through ice

Нагито набрал побольше воздуха в легкие, стараясь успокоить себя, но все равно почувствовал, как страх и волнение снова сжали его внутренности. Оставалось две минуты. Если быть более точным, полторы. Костлявые белые пальцы Нагито стиснули крепче малиновую коробочку, и он прижал ее к груди. С каждой секундой он терял веру в реальность происходящего. Чем ближе был назначенный час, тем более нереальным ему казалось в самом деле чего-то дождаться. Это в каком-то роде успокаивало. Конечно, он не придет. У него миллион других записок, валентинок и подарков — нет ни одной причины, по которой он бы уделил время кому-то настолько незначительному. Ничего не произойдет; Нагито вернется домой, как обычно, и выбросит эту коробку, не дошедшую до своего адресата. Ему не придётся ничего говорить, не придется ждать ответа и трястись от страха. Ничего не изменится. На часах отобразилось 16:00, и, прислонившись спиной к коре раскидистой вишни, Нагито сухо сглотнул. Ему стоило из вежливости подождать еще-какое то время. Тогда, убедившись в провальности своей затеи, он вернется домой в умиротворяющем, таком привычном разочаровании… — Комаеда?.. — раздался приглушенный голос поблизости, и Нагито почувствовал, как кровь застыла в его жилах. Он резко обернулся — в паре метров от него, сунув руки в карманы, стоял Камукура. Та же идеально выглаженная форма резервного курса — Комаеда никогда не решался спросить, почему тот носит ее, будучи самым что ни на есть Абсолютным — и скучающее выражение лица; только несколько разноцветных пакетов, полных, очевидно, чужими подарками, и покоящийся на плечах светло-коричневый шарф выбивались из привычного образа. Кажется, ему его подарила Нанами. Засмотревшись на то, как очаровательно тот шел Изуру, Нагито на мгновение забыл, где находится и зачем. Вспомнив же, он в ужасе съежился под холодным взглядом. В своей идиотской записке, которую он затолкал в шкафчик чужой украдкой, Комаеда ничего не сказал о том, от кого она. И, хотя Абсолютной Надежде не составило бы труда узнать его по почерку, запаху и малейшей другой улике, едкий страх, что тот хотел увидеть кого-то другого, все же сковал Нагито. — Добрый вечер, Камукура-кун, — Комаеда состроил не слишком убедительную дружелюбную улыбку, и пальцы его дрогнули, рефлекторно стараясь спрятать жалкий подарок от чужого взора. — Извини, что трачу твое время… Мне и в самом деле жаль. Изуру ничего не сказал, только склонил голову к плечу и продолжил сверлить его пристальным взглядом. У Нагито колени едва ли не подгибались от переизбытка эмоций, которыми переполнило его чужое внимание; а ведь ему нужно было найти в себе силы сделать шаг навстречу и отдать шоколад. Господи, а что если он ненавидит шоколад?.. — В общем, сегодня праздник, — заговорил быстро Комаеда, потупив взгляд. — Когда люди поздравляют тех, кто производит на них особое впечатление… не подумай, будто я предполагаю, что ты не знаешь об этом! Едва ли кто-то настолько эрудированный, как ты, может не знать чего-то такого… Холодный, холодный взгляд. Холоднее февральского ветра и падающих на голые ладони снежинок. Нагито украдкой заметил, что вишневые глаза Изуру в окружающей его белизне казались темными, почти винными. Безумно красиво. Прочистив горло, он осторожно приблизился к Камукуре и продолжил, стараясь говорить отчетливее и лаконичнее: — Ты очень впечатляешь меня, К-Камукура кун, — это было самым нелепым признанием, которое твой мозг только мог сгенерировать; браво, Комаеда. — Поэтому прими это, пожалуйста. Я не настаиваю, можешь отказаться, или выбросить это. Но я был бы… очень счастлив, если бы… ах… Где-то на середине своей обрывочной речи он протянул розовую коробку конфет с письмом, не слишком аккуратно примотанным к ней ленточкой, Камукуре. Его рука отчаянно дрожала. Комаеда зажмурился. Те мгновения, что он ожидал чужой реакции, ощущались как пытка. В конце концов, он почувствовал на подарке вес чужих пальцев. И едва удержался от облегченного вздоха. — Спасибо большое, Камукура-кун! — с почти истеричным смешком поблагодарил Нагито, практически впихивая коробку в чужие руки и стремительно отстраняясь. — Ты так добр к такому жалкому, жалкому мусору. Еще раз извини… Пожалуй, мне пора… В глазах цвело марево ужаса и стыда, пока