия. Накахара по-прежнему себе не признаётся, что целует его лишь потому, что сам этого хочет. Сильно хочет. Чуя продолжал дарить парню влажные поцелуи, даже когда свет в вагоне полностью погас, а прошло уже свыше семи минут. Осаму осторожно толкнул руками Накахару на матрас.