Комаеда, отвернувшись шаг за шагом сбегал подальше. Шаги становились быстрее; иногда он запинался, наверняка делая себя в чужих глазах еще более никчёмным. О боже, какой позор. Зачем он это все затеял? Что это был за цирк? Он не сказал ничего полезного, только заставил того, кого любит и ценит больше всего в жизни, ненавидеть его еще сильнее. Это конец. Теперь Нагито даже не позволит себе милости смотреть на него украдкой. После такой провальной попытки порадовать его — никогда. Не видя ничего перед собой, он в конце концов перешел на бег, стараясь исчезнуть с чужих глаз так быстро, как позволяли ноги. Холодный воздух, переполнявший легкие, колол их тысячами игл изнутри; ледяной ветер в лицо заставил глаза наполниться слезами. Мимо промелькнул школьный двор, корпуса, занесенный снегом фонтан, теплицы, стадион; кажется, никогда в жизни он еще так долго не бегал. И все это время в мыслях пульсировала страшная, всепоглощающая самоненависть. В конце концов сил не осталось. Остановившись, тяжело, с болью дыша — нездорвое тело определенно не привыкло к таким испытаниям — Нагито стер рукавом с лица катящиеся по нему пот и слезы, с трудом выпрямился и огляделся. Вокруг расстилалось белоснежное полотно; на периферии виднелись припорошенные голые кусты, а за ними — густой хвойный лес. За спиной на расстоянии темнелись здания академии. Это озеро. Он на озере. Нагито настороженно свел брови. Он сделал шаг назад, и что-то под ним угрожающе хрустнуло. Под снегом этого было не разглядеть, но сомнений оставалось мало — он, не отдавая себе отчета, оказался на заледевшем озере. И нельзя было сказать, что замерзшая корка, подвергнувшаяся конфронтации с его тяжелыми шагами, теперь его выдержала бы. Комаеда криво, горько ухмыльнулся. Ну разумеется. Его удача-насмешница решила взять слишком много за пару мгновений рядом с его идолом. Ничего удивительного, если теперь он, совершенно не умеющий плавать, умрет прямо здесь. Что ж, по крайней мере, ему больше не придётся смотреть Камукуре-куну в глаза. Но все же стоять на месте было бессмысленно. Еще один короткий, шаркающий шаг назад; за ним — следующий. Комаеда в отчаянии пытался прикинуть, сколько ему еще до берега, но идей было мало; под толстым слоем снега лед от почвы отличить не удалось. Какая нелепая ситуация. Какой же он неудачник. Еще пара шагов была проделана с переменным успехом. Лед, тем не менее, продолжал хрустеть под ним угрожающе. Но даже так, против воли Комаеда немного приободрился. Возможно, ему бы даже удалось уйти живым. В каком-то смысле, это было не худшим исходом. Хотя бы уличные кошки, которых он изредка кормил, не остались бы голодными… Стоило последней мысли возникнуть у него в голове, как под его подошвами раздался резкий, громкий треск. Сердце его, кажется, перестало биться. Парализованный ужасом, он пару секунд балансировал на месте, чувствуя, как лед под ним понемногу проминается. Еще мгновение, и он с придушенным криком провалился под воду. Темнота и обжигающий холод. Попытки схватиться за кромку льда оказались провальными — тот обломился прямо под пальцами. В мыслях не осталось ничего, кроме слепого страха перед смертью, и легкие, в миг заболевшие от недостатка кислорода, резануло от холодной воды, которая туда попала от неосторожного вздоха. Пропитавшаяся ледяной водой одежда тянула вниз сильнее и сильнее; сизое небо, светящееся сквозь толщу воды, отдалялось больше и больше. Это конец. Абсолютно точно. Нет сил и пытаться. В этой ледяной темноте в разуме Нагито тускло вспыхнула одна-единственная мысль, одно слово, имя. Будто каким-то чудом его обладатель мог появиться рядом и спасти его никчемную, бесполезную жизнь. «Изуру» глухо прозвучало в подсознании, и в то же мгновение резкий рывок вверх выдернул его из-под воды. Комаеда не сразу понял, что произошло. Темнота сменилась ослепляющей белизной вновь. Холод сковал все тело до боли, но едва ли это то, что его в тот момент волновало. Его волокли куда-то по снегу. Он был жив. Жив. Безумная догадка заставила его задохнуться. И, когда движение прекратилось, и его спаситель упал рядом на колени, пытаясь отдышаться, та стала одновременно сладкой и страшной явью. — К-Камукура-кун, — прохрипел Нагито, пытаясь подняться. Сотрясающая все тело крупная дрожь ему не дала. — Молчи, — прервали его резко, и он послушно заткнулся. Изуру, простояв так еще с полминуты, поднялся снова. — Встать можешь? Комаеда слабо помотал головой. Хмыкнув, Камукура кое-как заставил того подняться, закинул его руку себе через плечо и потащил дальше, в сторону ближайшего здания. Телу Нагито было так холодно, что сознание едва ли успело обработать, насколько близко он находился к объекту своего обожания. Все вокруг было белым, и белизна эта слилась в одно слепящее месиво. В ушах звенело. Остатки мышления стремительно утекали, как песок сквозь пальцы. В конце концов, он отключился, роняя голову на чужое плечо. *** Первым что ощутил Комаеда, как только очнулся, было тепло. Сквозь веки глаза резал приглушенный свет. Тишина, прерываемая только тихим плеском и журчанием, заполнила уши. Хотелось спать дальше, но что-то требовало открыть глаза. Воспоминание о чем-то особенно важном. Со слабым болезненным стоном он поднял веки. Контуры помещения, в котором Нагито находился, вскоре вырисовались — это была душевая академии, пристроенная рядом с просторным стадионом. Конкретно он же сейчас сидел по грудь в теплой воде, наполнявшей просторную ванную. Юноша чуть нахмурил брови. Как… он здесь оказался? Оторвав голову от бортика, он опустил взгляд и понял, что здесь он не один. По воде, подобно черным змеям, расползлись чужие пряди. Обняв колени, напротив него сидел Изуру, и винные глаза его мрачно поблескивали сквозь мокрую челку. Лавина воспоминаний обрушилась на Нагито. он чуть поежился. — Ты очнулся, — констатировал Камукура. Слабый кивок. — Как самочувствие? — Намного лучше, — прислушавшись к себе, отозвался Комаеда. Чужой тяжелый взгляд вдруг заставил его оробеть, и даже позволить бесчисленным тревожным мыслям расползтись в мозгу было неловко. — Ты… меня сюда привел? Теперь кивнул Изуру. Нагито сглотнул. На языке вертелось множество вопросов, которые спрашивать было неуютно. Его все еще чуть морозило и потряхивало, но в горячей воде находиться было потрясающе приятно. Комаеда ссутулился сильнее, позволяя той накрыть плечи. Его взгляд скользнул по Камукуре. Осознание, с кем и в какой ситуации он находился, должно было пугать, но его так клонило в сон, что не было сил даже нервничать. Щеки только залились пунцовым сильнее, стоило их обладателю засмотреться стекающие по чужой бронзовой коже капли воды. — Спасибо большое, — тихо проговорил он, смущенно отводя взгляд. — Извини, что тебе пришлось… рисковать собой… и тратить время, и… Голос Нагито окончательно погас, и он погрузился в воду почти до глаз, надеясь, что горящие от стыда щеки будут не так заметны. Изуру же было, судя по всему, к облегчению Комаеды, плевать — он продолжал сверлить пространство бесцветным взглядом. — Ты не просил меня тебя вытаскивать, — произнес он вдруг, поднимая глаза на Нагито и заставляя того вздрогнуть. — За что ты извиняешься? — Ну, — протянул юноша, к которому были обращены слова. — Если бы я не позвал тебя… если бы не мой никчемный подарок… — Ах да, — перебили вдруг его. — Подарок. Камукура посмотрел куда-то в сторону, и Комаеда проследил за его взглядом. У обогревателей, прямо на кафельной плитке, была разложена их сырая одежда. Рядом с потемневшим от воды пиджаком Изуру покоилось то, что когда-то было тем самым подарком. Из-за влаги оно превратилось в кучу размокшей бумаги. Нагито почувствовал, что готов разрыдаться. Он потратил столько времени Изуру, чтобы отдать это ему. Переписывал свое письмо с десяток раз. Черт с ним, с шоколадом — его бы он купил еще миллион раз, но… Теперь он точно никогда в жизни не скажет ему о своих чувствах. Не после того, как первая и единственная попытка закончилась таким образом. — С остальными твоими подарками… то же самое? — зачем-то слабо поинтерсовался Комаеда, кривясь, будто от физической боли. Мысль о том, что хотя бы чужие знаки внимания не пострадали, показалась в какой-то степени утешительной. — Они не попали в воду, — Изуру кивнул. — Твои же лежали во внутреннем кармане. Прошу прощения. Нагито тихонько усмехнулся с горечью. Разве заслужил он, чтобы у него просили прощения? Наверное, оно и к лучшему. Бессвязный бред, который он там написал, никогда не должен был быть прочитанным. Его нелепая влюбленность должна была умереть с ним, и теперь так и будет. Зачем вообще Изуру положил их отдельно? Должно быть, чтобы выбросить. Ведь едва ли настолько великолепного во всех отношениях человека могло хоть самую малость заинтересовать внимание такого жалкого, никчемного, бездарного… — Что там было написано? — А?.. Комаеда уставился на юношу напротив с искренним непониманием. Быть может, он хотел над ним поиздеваться? — Письмо. Что там было? — Я не… помню всего, — замялся Нагито, надеясь, что его слабая ложь сработает; но, наткнувшись на непроницаемый взгляд, вздохнул. — Всего лишь несколько комплиментов. То, что я восхищаюсь тобой и твоей надеждой. То, что он его любит. В ворохе извинений, отчаянно дрожащей рукой, в ужасе от самого себя, он едва ли разборчиво вывел это «я так люблю тебя». Это было сложно, но проще, чем сказать вслух. Но теперь, выбора, кажется не было. Глубоко-красные глаза продолжили смотреть с ожиданием. Нагито чувствовал себя так, будто вот-вот потеряет сознание. — Там было, — проговорил он, обнимая себя руками. — Я говорил там, что… о господи, Камукура-кун, не смотри на меня так, прошу тебя; ничего особенного ты не услышишь… Его бормотание было прервано шумом, раздавшимся из раздевалки, и Нагито съежился. В то же время он почувствовал облегчение, что этот диалог завершать не придется. Хотя бы пока. Меньше минуты — и в душевую невозмутимо ворвалась некая девушка; ее глаза гневно сверкали, а длинные белые волосы развевались, хотя ветра в помещении не наблюдалось. Комаеда от ее резкого появления чертыхнулся. Камукура только перевел на нее взгляд. — Спасибо, Кузурю-сан, — кивнул он ей. Та в ответ фыркнула и бросила на пол в их сторону спортивную сумку. Кузурю-сан? — В следующий раз, когда решишь самоубиться — на мою помощь не рассчитывай, — девушка подперла бока кулаками. Ее взгляд, зелено-золотой, острый, как меч, царапнул Комаеду, и он захлопал глазами — почти испуганно. — Было бы ради чего подыхать! Разберись со своим вкусом в мужчинах, Камукура. Оставив Нагито в полном замешательстве, девушка так же стремительно ретировалась. — Это моя бывшая одноклассница, — прокомментировал Изуру, глядя ей вслед. — Сестра Кузурю, да. Я попросил ее принести нам сухую одежду. Надеюсь, ее брат не узнает. Умирать я пока не планирую. Комаеда неловко засмеялся, но смех его быстро сошел на нет — со слишком уж серьёзным лицом Камукура это сказал. Вода уже стала остывать. Им стоило из нее выбираться. *** В этом году вишня расцвела рано — уже в десятых числах марта лепестки уже начали проклевываться на ветвях. На склоне дня, поодаль от академии, под тем же раскидистым деревом, Нагито стоял, запрокинув голову, и наблюдал, как розовеющая крона покачивается на ветру. Без двух минут четыре. Вечер был теплым, но Комаеду слегка трясло. Как он себе говорил — от еще не прошедшей простуды, после которого холод стал ощущаться острее; на деле же — скорее от старательно подавляемого волнения. Нечего волноваться, говорил он себе. Должно быть, это злая шутка, повторял Нагито, мелко подрагивающими пальцами поглаживая края записки. Бессмысленно на что-то рассчитывать. Записка лежала в его шкафчике — аккуратно сложенная, запечатанная в конверт. Прочитав содержимое, Комаеда едва ли не задохнулся. Сухие печатные буквы едва ли могли выдать автора, но больная, пламенная надежда вспыхнула на мгновение в груди. Либо это совпадение, либо издевка, либо… В конце концов, причина, по которой некто определенный мог связать между собой это время и это место, существовала. Всю дорогу до обозначенного в записке места встречи Нагито старательно подавлял в себе желание сбежать. Даже если над ним всего лишь хотели посмеяться, развеселить его было бы честью. Но как же было страшно. Пришел он, как обычно, раньше нужного — и теперь ждал, трясся, перебирал в голове пути отступления, подавлял идиотские мечты о том, что может быть, может быть, может быть, все это было все же не розыгрышем, гладил благоговейно идеально ровные буквы и еще раз ждал. Время тянулось отвратительно медленно. Но в конце концов назначенный час наступил. И чужой силуэт, темный, выученный наизусть, вновь возник, будто из ниоткуда. — Камукура-кун, — поприветствовал Нагито севшим голосом и махнул рукой приветственно. Все внутри затрепетало. Разговаривать с ним за последние дни стало едва ли, но все же легче. После переохлаждения в ледяной воде Комаеда все же слег с простудой, которая позже обернулась воспалением легких. На ноги он встал всего несколько дней назад. Камукура же, казалось, никак не пострадал — продолжал ходить в школу и почти каждый день после нее заходил к Нагито, чтобы передать домашнее задание и объяснить пропущенный материал. Такое внимание было приятным до невозможности — и столь же пугающим. Чтобы себя успокоить, Комаеда тешил себя мыслью, что делал он это только по просьбе Юкизоме или Нанами. Но те обе на его осторожные вопросы только похлопали глазами удивленно и сказали, что его не просили. Об этом Нагито до сих пор думал каждый божий день. Как и о словах младшей Кузурю. Как и о чужом желании узнать, что же было в том письме. Как и о том, что Изуру все-таки пришел. Что странно, про то незавершенное признание они так ни разу и не поговорили. — Здравствуй, — Камукура кивнул ему, делая шаг навстречу. Его взгляд был направлен куда-то в сторону — необычно, зная его привычку пялиться на людей в открытую, сканируя их души насквозь. — Как твое самочувствие? — Нормально, — ответил Нагито, заталкивая руки, которые ему некуда было деть, в карманы, и опуская глаза тоже. — Ты… что-то хотел? Если хочешь посмеяться надо мной, унизить меня, сейчас самое время, умоляю, не будь таким заботливым, не мучай меня-- Чужая рука вдруг протянула ему обвязанную лентой плитку шоколада. Белого. — С белым днем, Комаеда. Боже. Нагито тихо ахнул. Ему это снится, верно? Не может быть такого. Он ведь не в седзе-манге. Его жизнь — это скорее жестокий триллер. В такой нет места любви всего его сердца, вдруг отвечающей на его чувства под цветущей сакурой. И тем не менее… — Спасибо, — слабо проговорил он, принимая подарок дрожащими руками. — О бог мой, спасибо, спасибо, я совсем этого не заслуживаю, ты так добр ко мне, я… Ох, Камукура-кун… Изуру молча кивнул. Нагито тяжело сглотнул, пугаясь повисшей тишины, но брошенный украдкой на Камукуру взгляд вдруг дал ему понять, что молчит тот не потому, что не хочет с ним разговаривать — а, кажется, не знает, что сказать. Подумать только. Какой страшно неловкий момент — и какой в то же время святой. — Ты, должно быть, серьезно растратился, чтобы ответить на подарки всем, кто тебя поздравил, — хихикнул Комаеда немного нервно, бережно прижимая плитку к груди. А ведь он даже не любит сладкое. — Я поздравил только тебя, — отозвался Камукура. Только его. Лихорадочно перебрав в голове все возможные плохие исходы, Нагито понял, что даже не представляет достаточно плохой удачи, которая могла бы уравновесить такое количество счастья. — За что же ты так со мной, Камукура-кун, — пробормотал он, опуская голову. Молчание повисло вновь. Погруженный в свои мысли, Нагито не сразу заметил, как близко Изуру к нему оказался — пока чужие пальцы не скользнули по его челюсти, мягко заставляя поднять взгляд снова. — Я долго анализировал, как работает твоя удача, — проговорил он, снова смотря сквозь Нагито. — Что ею движет и как устанавливается тот баланс, с которым тебе приходится иметь дело. И все еще не могу понять. Все еще не представляю, как ее обуздать. Ты странный, Комаеда. Твои убеждения, твоя жизнь, твой талант. Застыв, Нагито слушал его и боялся двинуться. — Я бы даже сказал, необычные, — тихо продолжил Изуру, наконец глядя ему в глаза. — Позволь мне… изучить тебя вблизи. Может, ты дашь мне то, чего я так долго ищу. В глубине теперь светло-красных, почти алых глаз мерцала искра интереса, такая очаровательная. Засмотревшись на нее, Нагито завороженно вздохнул. — Тебе не нужно даже просить, — поговорил он тихо. — Замечательно. И тогда Изуру его поцеловал. *** я это сделал

о боже ты это сделал я больше не буду пожимать тебе руку

целоваться так приятно

ТЫ ЕГО ПОЦЕЛОВАЛ господи вымой рот с мылом прежде чем со мной в следующий раз разговаривать

мне кажется, я счастлив

влюбленный дурак самый тупой абсолютный в мире я в тебе разочарована ...... и немного за тебя рада

спасибо, кузурю

не за что не забудь что за тобой должок за этот шоколад! тебе стоит заранее запасаться подарками для своего благоверного пока на полках еще что то есть!!!

кстати, он не любит сладкое

. … ..... вы оба умрете страшной смертью